в какой стране изобрели кетгут история медицины
История шовного материала
История возникновения шовного материала началась еще несколько тысяч лет назад до нашей эры. Уже тогда в китайском трактате упоминались кишечные и кожные швы с использованием «нитей растительного происхождения». За тысячу лет до нашей эры Caraka Samhita подробно описал применение муравьев с широкими челюстями при операциях на человеке. Ширина челюстей таких муравьев достигала 7мм. Челюстями муравья захватывали края раны и он, сводя челюсти, соединял края раны. В последствии туловище муравья отсоединяли от головы, которая оставалась в самой ране. В 175 году нашей эры знаменитым хирургом Галеном был описан кетгут. Интересен тот факт, что с английского языка Кетгут переводится как – кишка кошки. В Риме слово «кетгут» пошло от kitgut или kitstring – шнурок или нить для ранца римского легионера. В Европе кит переименовали в кэт и стали говорить «кишка кошки». В 19 веке Джозеф Листер описал методы стерилизации нитей кетгута и они пошли в широкую практику, как единственный рассасывающийся материал. В 11 веке впервые было описано применение в хирургии – шелка. Но широкое его внедрение в шовную хирургию произвел Кохер только в 20 веке. В последствии многие европейские хирурги быстро переняли у него этот материал. Большой интерес хирургов 20 века привлекали собственные ткани организма, как материал для швов. Использовали разнообразные рассасывающиеся материалы для шва раны: нервы собаки (Преображенский П.М.), китовый ус, сухожилия крысиных хвостов, сухожилия и сосуды нутрий, кошек, сухожилия оленей и т.д. Однако ни один из предложенных методов не нашел применения в хирургии. В 20 веке немцы Герман и Холь впервые получили поливиниловый спирт, который считается первым синтетическим шовным материалом. А немного позже в Америке знаменитый хирург Коротерс повторил открытие немецких ученых и назвал полученный материал нейлоном. А.Р. Катц в 1962 году, изменив методику полимеризации полиэфира, получил «линейный полиэфир». Линейность молекулярных компонентов повысила прочность, инертность и высокую стабильность эфиров. Таким образом полипропилен появился на четверть века позже. В 1974 году был представлен викрил, как сополимер лактида и гликолида. По сравнению с дексоном, викрил дольше сохраняет прочность. В 1980 году появились монофиламентные синтетические рассасывающиеся шовные материалы, такие как максон (Maxon) и ПДС (PDS). И, наконец, в 1994-1996 годах созданы синтетические материалы биосин и монокрил. Для воплощения в жизнь разработок ведущих специалистов страны в области игольных и высокоточных технологий, таких как получение сверхчистых поверхностей игл, ионновакуумных цветообразующих покрытий, трёхступенчатой прецизионной заточки и выполнение особо прочных замковых соединений хирургических нитей с иглами, в 1990 году была создана медицинская компания «ВОЛОТЬ». Таким образом, наше время представляется, как эра синтетических рассасывающихся шовных материалов. Интересные исторические факты. Возникновение и развитие хирургического шовного материалаМедицина существовала на протяжении всего развития человечества и являлась одной из самых важных видов деятельности. В древности почитались шаманы и знахари, ставшие в современном мире профессиональными врачами. Умение излечивать тело считалось волшебным или магическим даром. Однако медицина не магия, а наука, которая все это время не стояла на месте, а ускоренно развивалась. И теперь уже большая часть тех случаев, которые раньше считались смертельными, вылечивается. Хирургия всегда оценивалась, как одна из важнейших областей медицины. Зашивание ран на поле боя или после битвы было неотъемлемой частью работы военного медика. Первые упоминания о шовном материале обнаружены в китайском трактате о медицине за 2000 лет до нашей эры. В нем сообщалось о «нитях растительного происхождения», используемых для создания кишечного или кожного шва. Самым удивительным, пожалуй, шовным материалом являются описанные за 1000 лет до нашей эры муравьи с широкими челюстями. В это сложно поверить, но их челюсти использовались, как держатели тканей. Дело в том, что размах этих челюстей достигал 7 мм. Края раны стягивали так: подносили живого муравья, он кусал и тем самым, сводя челюсти, соединял края раны. Затем его убивали, отрывая туловище, а голова оставалась в качестве держателя шва. Далее хирургические шовные материалы были более понятными, но, все же, очень диковинными для современной медицины. Среди описанных индийским хирургом Сушрутом, проживавшим за 600 лет до нашей эры, можно встретить такие, как конский волос, лоскуты кожи, сухожилия животных, древесные волокна, нити из хлопка. Используемый и в настоящее время шовный материал кетгут впервые был упомянут в 175 году нашей эры Галеном. Это слово было образовано от римского kitgut или kitstring, обозначающего шнурок или нить для ранца римского легионера. В дальнейшем, европейские врачи, переняв данный опыт, переименовали нить в кетгут, что в переводе с английского (cat gut) означает «кишка кошки». После нитей кетгут поиски лучшего шовного материала не останавливались. В XI веке было первое упоминание об использовании шелковых нитей. Есть вероятность, что в Китае они применялись в качестве шовного материала гораздо раньше. Но подтвержденное письменное свидетельство датируется 1050 годом. Стоит отметить, что шелк первоначально использовался не массово. Его широкое распространение будет еще гораздо позже. Спустя несколько веков, Кохер сделал применение шелковых нитей более масштабным. В средневековье одно время швы были буквально золотыми. Дело в том, что золото является инертным веществом. Именно благодаря этому его свойству, оно и использовалось в качестве материала для хирургических нитей в XV веке. Чуть позже в XIX веке, когда хорошо были изучены антисептические свойства серебра, стали применять серебряные нити для швов. Это описал Симс в 1857 году в одной из своих работ. Одновременно с серебряными нитями в употреблении были и «комплексные». Они производились из «льна, пропитанного гумми». Начало двадцатого века ознаменовалось второй жизнью нитей кетгут. Были описаны методы его стерилизации, а в 1908 году Джозеф Листер впервые предложил использовать хромированный кетгут. Вообще двадцатый век ознаменовался новой волной разнообразных экспериментов с шовным материалом. Что только не пробовали использовать хирурги! Из масштабного списка отметим: китовый ус, сухожилия крысиных хвостов, оленей, кошек и нутрий, нервы собаки, сосуды кошек и нутрий и многое другое. Даже, исходя из представленного списка, можно понять, что поиски были активными. Первый шовный материал, полученный синтетическим образом, был изобретен в Германии. Немецкие ученые Херман и Хохль в 1924 году произвели поливиниловый спирт. Глобализация и информационная структура в то время были не на том уровне, как сейчас, поэтому нередки были «повторные» открытия. Так, в 1927 году американский ученый Коротерс вновь открыл данное вещество и дал ему название нейлон. Далее открытия идут буквально друг за другом. Наука быстрыми темпами движется вперед. В 30-х годах XX века изобретаются капрон (полиамид) и лавсан (полиэфир). В 40-х годах более широко начинают использоваться комплексные нити. Эти нить представляет собой, например, капроновую основу с полимерным покрытием. В 1956 году появляется принципиально новый шовный материал – полипропилен. В 1962 году Знаменитый ученый Катц изобрел линейный полиэфир с помощью изменения методики полимеризации полиэфира. Полученная нить стала более прочной и инертной. 70-е года XX века отметились не только созданием политетрафторэтилена (тефлон), который превышал по инертности ранее известные материалы, но и получением первых рассасывающихся синтетических нитей. В 1971 году был изобретен дексон, являющийся сополимером гликолевой кислоты. В 1974 году получен викрил, представляющий собой сополимер лактида и гликолида. Данный шовный материал сохранял прочность более долгое время, чем дексон. В 1980 году были произведены максон и ПДС. Они являются монофиламентными синтетическими рассасывающимися материалами… На сегодняшний день ассортимент шовного материала невероятно велик. Ведется постоянное усовершенствование свойств хирургических нитей. И это не удивительно. Ведь от них не в последнюю очередь зависит исход любой операции. Правильно подобранный и качественно выполненный шовный материал – половина успеха хирургического вмешательства. Хирургический шов: эволюция нити и иглыКто первый решил соединить края раны нитью — мы этого никогда не узнаем. Наверняка это было в те времена, когда человек носил шкуры животных, соединяя куски меха жилами животных. Чем и как будем соединять ткани? Хирургический шовКогда человек решил соединить и сблизить края раны мы никогда не узнаем. Но что характерно: за многие века самые востребованные хирургические инструменты по сути не претерпели значительных изменений. Самое первое упоминание об использовании иглы и нити при операциях мы найдем в древнеегипетских папирусах, написанных 4,5 тыс лет назад. Древнеегипетские жрецы довольно избирательно подходили к лечению ран. Небольшие раны предоставляли самостоятельному заживлению, более существенные сводили при помощи ткани с клейким составом (прообраз современного пластыря), а значительные раневые дефекты ушивали при помощи медной иглы и нити из хлопка. Также можно найти описание перевязки крупных сосудов нитью. Если почитать о медицине средневековья, то можно найти упоминании об открытии такого метода остановки кровотечений. Открытии без кавычек: менялось время и цивилизации, многие передовые для своего времени методы лечения утрачивались. В разные эпохи и в разных местах земного шара люди могли приходить к сходным решениям. В Индии, в строках из Аюрведы (9 век до н.э) есть описание сшивания ран льняными, пеньковыми, сухожильными нитями, конским волосом. В 4 веке нашей эры выдающийся врач Сушрута описал оригинальный способ: края раны соединялись с помощью челюстей гигантских муравьев. Муравей сжимал кожу гигантскими челюстями, после чего отрывали тельце муравья (такой метод известен в Африке до сих пор). В древнем Китае применение хирургических швов описывается уже во 2 веке до нашей эры. Обычно использовали нити джута и жилы животных. Позднее (через 3-4 столетия) начали применять шелк, нити конопли. В 7 веке н.э. китайскими хирургами освоены методики кишечного шва при проникающем ранении брюшной стенки:»Если оба конца разорванной кишки внутри, то их можно соединить. Для этого быстро сшивают их иглой с нитью и смазывают место соединения куриной кровью и немедленно вправляют внутрь». Наивысшего расцвета медицина и хирургия древности достигла в эпоху Римской империи. Достижения хирургии этого времени связаны с такими именами, как Гиппократ и Гален. Но в учении «О ранах» есть единичные упоминания о шве с нитями, почти все раны лечились консервативно под повязками (в основе лежат принципы Гиппократа: использование собственного потенциала организма к заживлению). Основоположник анатомического подхода, человек, который повлиял на развитие медицины в последующее тысячелетие — Клавдий Гален, разделял раны на те, которые нуждаются в закрытии швами и те, которые имеют признаки нагноения и требуют открытого лечения. При изучении истории шовного материала имя Клавдия Галена ассоциируется с первым применением кетгута. Именно Гален в качестве шовного материала использовал скрученные волокна из подслизистого слоя кишок овец. Слово кетгут («kitgut») обозначает шнурок, закрывавший ранец римского легионера. Почему Гален решил применять материал из стенки кишки? Вероятно он был более пластичен и вызывал меньшее воспаление, чем сухожилия, был способен биодеградироваться (распадаться) в отличие от льна и хлопка. Традиции греко-римской школы в дальнейшем повлияли на развитие хирургов Византийской империи. Более всего был известен Павел Эгинский. Вот как описывает он технику обработки грыжевого мешка:»… нужно взять иглу со вдетой в нее шелковой ниткой, сложенной в десять раз а затем еще вдвое и проколоть ею посередине у конца брюшины. После этого, отрезав нитку у иглы, получим четыре конца ниток, которыми грыжевой мешок перевязывается крестообразно. Концы ниток еще раз обматывают и завязывают узлом, чтобы не оставить ни одного питательного сосуда. Через это предотвращается воспаление». С падением Византийской империи в Европе началось то время, о котором сейчас говорят как «мрачное средневековье» В этот период хирургия была выведена из медицины и была делом ремесленников — цирюльников. Но все же греко-римские школы, достижения Византийской империи, а также труды хирургов Древней Индии и Древнего Китая послужили основанием для развития хирургии на Ближнем и Среднем Востоке. Самый известный из арабских хирургов — Альбукасис (Аз-Захрави) из Кордовы (10-11 век), уделял большое значение проблеме хирургического шва. Он отмечал, что формирование шва является манипуляцией,универсальной для всех областей тела. Именно Альбукасис, ссылаясь на труды Галена, первым начал широкое использование кетгутовых нитей, отметив их способность к рассасыванию. Безусловно, наивысшего расцвета медицина средневековья достигла в трудах ученого и мыслителя Авиценны (Ибн-Сина). Анализируя опыт Гиппократа и Галена, Авиценна разработал несколько собственных методик по ушиванию ран. Одним из вариантов являлся кожно-мышечный матрацный шов, другим — непрерывный матрацный шов. В заключение следует отметить, что в Древнем мире хирургический шов обладал свойствами, сходными с современными. Для формирования шва применялись металлические иглы, в которые вдевалась нить. Нити были растительного и животного происхождения, а также металлическая проволока. Несомненно, что самый большой вклад в развитии хирургии Европы средних веков внес Амбруаз Паре. Он первым применил прошивание сосуда на протяжении (то есть не в области патологического очага или повреждения, а проксимальнее, то есть несколько ближе к сердцу). Он усовершенствовал во многом изменил методы лечения огнестрельных ран, отказавшись от их варварского выжигания раскаленным железом или кипящим маслом и используя наложение повязок и мазей (не удивительно, что воины предпочитали умереть на поле боя, чем попасть раненым в лазарет). Хирурги-современники Амбруаза Паре останавливали кровотечения тампонадой мелких сосудов. Кровотечение из культи останавливалось (!) путем опускания ее в кипящее масло (по другому останавливать кровотечение из крупных сосудов не могли). Пережить такое «лечение» было не под силам половине больных. Вид кипящего котелка перед палаткой хирурга убедительно говорил, что… лучше уж наповал. Паре применял прошивание сосуда на расстоянии от области ампутации. И благо, кончилось кипящее масло в том котелке перед палаткой во время сражения. Паре ничего не оставалось как попробовать мазевые повязки (о чем он поначалу очень переживал), результат его приятно удивил. Но об этом в другой статье. Век Просвещения (18-19 век) связан с именами Пти, Дезо, Гейстера, Потта, Хантера, Дюпюитрена, Ларрея, Лисфранка, Нелатона, Купера, Диффенбаха, Лангенбека. Эти имена до сих пор звучат в повседневной хирургической речи в знак глубокого уважения к ученым, описавших ряд анатомических образований, клинических симптомов, предложивших и освоивших передовые для своего времени оперативные вмешательства,создавших для этого специальные медицинские инструменты, многие из которых до сих пор находятся в арсенале хирургии. Во второй половине 19 века накопилось достаточно знаний и научных открытий, которые позволили качественно изменить возможности хирургии: антисептика Листера, методология асептики Бергмана, Шиммельбуша, наркоз, топографическая анатомия Пирогова («Ледяная анатомия»). Все это дало возможности для возникновения абдоминальной и торакальной хирургии, оперативной гинекологии, нейрохирургии. Если говорить о проблемах хирургического шва, то наиболее значимым нововведением стало внедрение методов антисептики Джозефом Листером. Если конкретнее — предложил обеззараживать кетгут в растворе карболовой кислоты. Обработку шовного материала он считал необходимым условием, наряду с операционным полем и инструментами. Сразу же сменилось представление о нагноении как нормальном течении любого раневого процесса. Бергманн впервые применил для стерилизации действие высокой температуры кипящей воды и пара. Именно с приходом асептики и антисептики начиная со второй половины 19 века начинает развиваться абдоминальная хирургия. Краеугольным камнем последующих десятилетий в абдоминальной хирургии становится кишечный шов (да и всей пищеварительной трубки: желудок, пищевод). Сейчас можно насчитать около 300 методик формирования швов желудочно-кишечного тракта. Абсолютное большинство их основано на применении нити и иглы (сейчас, конечно еще и степлерный способ). В основе кишечного шва легли эксперименты М.Биша который показал, что соединение и герметизация стенки кишки идет за счет склеивания серозной (наружной) оболочки. Серозно-мышечный шов. Позволяет при затягивании соединить серозные (наружные) оболочки кишки По началу А.Жобер предложил одиночный сквозной шов кишечной стенки, затем А. Ламбер продемонстрировал серозно-мышечный шов. А в 1867 году Е. Альберт предложил формирование двухрядного шва, который в модификации используется и сейчас. Обязательно стоит сказать, что появлению распространенного сейчас серозно-мышечно-подслизистого шва мы обязаны Н.И. Пирогову. Пирогов предложил захватывать в шов не только серозу и мышечный футляр, но и подслизистую пластинку, что принципиально увеличивает прочность анастомоза (это самый прочный слой кишки).
Хирурги продолжали повсеместно применять шелк и кетгут до середины 20 века, когда химическая промышленность дала новые синтетические материалы. Но уже в 1924 году немецкими химиками В. Германом и В. Гонелем была получена поливиниловая кислота, а из нее был получен нейлон. Названием обязан двум городам — Нью-Йорку и лондону (NYLON, New York и London). В том же, 1938 году, В Германии П.Шлак синтезировал полиамид под названием перлон (у нас известен как капрон). В связи с недостаточной прочностью полиамидного моноволокна, применяют плетеные и крученые нити. В дальнейшем выяснилось, что полиамиды способны к биодеградации. Так что капрон рассасывается через 2-2,5 года. В 1946 году Д. Уинфилдом и Дж. Диксоном был синтезирован полимер — полиэтилентетрафталат. В СССР появился после 1949 года под названием лавсан. Он оказался более прочным чем ранее используемые материалы и абсолютно не рассасывался в тканях. Современный шовный материал Ну и наконец-то о нем… 1953 год знаменуется рождением монофиламентного шовного материала — полипропилена. Немецкий химик К. Циглер и итальянец Дж. Натта за технологию синтеза полипропилена удостоены Нобелевской премии. Полипропилен биологически инертен, стабилен в тканях организма, прочен. Благодаря своей идеально гладкой поверхности сейчас является «золотым стандартом» атравматичности шовного материала. Он произвел революцию в сосудистой и кардиохирургии, но так как полипропилен практически не распадается в тканях, он не может считаться идеальным материалом для хирургии внутренних органов. Продолжились поиски материалов, в которых бы сочетались прочность, биологическая инертность и способность с течением времени распадаться в тканях. В 1970 году были созданы нити из полимера гликолевой кислоты — Дексон, а чуть позже — в 1974 году — Викрил. Самые часто используемые шовные материалы современности. Время рассасывания в тканях нитей из этого материала прогнозируемо в строго определенный срок (рассасывание кетгута зависит от активности протеолитических ферментов — и может колебаться от 3 до 12 суток). Вершиной прогресса шовного материала в абдоминальной хирургии явились монофиламентные абсорбируемые нити. Такие же атравматичные как полипропилен, но способны рассасываться: Maxon и PDS. Сроки рассасывания довольно большие — до 6 месяцев. В 90х годах созданы монофиламентные нити со средним и коротким сроком рассасывания — Biosin и Monocryl. Еще одно нововведение — введение в состав нити антибактериальных препаратов (и хотя еще в Средневековье применялись нити из серебра, о микробах и антибактериальных свойствах еще не знали). В заключение следует сказать, что имея сейчас очень большой набор шовного материала и современного инструмента, сама суть формирования хирургического шва на протяжении веков не изменилась. Врачеватели эпохи египетских фараонов по сути проводили ту же процедуру, что и современный хирург. Если вы нашли опечатку в тексте, пожалуйста, сообщите мне об этом. Выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. Прародитель «Татхимфармпрепаратов»: как Казань стала родиной советского кетгута«Казанский кетгут» краеведа Алексея Клочкова. Часть 28-я Одним из самых любопытных районов Казани является Забулачье — в прошлом Мокрая и Ямская слободы. Когда-то эта часть города славилась обилием культовых сооружений и набожным населением, а рядом размещались заведения с весьма сомнительной репутацией. Этим необычным местам посвящена вышедшая в свет книга краеведа Алексея Клочкова «Казань: логовища мокрых улиц». С разрешения издателя «Реальное время» публикует отрывки из главы «О казанском кетгуте» (см. также части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27). О том, что рассказал мне Б.С. ХайбуллинВ день нашей незабываемой экскурсии на поливальной машине по бывшей Мокрой слободе мне запомнился какой-то исключительно отвратительный запах, стоявший над Булаком — отец говорил, что так пахнет кетгутное производство, связанное с переработкой бараньих кишок. Оно занимало довольно обширную территорию на той же Лево-Булачной, левее железнодорожной школы, совсем рядом с руинами Успенского собора (где, как мы знаем, помещались гаражи АТП-1), и включало в себя несколько исторических строений, а также большой кирпичный корпус внутри квартала, построенный в советские годы. Предприятие имело общий юридический адрес: улица Лево-Булачная, 18. Сегодня на его месте стоит даже не один, а целых два огромных дома — многоквартирный жилой комплекс с адресом: Лево-Булачная, 16 и следующее за ним современное здание за номером 18, в котором помещается Управление вневедомственной охраны. Много позже я узнал кое-какие подробности об этом заводе от своего бывшего начальника Б.С. Хайбуллина, которого я совсем недавно упоминал в связи с нашим походом к старому монастырскому погосту и даже цитировал его, в общем-то, неплохие стихи. Он, выросший в самом центре старой Казани, знал очень многое о родном городе не по книжкам, а по собственному опыту. Борис Семенович мог часами рассказывать буквально о каждом здании центра Казани, знал многие интересные факты из жизни казанских старожилов, помнил тысячи имен и дат — память у него была просто феноменальная. Случалось, по-стариковски немного фантазировал, но совсем чуть-чуть, без умысла, а лишь затем, чтобы придать своему рассказу побольше ярких красок и динамики. Его дом, построенный в середине XIX века, до революции принадлежал Макару Феофилактовичу Бочарову и располагался у самого Жарковского моста, на углу Право-Булачной и старой Кремлевской улицы. Это двухэтажное небольшое здание, снесенное в 2000 году, хотя и не относилось географически к Мокрой слободе, поскольку стояло на противоположной стороне Булака, но до революции было той же трущобой, которую называли не иначе, как «Бочаровка» (по имени владельца). Вот какие сведения приводят об этом доме «Казанские губернские ведомости» за 1895 год: «Вчера в доме Макара Феофилактовича Бочарова, после дезинфекции полов скипидаром, в бывшем центре разврата («Бочаровке») молебном высокопреосвященнейшего Владимира открылся «Ночлежный приют общества трезвости», с подушками». Думаю, из этой краткой, но весьма красноречивой публикации становится совершенно очевидным, что этот «приют трезвости» представлял собою в те времена самую обыкновенную грязную ночлежку, несмотря даже на имевшиеся в нем «подушки». Много интересного успел рассказать мне в свое время Борис Семенович — про то, как в детстве, вооружившись факелами, он с друзьями проходил подземными ходами едва ли не подо всей улицей Баумана, про то, как они катались на самодельных плотах и ловили в Булаке головастиков, как в июне 1956 года под самыми его окнами разбирали старый Жарковский мост, и даже про то, как он в раннем детстве едва не утонул в Казанке, перебираясь на другой берег по деревянным столбам заброшенной мельничной плотины (напротив современного Дворца земледельцев). Как-то в разговоре Борис Семенович между делом упомянул, что его мать еще с довоенных пор работала вязальщицей на Казанском кетгутном заводе, и даже раскрыл мне некоторые детали этого непростого и не слишком «эстетичного» производства, о котором я, со своим дипломом химика-технолога, к стыду своему, ничего толком не знал. Думаю, настало время просветить и читателей, что же такое этот самый «кетгут». Так вот, слово «кетгут» в буквальном переводе с английского означает «кишечник крупного рогатого скота». Это — саморассасывающийся хирургический шовный материал, который изготовляют из очищенной соединительной ткани, полученной из слизистой оболочки кишечника коров либо овец. Иногда кетгутные нити используются и в качестве струн для музыкальных инструментов. Процесс производства кетгута очень сложен и включает более десяти операций. Поступающее с мясокомбината сырье (сухое или мокросоленое) подвергают обработке раствором поташа, неоднократной механической обработке скребками, разрезают на ленты, отбеливают в растворе пергидроля и едкого натра и скручивают в нити. Нити после окуривания сернистым газом ополаскивают в слабом растворе уксусной кислоты, сушат, полируют, калибруют по толщине, обезжиривают бензином или эфиром, стерилизуют химическими реагентами, чаще йодом, и, скрутив в бухточки, упаковывают. Короче говоря, тихий ужас. В свете сказанного становится понятным, отчего кетгутное производство на Лево-Булачной улице окружающий воздух, мягко говоря, не озонировало. Само собой разумеется, предприятие, работавшее в основном на «оборонку», было закрытым для посторонних лиц объектом, и как рассказывал мне Б.С. Хайбуллин, по ночам вся территория завода освещалась мощными прожекторами, а изнутри доносился несмолкающий лай свирепых караульных псов. По словам Бориса Семеновича, в 1962—1963 годах он едва ли не ежедневно ходил по утрам за невероятно невкусным, пахнувшим горохом и опилками хлебом по Лево-Булачной улице, мимо опутанного колючей проволокой забора Казанского кетгутного завода. Булочная располагалась в Кировском переулке, который все называли «Трещиной», а занимать очередь приходилось с трех утра — доцарствовался «наш дорогой Никита Сергеевич Хрущев» до того, что в стране не стало самого обыкновенного хлеба! История Казанского кетгутного заводаОтсчет истории Казанского кетгутного завода (а в широком смысле — всего сегодняшнего объединения «Татхимфармпрепараты») следует вести от известной казанской фирмы, созданной в конце XIX века русским подданным, магистром фармации Фердинандом Грахе. В огромном угловом доме, точнее даже в целой цепочке домов, раскинувших свои крылья по Поперечно-Воскресенской (нынешней Астрономической) и Малой Проломной (Профсоюзной) улицам, устроил Фердинанд Христианович аптеку, заведение минеральных вод и прочие торгово-промышленные заведения. Вначале фирма Грахе выпускала искусственные минеральные воды, квасы, лимонад, сидр. По мере роста предприятия расширялось по Малой Проломной и само здание, записанное за близким родственником Ф.Х. Грахе, неким господином Бахманом. С годами значительно расширился и ассортимент товаров фирмы Грахе. С угла Малой Проломной и Поперечно-Воскресенской улиц был вход в подвалы, где работал «Завод искусственных минеральных вод» Ф.Х. Грахе, перешедший затем к его сыну Эмилю Фердинандовичу. До революции фирма процветала: ужасное качество казанской воды и слаборазвитая водопроводная сеть города обеспечивали высокий спрос как на минеральную воду, так и на различные прохладительные напитки. Уже тогда заведение Грахе продавало свои воды в герметичных сифонах, которые получат широкую популярность гораздо позже — уже в советские годы. Но вовсе не сифоны, сидр и минеральные воды прославили фирму Фердинанда Христиановича — нет, он вошел в историю мировой фармации благодаря изобретенному им в 1878 году методу изготовления лекарств в твердой желатиновой оболочке. Это случилось после четверти века упорных поисков и вызвало настоящий переворот в отечественной и европейской медицине. Благодаря новой лекарственной форме заметно выросла эффективность лечения, а пациентов перестала отпугивать горечь пилюль. Даже конкуренты признавали, что Фердинанду Грахе, а затем и его сыну Эмилю, не было равных по таланту и заслугам в масштабах всей Российской Империи. Истории аптечного дела в Казани и в частности фирме Фердинанда и Эмиля Грахе посвящена целая экспозиция в музее ОАО «Татхимфармпрепараты». В подлинных аптечных шкафах бережно хранятся образцы лекарств XIX века, а также аптечные весы, хитроумные «стекляшки» и прочие фармацевтические принадлежности. Глаза разбегаются от всякого рода порошков и пилюль, микстур и сиропов, травяных и спиртовых настоев, ваксы, ваты и кремов, коробок и склянок, снабженных искусного оформления рецептурой, подробным описанием способа приема и общими рекомендациями пациенту. В 1918 году аптека Грахе была национализирована и преобразована в обычную государственную аптеку, а в 1931-м на ее базе были организованы два новых предприятия: Химико-фармацевтическая фабрика №11 имени 14-й годовщины Октября, занявшая помещения бывшей фирмы Ф.Х. Грахе на Профсоюзной, и Казанский кетгутный завод, поместившийся в спешно выстроенных новых корпусах на Лево-Булачной улице. Оба предприятия входили в состав Татарского отделения Аптекоуправления и были прямыми предшественниками сегодняшнего ОАО «Татхимфармпрепараты». Тут следует отметить, что первые исследования по получению советского кетгута относятся еще к 20-м годам. Производились эти опыты на базе кишечного цеха Симферопольского мясокомбината, но они не дали ожидаемого положительного результата ввиду отсутствия в Крыму необходимой технологической и научной базы, и производство в спешном порядке было переброшено в Казань с ее традиционно высокоразвитой химической промышленностью. Так наш город и стал общепризнанной родиной советского и российского кетгута. Когда-то уже очень давно замечательный казанский краевед и просто замечательный человек Любовь Агеева записала воспоминания профессора Н.А. Крыловой, которую по праву считают прародительницей советского (читай — казанского) кетгута. Нина Александровна стояла у истоков производства кетгутных нитей практически с первых дней существования кетгутного завода, а в 1944—1947 годах была заместителем наркома мясомолочной промышленности Татарии. Н.А. Крылова упокоилась в декабре 1998 года, похоронена она на Арском кладбище вместе с мужем, профессором КХТИ Германом Константиновичем Дьяконовым. Полагая, что с моей стороны было бы неэтичным пересказывать чужие воспоминания, позволю себе привести хотя бы некоторые выдержки из них. На мой взгляд, они стоят того. Итак, слово профессору Нине Александровне Крыловой: «…На Казанский кетгутный завод я попала в 1932 году после клинической практики в Шугуровском и Ютазинском районах Татарии. Раньше этот завод располагался в Симферополе. Был это не завод, а кишечный цех мясокомбината. Там и начали осваивать производство сухого кетгута. Единственный в стране кетгутный завод решили строить в Казани, но технологии выработки этой ценной продукции по существу не было. Оглядываясь назад, я теперь понимаю, что нам пришлось строить кетгутную промышленность Советского Союза с нуля. …Сотни тысяч нитей прошли через мои руки. Каждую надо было проверить на крепость и растяжение — основные параметры качества. Нить должна быть крепкой и в то же время эластичной — иначе узел может развязаться. Мы тогда не знали, как эти нити ведут себя в организме человека и животного. Сухой кетгут, изготовленный на нашем заводе, хирурги стерилизовали сами. И порой кетгут резко терял крепость, рвался, развязывались узлы. Иногда он «поджаривался» в сушильных шкафах. Было ясно, что надо искать не только методы контроля, но и методы стерилизации, а главное — разработать научно обоснованный процесс изготовления сухого кетгута. Ведь все делалось эмпирически, на глазок, по какому-то наитию мастера. В то время весь мир пользовался немецким кетгутом, но и немцы не имели оптимальных методов стерилизации. Один раз, году в 1935-м или 1936-м, московские начальники привезли в Казань несколько ампул производства разных фирм. При бактериологической проверке мы выяснили, что часть ампул нестерильна. И у нас сразу же пропал интерес к иностранной продукции. …Я в то время была начальником уже двух цехов — ампульного и кетгутного. Бедные собачки снова и снова подвергались бесконечным операциям. Кусочки кетгута вшивались и под кожу, и в мышцы морских свинок. Опыты на собаках показали, что на разных тканях нити рассасываются по-разному, и есть ткани, где желателен длительный процесс. Первые опыты по изготовлению длительно не рассасывающегося кетгута я начала в 1935 году. Нити испытывались в клинике Александра Вишневского врачом Иваном Владимировичем Домрачевым. Шел 1937 год, и мы подумывали о расширении производства. Проект составили в Москве быстро, но он был не пригоден для наших целей. Пришлось воспользоваться местными силами — «Татпроект» представил документацию в короткие сроки. Работа была огромной. Потребовалось более миллиона рублей. Тогда это была огромная сумма. По приказу директора А.П. Шуваловой все вопросы строительства и реконструкции решала я. Для меня это был ад, ведь на стройке я никогда не работала. Строили хозспособом. Причем прорабы были весьма безответственными. Под землей вырыли склад для сырья глубиной более 10 метров. Помню, землю рыли люди, которые обычно валяются около пивнушек. Никакой техники не было тогда — все лом, лопата, тачка. Эти «землекопы» каждый день требовали от меня отходы спирта, о существовании которых они от кого-то узнали. Иначе бросали работу и осыпали меня площадной бранью. Землеройные работы продолжались 3 недели. Стерпела все — лишь бы они рыли. С началом войны немедленно привели в действие мобилизационный план. Завод получил указание работать круглые сутки, было объявлено казарменное положение. Сутки разделились на две смены, а если мы не укладывались в задания, работницы просто оставались на вторую смену, особенно в стерильно-ампульном цехе. Часа четыре поспят в душевой кабинке на плиточном полу, подстелив телогрейку — и снова на запайку ампул. На завод стали приходить дети работниц, и те привлекали их к упаковке ампул в коробочки. Заработки записывали за другими работницами, а потом отдавали деньги матерям ребятишек. Подкармливали детей в столовой. Школьники после занятий иногда заходили домой, брали с собой кого-то из малышей и приводили на завод в ту же столовую, чтобы накормить и своего братишку или сестренку. …Наши женщины грузили на проходящие в сторону фронта поезда тяжелые ящики с ампулами кетгута и шелк в трубочках. Хорошо, что вокзал был рядом с заводом. А после смены девчата еще шли в госпиталь — он располагался в здании пединститута. И я ни разу не слышала жалоб, что им трудно. У нас у всех была одна общая боль. …Наконец, когда из Москвы побежала масса народа (шел октябрь 1941 года), в Казань приехал директор столичного дезинфекционного института с семьей. Я сама, без министра, назначила его директором вместо себя, в Наркомздрав позвонила, чтобы прислали приказ о его назначении. Потом, при встрече, министр меня не ругал, наоборот, поблагодарил за смелое решение. Спросил, как жизнь. Я ему рассказала, что у меня двое детей, трех и восьми лет, они завшивели — не каждая мать на двух работах работает. Министр велел мне выдать мыла простого. Я была очень рада. Мы себе варили мыло из отходов кишок, оно было жидкое и неважное… …Летом мне пришлось попросить в Совмине Татарии выделить заводу делянку в лесу — запасать дрова. Дали нам ее вниз по Волге, около деревни Березовка. Поехали туда двадцать две девчонки и один парень шофер, у которого была бронь. Лес дубовый на горе. Надо его валить, пилить, трелевать и возить по лугам на берег, грузить на баржи. Узнала, что в двух-трех километрах от нас валят лес парни 22-го завода. Пошла туда, стала умолять помочь нам. Ну и, конечно, еще у нас был спирт. Парни очень нам помогли. Баржи я в Москве выхлопотала — уже тогда, когда река подергивалась льдом. Но мы все перевезли и выгрузили на Бакалде. Скользко было на трапах, опасно. Однако девчата безропотно таскали бревна, а во время передышек даже плясали — завидели конец своим мучениям. Война показала все преимущества нашего кетгута перед его иностранными образцами. В процессе изучения нашей продукции выяснилось: очень многое зависит от сырья, из которого мы ее вырабатываем, методов его консервирования и заготовки. Требуется сырье из молодых животных. Важна и порода овец. Крепкий, эластичный кетгут получается из цигайской породы. Хороши для этого и романовские овцы, гораздо хуже — тонкорунные породы. Видно, поэтому Англия и закупает у нас сырье очень охотно. …После войны главный хирург Армии Александр Александрович Вишневский говорил мне, что подводя итоги Великой Отечественной войны, с коллегами отметил высокое качество казанского кетгута: «Почитай, тебе будет приятно». Спасибо, если так написали. Сама я этого не читала. Недавно вышла книга о кетгутном заводе (он теперь соединен с фармзаводом). Там нет ни слова о нас, о нашем коллективе…». Если честно, мне очень хотелось привести замечательные воспоминания Н.М. Крыловой целиком, без купюр — настолько простым и понятным русским языком они написаны (эти записи мне предоставил Л.М. Жаржевский), да и образы довоенной и военной Казани проступают в этих строчках настолько отчетливо, как будто сам только что окунулся в прошлое. Но что поделаешь, пришлось их значительно сократить — формат не позволяет, надо двигаться дальше… Скажу пару слов о послевоенной истории предприятия. В 1948 году силами специалистов казанского завода «Серп и Молот» на Кетгутном заводе было установлено и введено в эксплуатацию первое конвейерное оборудование, что позволило в разы увеличить производительность труда. Благодаря этому предприятие смогло расширить ассортимент выпускаемой продукции: помимо собственно кетгутных нитей из сырья второго сорта и отходов производства заводчане научились изготавливать различные виды струн для музыкальных инструментов. Казанские струны пользовались широчайшим спросом не только в Союзе, но и за границей — не даром же высочайшую оценку казанской продукции дал великий советский музыкант Давид Ойстрах. Помимо струн из отходов стали готовить техническую сшивку для приводных ремней, клей. Пробовали вырабатывать замшу, компрессорную бумагу и другую продукцию, которую потом стали называть «ширпотребом». Но главным оставался все тот же кетгут. В 1958 году начинается коренная реконструкция завода. Осваиваются новые технологии, создаются отвечающие мировым стандартам научно-исследовательская лаборатория и конструкторское бюро. В 1962 году приступили к проектированию нового гигантского завода, при этом проектным заданием предусматривался вынос химикофармацевтического и кетгутного производств за черту города — в район строившегося в то же самое время другого промышленного гиганта — завода «Оргсинтез». В 1968 году в районе Жилплощадки были приняты в эксплуатацию производственные мощности на 223 миллиона упаковок готовых лекарственных средств в год, кетгутное же производство еще в течение нескольких последующих лет продолжало функционировать на старой площадке — в Забулачье, в нашей Мокрой слободе. Только в 1976 году, когда на базе химико-фармацевтического и кетгутного производств было создано новое объединенное предприятие «Татхимфармпрепараты», «кетгутное дело» начало поэтапно выводиться на периферию, и в 1978 году на улице Беломорской, 260 в составе объединенного промышленного комплекса заработал цех биошовных хирургических материалов, прямой наследник Казанского кетгутного завода.
|