Как трактовал религию з фрейд

З. ФРЕЙД О РЕЛИГИИ (Романов А.В.)

З. ФРЕЙД О РЕЛИГИИ (Романов А.В.)

Суеверия. В рабо­те «Психопатология обыденной жизни» (1901) Фрейд говорит о сход­стве между паранойей и суеверием. В восприятии человека какие-то события могут не иметь рациональных, контролируемых разумом внешних и внутренних оснований. События эти воспринимаются в качестве случайных. Поступки самого человека, определяемые бессознательными причинами, не имеющие, поэтому, видимой мотивационной необходимости, также оцениваются в качестве случайных. Их реальная причина находится за порогом сознания. (На самом деле они не случайны). Индивид, носитель подобной «случайной» и «немотивированной» формы поведения, стремится объяснить свои реакции. В рамках рационализации, подобно параноику, он помещает, проецирует источник собственного поведения во внешний мир. Суеверие оказывается проекцией вовне причин тех форм поведения, мотивы которых не осознаются.

Религия как универсальный невроз

Во время аналитических сеансов происходит обсуждение с пациентом таких проблем как смысл страдания, давление чувства вины, диалог с совестью, индивидуальная ответственность, иррациональные фобии. Все эти проблемы – независимо от использования конфессиональной символики – являются религиозными проблемами.

У пациентов, страдающих невро­зом навязчивых состояний действие защитных механизмов осуществляется, зачастую, в форме суеверий, магии, религиозных ритуалов.

Религия – невроз навязчивых со­стояний. В первой религиоведческой работе «Навязчи­вые действия и религиозные обряды» (1907) Фрейд сравнивает неврозы навязчивости с религиозными ритуалами. При всем внешнем различии оба этих феномена объединяет общая основа –подав­ление природных бессознательных влечений человека, воздержание от удовлетворения прежде всего деструктивных и сексуальных влечений. Невротический комплекс навязчивых состояний, проявляющийся в навязчивых действиях в отношении навязчивых образов и объектов Фрейд рас­сматривает в качестве аналога религиозности.

Подавленное, вытесненное в бессознательное, не может не проецироваться вовне. Навязчивый невроз – это патологическая копия религии. Невроз Фрейд определяет как индивидуальную религиозность. Религию – как всеобщий невроз навязчивых со­стояний.

+ Религиозные ритуалы подобны действию невротиков.

— Неврозы навязчивых со­стояний – это неконтролируемые мысли, страхи, переживания тревоги, которые преследуют человека и не зависят от его воли. Так же как и транслируемая ими реальность, для человека они носят объективный характер.

— Спасение от неврозов навязчивых со­стояний их носителями связывается с осуществлением ритуальных действий. Ритуалы – это повторяющиеся стереотипные действия, лишенные непосредственного смысла и неадекватные ситуации. Человек понимает бессмысленность своих поступков, но не может от них избавиться. Он полагает, что они защитят его от незримой, но реальной угрозы. Если, к примеру, индивид переполнен устойчивым состоянием агрессии, он воспринимает внешний мир как чуждый, враждебный, «нечистый». Он становится более склонным к повторяющимся омовениям, носящим для него ритуальный характер. Ритуальные невротические действия человек объясняет и рационализирует, находя для них «разумные» основания.

— Поведение невротика имеет символический характер – наряду с устойчивыми описками, оговорками, формами забывания. Оно полно скрытого смысла как проявление неосознанных, репрессированных мотивов и представлений.

— Религиозность отождествляется им с психопатологией. При этом необходимо помнить, что Фрейд ориентирован на концепцию религиозности закона. В этом качестве религия есть основа подавления «инстинктов», тем самым она формирует неврозы и патологические тенденции в целом.

Религия для Фрейда в качестве системы запретов и норм проецируется на уровне суперэго. Религия – культурный феномен. Обуздывая человека, она является формой его защиты против собственных влечений, которые, не удовлетворяясь, вытесняются в бессознательное. Тем самым формируются неврозы. Религиозные табу и запреты непосредственно ограничивают человека, а обряды и ритуалы символизируют отречение чело­века от «греховных» стремлений.

Но с другой стороны, в ре­лигиозных образах базовые влечения обретают символическое удовлетворение. Тем самым внутриличностный конфликт меж­ду сознательным и бессознательным теряет свою силу.

В древних религиях, как отмечается Фрейдом, потребности, в которых человек отказывал себе, проецировались на образ Бога. Их удовлетворение разрешалось только в качестве служения Ему, во имя Бога. В боге человек находил свое бессознательное, т. е. свою целостность. (В весенних вакханалиях, посвященных Вакху, высвобождалось репрессированное либидо.) Боги символизировали бессознательные мотивы и черты личности. (Афина – мудрость и умения человека, Арес и Марс – агрессию, Юнона – женское начало и т. д.)

Словом, в основу психо­аналитического понимания религии Фрейдом была положена способность чело­века к вытеснению, сублимированию бессознательных влечений, проецированию их вовне и символическому удовлетворению социально неприемлемых, запретных желаний.

Бог – идеализированный образ отца. В работе «Воспоминание Леонардо да Винчи о раннем детстве» (1910) Фрейд определяет связь между образом отца и верой в Бога. Религиозность определяется чувством зависимости, опытом беспомощности человека – нуждающегося в защите от самого своего рождения. Потребность в защите – одна из базовых потребностей человека. Неудовлетворенность ее ведет к неврозу. Религия, в рамках проекции на образ Бога компенсируя недостаточность защищенности человека, устраняет данную разновидность невроза. (Но при этом в рамках принципа «обмена неврозами» формируется невротический комплекс собственной неполноценности) Всемогущий и любящий Бог-Отец защищает фрустрированного человека. Бог по Фрейду есть абсолютизированный образ отца.

Религия на различных уровнях (в соответствии с уровнем потребности) устраняет неврозы (связанные с чувством беззащитности), религия и формирует неврозы (те из них, которые определяются чувством собственной недостаточности, «греховности»). Что возвращает нас к классическому тезису Фрейда: религия есть универсальный невроз.

Человек может подпадать под власть коллективного невроза. Это проявля­ется в виде фанатичной одержимости религиозной доктриной, в гонениях на инакомыслящих и «еретиков», в религиозной агрессии, в терроризме «во славу Бога», в сакральных убийствах и самоубийствах.

Религия происходит из Эдипова комплекса. Корни религии по Фрейду произрастают из детских комплексов, определяясь действием прежде всего комплекса Эдипа. В книге «Тотем и табу. Психология первобыт­ной культуры и религии» (1913) Фрейд осуществляет анализ психологии народов. Он обращается к классической идее тождества, параллелизма онто­генеза и филогенеза. Он исходит из уподобления индивидуального и общественного развития.

Фрейд выдвигает три постулата. 1) Уподобление психики первобытного человека и ребенка. (Ребенок – это «маленький дикарь».) 2) Отождествление ребенка и невротика. (Устойчивые состояния страха, к примеру в темной комнате у ребенка, порождают устойчивые образы зловещих демонов, «барабашек».) 3) Невротика и первобытного человека. (. общее, что имеет­ся между ними, к инфантилизму. )

Проекция. Мифологическое миросозерцание, простираю­щееся и на новейшие религии, есть проецированная во внешний мир психология.

Р. – психотерапия. 1) Религия устраняет ответственность. Религия защищает от невротического заболевания верующих, тем, что лишает их ком­плекса родителей, которое определяет сознание вины как индивида, так и всего человечества. Религия уничтожает возможность ответственности и связанное с ним чувство вины. Неверую­щий же вынужден в одиночку справляться с этой задачей.

Тотем, табу и невроз

Инцестуальность – объединяет первобытного человека, ребенка и невротика. Страх перед инцестом дикарей есть типичная инфантильная черта и свидетель­ствует о сходстве с психической жизнью невротиков, чья либидозная направленность также носит кровосмесительный характер. В рамках древних культур осознание угрозы инцестуальных стремлений проявлялось в жестких табу по их пресечению. Они вытеснялись в сферу бессознательного, откуда оказывали влияние на культуру и поведение человека. Отрицание инцестуальности врослыми есть форма отвержения кровосмесительности, имевшей место в древности. Согласно психоанализу первый либидозный опыт ребенка инцестуален: он направлен на мать или отца. Что является основой отождествления ребенка, дикаря и невротика.

табу и ам­бивалентность чувств. Ограничения развитых нравственных систем коренятся в запретах древних табу.

Так же и первобытные табу, по Фрейду, представляют собой запреты в отношении «искусительных» влечений. В рамках амбивалентного отношения стремление совершить деяние, приносящее наслаждение, сочеталось у них со страхом нарушения табу.

Выявились два основные табу: 1. Не убивать тотемное животное и 2. Табу на представителей противоположного пола своего тотема, т. е. табу на инцест. То и другое являло собой искушение, одновременно – инфантильные желания, составляющие основу неврозов.

Но, подчеркивая различие, Фрейд отмечал, что табу – социаль­ный феномен, а не невроз.

Анимизм и магия. В анимизме и магии, подчеркивает Фрейд, преобладает «всемогущество мыслей», от которых, в восприятии невротика, зависит реальность. Невротик, подобно дикарю и суеверному человеку, с помощью своих мыслей, посредством магии, колдовства пытается изменить окружающий мир.

Нарциссизм – Типол. Р. в работе «Тотем и табу». Наряду со стадией аутоэротизма и периодом выбора объекта, необходимо ввести третью, промежуточную стадию – нарциссизма. Она характеризуется тем, что для индивида либидозным объектом ста­новится не другое лицо, а он сам. Фрейд соотносит нарциссическую установку с идеей всемогущества мыс­лей у дикарей и невротиков. Анимистическая фаза развития человека соответствует нарциссизму, религиозная – стадии выбора внешнего объекта любви, определяющейся привязанностью к родителям. Научная стадия характеризует состояние зрелости человека, отказывающегося от принципа удовольствия и приспосабливающегося к реальности.

Происхождение религии – тотемизм.

инфантильного возвращения тотема.

теории происхождения тотемизма — номиналистическую (по наименованию), социологическую, психологическую.

В детских страхах перед животными проявляются тотемистские установки, а сам тотемизм производен от комплекса Эдипа.

Древние сыновья в акте поедания отца в собственном восприятии отождествляются с ним и его силой. Но после его убийства они переживают раскаяние и чувство вины, которые порождают запрет на то, к чему они так стремились. Дабы достичь облегчения, они переносят амбивалентные чувства с отца на тотемное животное. На место отца ими ставится тотем. Они утверждают недопустимость убийства тотема, как заместителя отца, и отказываются от освободившихся женщин своего рода и тотема.

Таким образом, из комплекса Эдипа и сознания вины перед отцом возникают два основных табу тотемизма: запрет на убийство животного-тотема и запрет на инцестуальные отношения с женщинами своего тотема. Табу на инцест способствует формированию социальной организации, т. к. устраняет соперничество между братьями, между членами рода. Табу на тотемные животные способствует возникновению религии.

Тотем символически замещает отца. Корни религии, по Фрейду, заключены в отцовском комплексе. За тотемизмом таится драма каждого мальчика.

К сакрализированному запрету убивать тотем присоединяется запрет убивать тех, кого он символизирует – членов своего рода. Запрет убивать брата со временем трансформируется в заповедь «не убий».

Обожествленное тотемное животное заменяется образом Бога.

Бог творится по образу и подобию отца. Бог является «превознесенным отцом», это идеализированный образ отца. Заместителем отца стал Бог.

Тотем является первой формой отца: тотем – это и первопредок..

И в христианстве Бог-Сын устремлен занять место Бога-Отца. Сын как и Отец становится Богом. «Религию Отца» вытесняется «религией Сына».

Человек, в силу извечного противоречия между Ид и Суперэго на уровне Я человек испытывает чувство страха и вины. Каждый человек чувствует себя преступником («пере-ступающим» нормы). Стремления Я гармонизировать Сверх-Я и Оно обречены на неудачу. Я – это, по Фрейду, «льстец», «оппортунист», «лжец». «Базиакальное» чувство вины позднее трансформируется в иудо-христианскую концепцию первородного греха. В соответствии с ней человек изначально виновен перед Богом (даже если ничего не совершил).

Искупление греха осуществляется посредством жертвоприношения – убийства Бога-Сына. Сын является жертвенным агнцем. Одновременно Иисус Христос есть «пастырь» «овнов»-христиан.

Причастие – тотемная трапеза. Смысл тотемистского вкушения животного заключен в приобщении к сакральной силе тотема, являющегося живым богом. Христианское причастие содержит мотивы тотемной трапезы. Согласно технологии в рамках таинства причастия происходит вкушение тела и крови живого Бога – в виде просфоры и вина. Тотемизм есть также кровный союз с богом. «Союз» означает «завет» – Ветхий и Новый Завет.

Тотемизм произошел из комплекса сыновней вины, как попытка успокоить это чувство и умилостивить оскорбленного отца поздним послушанием. Все более поздние религии для Фрейда были попытками разрешить ту же проблему.

Критики и сам Фрейд отмечали определенную «широту обобщения», произведенного в работе «Тотем и табу». Фрейд писал, что он сам не вполне уверен в несомненности своего суждения в отношении «великого события» в истории человечества — отцеубийства в древности детьми их ревнивого отца.

В работе «Будущее одной иллюзии» (1927) Фрейд усилил критическую составляющую в анализе религии. Неумолимая природа своей жестокостью и мо­щью вызывает у человека чувство тревоги. Защищаясь от приро­ды и собственной тревоги, человек стремится персонифицировать природу по образу своему и подобию. Тем самым он защищается от собственной беспомощности. Природа теряет свое безличное начало и уподобляется живому существу, с которым можно договориться, задобрить его. Человек же уподобляется ребенку в темном лесу. Он ощущает беспомощность перед миром и нуждается в защите. Силы природы в человеческом восприятии трансформируются в образы богов.

Созданные человеком боги устраняют страх перед природой, примиряют с судьбой, предстающей прежде всего в виде неизбежности смерти, вознаграждают за страдания в жизни. Религия делает беспомощность людей более приемлемой. В ней компенсируется недостаточность значимого: зло наказывается, добро и страдания вознаграждаются – если не при жизни, то после смерти. Значимые характеристики различных богов объединяются, образуя идею единого всеблагого Бога. Отношение че­ловека к Богу отождествляется с от­ношением ребенка к всесильному отцу. Они характеризуются непосредственностью, интимностью и инфантильностью. В соответствии с классической идеей Ф. Шлейермахера, религия по Фрейду порождается состоянием зависимости и беспомощности человека. Религия является формой психологической защиты.

Критика. Несмотря на выявление связи между тотемизмом и христианством, Фрейд не конкретизирует пути трансформации сакрального животного в богочеловека.

Он определил связь между отцовским комплексом и состоянием беспомощности человека.

Амбивалентное отношение к отцу трансформируется в двойственное – «люблю и ненавижу» – отношение к Богу, характерное для всех религий.

Взрослый человек, осознающий себя беспомощным «овном» перед природными силами, продолжает нуждаться в защите от всесильных демонов и богов, позднее – от Бога-Отца.

Религия как общечеловеческий навязчивый невроз, соответству­ющий детскому неврозу, проистекающему из Эдипова комплекса, по мере «взросления» человечества должна устраниться. Подобно тому, как в процессе развития, преодолевая комплекс Эдипа, ребенок свою привязанность с родителей переносит на иные объекты. По мере достижения зрелости и устранения индивидуального и общечеловеческого ин­фантилизма, устраняется и религиозность.

Психологические защиты – удел невротиков. Они порождаются неврозами и формируют их. Без изменения отношения человека к действительности, без психологических защит, жизнь для человека экзистенциально невыносима. Беспомощность человека становится в большей степени переносимой.

Вероучения противоречат разуму потому, что проецируют всеобщие желания человечества. Религия – иллюзорное исполнение древнейших навязчивых желаний чело­вечества.

В работе «Массовая психология и анализ человеческого «Я»» (1921) Фрейд отмечает, что как и в армии, в церкви формируется одна и та же иллюзия, согласно которой верховный властитель – в церкви Иисус Христос, в войске полководец – в одинаковой степени любит каждого члена общности. Христос является проекцией образа любящего отца для каждого члена религиозной массы. Верующие называют себя братьями во Христе и по любви. Любовь к единоверцу отражает любовь, которую питает к членам церкви сам Христос. Но при этом вне сострадания и любви оказываются индивиды, не принадлежащие верующей общине. По определению они не любят Христа и Христос их не любит. «Религия любви» проявляет жестокость и немилосердность к тем, кто к ней не принадлежит.

«Будущее одной иллюзии», – тайна силы религиозных представлений как иллюзий кроется в силе человеческих желаний. Религиозные иллюзии не зависят от желания и воли человека и сравнимы по степени неправдоподобности с бредовыми идеями. Они недоказуемы, но и неопровержимы.

И с психиатрической точки зрения, если бы религии не было, ее необходимо было «придумать» и использовать. «Иллюзорный» проективный образ все­могущего Бога является опорой для многих людей. Без этого образа люди лишаются подчас последнего утешения в жизни.

В его «критике» религии, отмечал Фрейд, нет ничего оригинального и опасного. Он не был первым в осуществлении подобного рода анализа. И на фоне Фейербаха и Ницше не сказал ничего нового. Кроме того, если человек действительно верит, его невозможно лишить веры.

Л. Фейербах «Сущность христианства» (1841), «Сущность религии» (1845) и «Лекции о сущности религии» (1851). В своих трудах Фейер­бах высказал такие мысли, которые в несколько иной форме были воспроизведе­ны Фрейдом. В частности, немецкий философ писал о том, что Бог есть выраже­ние Я человека, который, и в этом заключается тайна религии, объективирует свою сущность, Бог — это «слеза любви», пролитая в глубоком уединении над челове­ческими страданиями, вера объективирует всемогущество человеческого чувства, человеческих желаний, желание есть источник и самая суть религии, религия — «младенческая сущность» человечества, противоположность между божественным и человеческим — «только иллюзия». Немецкий философ также подверг критике суждения различных авторов, касающиеся необходимости веры в религиозные догматы и не требующие каких-либо доводов рассудка и разума.

Фрейд полагал, что времена инквизиции с соответствующим сжиганием еретиков на костре завершены и изложение собственной позиции для него не опасно.

Представи­тели церкви в начале запретили распространение «еретических» и «атеистических» произведений Фрейда среди верующих. Спустя три десятилетия они использовали психоаналитические аргументы для обосно­вании вероучения, и сам Фрейд был признан одним из крупнейших христианских теологов XX века.

Общее. Религия – это форма психологической защиты человека от чуждых ему общества и природы. Религия – это форма защиты культуры от человека посредством ограничения влечений Id, ограничения «инстинктов», которые ведут к хаосу.

Религия – это иллюзия, в рамках которой желаемое выдается за действительное. Религиозная мораль опирается на веру в Бога-Отца – всесильного, строгого и заботливого. Эта иллюзорная основа морали ненадежна. Необходимы более прочные основания нравственности в виде разума и науки.

Источник

Психологическая концепция религии З.Фрейда

Общая характеристика религиоведческого наследия

3. Фрейд известен как основоположник психоанализа — концепции, в которой ключевым для понимания абсолютного большинства психических процессов является понятие бессознательного. Идея выявления и изучения содержаний бессознательного для лечения психических болезней (первоначально истерии и невроза навязчивых состояний) возникла и начала разрабатываться Фрейдом в конце 80-х гг. XIX в. В 1900 г. он опубликовал свой знаменитый труд “Толкование сновидений”, ставший на долгие годы “библией психоанализа”. Таким образом, психоанализ — ровесник века и можно сказать, что вся духовная жизнь нашего столетия в той или иной мере несет на себе отпечаток этого учения, по праву называемого коперниковским переворотом в системе наук о духе.

Фрейд посвятил проблемам религии целый ряд работ. Первым собственно религиоведческим исследованием можно считать статью “Навязчивые действия и религиозные обряды”, в которой сопоставлялись культовое поведение верующих и навязчивые действия невротиков. В работе “Воспоминания Леонардо да Винчи о раннем детстве” выдвигалась идея связи религии с инфаптильными комплексами и высказывалась мысль о том, что индивидуальный психологический образ Бога у верующих в монотеистических религиях формируется на основании образа собственного отца, с перенесением на него всех сохранившихся в бессознательном ассоциаций, комплексов, переживаний. Апогеем фрейдовского религиоведения следует считать исследование “Тотем и табу”. В нем Фрейд излагает свою концепцию возникновения первобытных верований, прежде всего тотемизма. Важные реминисценции по вопросам религии содержит работа “ Массовая психология и анализ человеческого Я”. Следует назвать также острополемическую антирелигиозную статью “Будущность одной иллюзии”. В качестве периферийной тема религии появляется также в книгах “Неудовлетворенность культурой” и “Новые вводные лекции в психоанализ”, Наконец, нельзя не упомянуть последнее сочинение Фрейда “Человек Моисей и монотеистическая религия”, посвященное интерпретации библейской истории Моисея и Исхода из Египта.

В основании психоаналитической концепции религии Фрейда лежат два тезиса: 1) религия — коллективный невроз; 2) религия — коллективно вырабатываемое средство защиты от невроза. Лишь на первый взгляд соединение этих утверждений представляется парадоксальным. Религия аналогична неврозу в трех отношениях: по причинам возникновения, по механизмам формирования, по формам проявления. Общей конечной причиной, порождающей и религии и неврозы, т. е. общим патогенным фактором, является, по Фрейду, культура в целом, социальность человека. Но ее болезнетворное воздействие было бы гораздо более ощутимым, не будь в обществе религии, и в этом смысле религия защищает человека от худших неврозов, чем она сама. “. Благочестивый верующий, — писал Фрейд, — в высокой степени защищен от опасности известных невротических заболеваний: усвоение универсального невроза снимает с него задачу выработки своего персонального невроза”. Действенность этой “противоневротической прививки” обусловлена тем, что религиозный невроз решает те же психологические задачи (прежде всего компе-саторные), что и невроз обыкновенный. В других концепциях психологии бессознательного те же два тезиса сохраняют свою силу, хотя и у К. Юнга, и у Э. Фромма значительно меняются значения понятий “невроз”, “психическое здоровье”, “бессознательное”, иначе понимаются механизмы психической болезни и терапевтическая роль религии.

В основе фрейдовской теории невроза лежит так называемая динамическая модель психики, т. е. представление о психическом процессе как о противоборстве разнонаправлсмшых сил (сознания и бессознательного, “Оно” и “Сверх-Я”), которое создает постоянное напряжение. Именно это напряжение, превышая допустимую “пороговую величину”, ведет к нарушениям в работе психического механизма; Фрейд именовал это “психической травмой”. Событие, ставшее ее причиной, психически перерабатывается таким образом, чтобы избыть связанные с ним болезненные ощущения; оно вытесняется в бессознательное, иначе говоря, забывается. Человеку действительно удается таким образом избавиться от множества психических травм. Однако бывают случаи, когда вытеснение проходит неудачно. Обычно они связаны с “ущемленным аффектом” — обостренное эмоциональное переживание, сопутствующее травме, не находит выхода, человеку приходится скрывать или подавлять свои чувства. Неудачное вытеснение означает, что воспоминание о событии ушло из сознания, но продолжает активно существовать в бессознательном. Оно не может проникнуть в сознание в силу действия механизмов сопротивления, но посылает туда своего заместителя — некоторый символический образ, который искажает Исходное представление настолько, чтобы замаскировать свою генетическую связь с ним. Беспрепятственно проникая в сознание, замещающее представление влечет за собой и все болезненные переживания, от которых предполагалось избавиться посредством вытеснения; оно приобретает в сознании ту значимость, которая прежде отличала действительное воспоминание, и столь же активно воздействует на волевую и интеллектуальную сферу. Больные, не осознавая этого, “страдают воспоминаниями”, более того, они фиксированы на травмирующем воспоминании, хотя оно представлено для них символом: вместо кратковременного конфликта наступает нескончаемое страдание. Внешняя абсурдность, иррациональность эмоциональных проявлений и поведения невротика обусловлены тем, что эмоции и действия, которые были бы вполне логичны и рациональны в отношении своего действительного объекта, направляются теперь на объект-заместитель, связь которого с исходным объектом существует лишь в бессознательном больного.

В травмирующем впечатлении нередко обнаруживаются остатки обстоятельств детства, связанные с инфантильной сексуальностью, эдиповым комплексом. Не менее важной, однако, представлялась Фрейду неизменная связь психической травмы с обстоятельствами любовной жизни. В основе психической травмы, считал он, всегда лежит неудовлетворенное влечение, неудовлетворенная потребность в любви. Невротические симптомы несут индивиду не только страдание, но и некоторое удовлетворение, которое носит иллюзорный и компенсаторный характер. Пускай частичное и неполное, это удовлетворение все же имеет большую ценность по сравнению с теми возможностями, которые предлагает реальная жизнь. Невротики “сбегают” в болезнь потому, что в силу собственной неприспособленности или неблагоприятных жизненных обстоятельств не видят возможности найти удовлетворения в реальной жизни. В этом смысле невроз есть своего рода монастырь.

Описанные процессы неизбежно сопровождаются ростом значимости невротической идеи. “Невротики, — писал Фрейд, — живут в особом мире, в котором. имеет значение только “невротическая оценка”, то есть на них оказывает действие только то, что составляет предмет интенсивной мысли и аффективного представления, а сходство с внешней реальностью является чем-то второстепенным”. Именно это замечание можно рассматривать как ключевое для понимания аналогии между религией и неврозом. Верующий человек, с точки зрения Фрейда, так же, как, и невротик, существует в мире, где важна только религиозная оценка. Реальный мир и его рационально выявляемые взаимосвязи значимы лишь на периферии жизни и лишь до тех пор, пока не вступили в противоречие со взаимосвязями, полагаемыми верой. Истины вероучения, которые, безусловно, образуют для верующего “предмет аффективного представления”, накладывают свой отпечаток на картину мира, задают алгоритм для формирования оценок, имеют решающее значение для поведения индивида. Однако этим сходство религии с неврозом отнюдь не исчерпывается. Религиозность имеет те же источники, что и невроз: ее образы и идеи суть допущенные в сознание символы, замещающие некоторые первичные бессознательные содержания, доступ которых в сознание прегражден силами сопротивления. Скрываемые символами бессознательные содержания (как и невротические) связаны с эротическими влечениями, инфантильной сексуальностью и эдиповым комплексом, с фрустрированной потребностью в любви и с некоторым травмирующим опытом (выразившимся в конкретном событии), сопряженным с этой фрустрацией; внутренний запрет на проникновение бессознательных содержаний в сознание обусловлен, с одной стороны, их травмирующим влиянием, с другой — несовместимостью с требованиями социальных норм, представленных в “Сверх-Я”. В основе религиозной веры лежит действие тех же психических механизмов, которые ведут к образованию невроза, а именно: вытеснение травмирующего, содержания, сопротивление его проникновению в сознание; замещение вытесненного содержания символическим; перенесение на него эмоций и значимости, которые были связаны с исходным содержанием; формирование симптомов, т. e. форм религиозного поведения, например, культовых действий, которые одновременно и дают выражение негативному эмоциональному переживанию, и обеспечивают частичное, иллюзорное удовлетворение неудовлетворенных влечений. Наконец, религиозность идентична неврозу по своим результатам: деградация принципа реальности, отказ от рациональных суждений и оценок, преобладание аффективной оценки, уход от внешнего мира, формирование фантастической действительности, рост значимости внутренних переживаний, склонность к невротическим (рационально не мотивированным) запретам и навязчивым (имеющим не практический, а символический смысл) действиям.

Но есть одно важное обстоятельство, которое отличает религию от невроза: это ее социальный, коллективный характер. Если невроз ведет к изоляции индивида и разрушению его социальных связей, то религия, напротив, является мощным импульсом и гарантом интеграции в обществе. Препятствуя рациональному освоению природного мира, она в то же время образует базис для взаимодействия с миром социальным. Объясняется это тем, что именуемый религией невроз имеет коллективный характер, который проявляется двояко: и в том, что религиозные представления разделяются большими группами людей, и в том, что исходная травма представляет собой некоторую реальность, к которой причастны те же самые группы. Вопрос о том, каковы эти травмирующие обстоятельства, толкуется у Фрейда достаточно широко. В работе “Будущее одной иллюзии” он привлекает к рассмотрению чуть ли не весь спектр обстоятельств, травмирующих индивидуальный И коллективный нарциссизм, традиционно подразделяй их на власть сил природы (катастрофы, болезни, неизбежность смерти и т.д.) и несовершенство культуры (необходимость Тяжелого труДа, неизбежные в обществе ограничения инстинктивных влечений, социальная несправедливость и т.п). Здесь позиций Фрейда не оригинальна — он открыто следует традиции объяснять религию ограниченностью человеческого бытия, которая восходит к античному утверждению “страх создал богов, проходит красной нитью в философии религии Нового времени и в наиболее развернутом виде предстает в работах французских материалистов XVIII в., а также Фейербаха (во многом, кстати, предвосхитившего воззрения Фрейда). Однако у Фрейда есть и другой, более конкретный ответ на вопрос о травмирующих обстоятельствах религиозного невроза, и он составляет несомненную оригинальность и специфику фрейдизма. Это — гипотеза якобы имевшего место “первобытного отцеубийства”, на протяжении Тысячелетий сохранявшегося в памяти многих поколений.

Центральное значение Для понимания концепции религии Фрейда имеет его работа “Тотем и табу”, посвященная исследованию психологической природы первобытных верований — анимизма, магии, но в особенности тотемизма.

Психологические следствия были обусловлены тем, что убийство отца стало для сыновей психической травмой. Реализовав агрессивную компоненту своего отношения к отцу, они оказались во власти позитивной компоненты, включавшей восхищение, покорность, желание подражать, уважение и страх; Фрейд интерпретировал это как чувство вины (которое, впрочем, едва ли можно предполагать у первобытных полулюдей, не имевших еще ни совести, ни морали, ни закона). Первой психологической задачей, которая требовала решения, была переработка травмирующего воспоминания, вытеснение из сознательной памяти рокового события вместе с сопутствующим ему комплексом негативных эмоций. Однако, как это бывает с невротиками, вытеснение прошло неудачно, и вытесненный образ послал в сознание своего заместителя, свой символ — тотемный зверь стал представителем отца (этому соответствует верование, что тотемный зверь — древнейший первопредок племени). Вместе с ним вернулись проблемы амбивалентного отношения, чувства вины. Возникла следующая психологическая задача: умилостивить оскорбленного ртца. Братья оказались в ситуации так называемого “запоздалого послушания”, хорошо известной современному психоаналитику. То, чему отец прежде мешал своим существованием, они. сами запретили себе — объявили недопустимым убийство отца (теперь — тотемного зверя) и наложили запрет на сексуальные контакты с женщинами, ставшими теперь свободными. “Таким образом, — утверждал Фрейд, — из сознания вины сына они создали два основных табу тотемизма, которые должны были поэтому совпасть с обоими вытесненными желаниями эдиповского комплекса”.

Однако и агрессивный полюс амбивалентного отношения находит в тотемизме свое удовлетворение. Тотемистическая трапеза — воспоминание о преступном деянии, повторение его, возобновление триумфа над отцом, когда отпадают ограничения “запоздалого послушания”. Жестокий праотец был, несомненно” образцом, которому завидовал и жаждал подражать каждый из братьев. В акте поедания они отождествляются с родителем, каж-дый из них усваивает часть его силы.

Социальные следствия были связаны прежде всего с двумя главными табу тотемизма. Запрет на убийство отца нашел свое продолжение в представлении о святости общей крови, что ознa-чало запрещение проливать кровь брата, а впоследствии перерос-ло в общую заповедь “не убий”, подкрепленную религиозным; обоснованием. Еще большее значение имело второе табу. Соперничество из-за женщин было главной причиной, разрушавшей солидарность общины и мешавшей братьям выступать сообща. Теперь препятствие было устранено, т. е. открывалась возможности социального взаимодействия и культурного развития. Кроме того, это было первым ограничением, которое члены общины терпели не под давлением прямого принуждения со стороны природных обстоятельств или перед лицом более сильного соперника, а по внутреннему побуждению, что, по сути, явилось прообразом моральных запретов.

Чтобы внутреннее побуждение (т. е. бессознательное чувство вины) оставалось в силе, вину следовало периодически возобновлять. Поэтому тотемистические трапезы играли не только роль клапана для выхода агрессивных тенденций, но несли и важную социальную функцию: они воспроизводили преступление, а с ним и переживание соучастия в общей вине, лежащее в основе социальной общности. Не случайно осуществляемое при этом ствие, которое было строго запрещено Совершать любому общины в одиночку, требовало обязательного участия всех без исключения и уклонение от него не допускалось. “Общество покоится теперь на соучастии в совместно совершенном преступлении, религия — на сознании вины и раскаянии, нравственность — отчасти на потребностях этого общества, отчасти на раскаянии, требуемом сознанием вины”, — писал Фрейд.

В дальнейшем эти мотивы претерпевают различные метаморфозы. Так, в сцене жертвоприношения, описанной У. Робертсоном-Смитом, обращает на себя внимание удвоение божества: оно присутствует и в образе поедаемого зверя, и в образе воображаемого бога, принимающего участие в трапезе. Воспоминание о первоначальной идентичности бога и зверя с течением времени достаточно радикально стирается. Однако сохраняется ряд признаков, прозрачно намекающих на эту идентичность — богу посвящается определенное животное, в него превращается бог в мифах и т. д.). Тотем, считал Фрейд, был первой формой замены отца, а бог — позднейшей, в которой отец снова приобрел свой человеческий образ. С течением времени озлобление слабело” а тоска по отцу возрастала, и мог развиться идеал, имевший содержанием всю полноту власти праотца и готовность ему подчиниться. Этому способствовали и изменения в социальной сфере, прежде всего утверждение патриархальных отношений.

Стремление сына занять место бога-отца проявляется также в образах молодых богов ближневосточных религий. Аттис, Адонис, Таммуз — боги произрастания, весеннего возрождения растительности и в то же время — юные божества, пользующиеся любовной склонностью матери-богини. Однако чувство вины заявляет о себе в мифах, приписывающих этим возлюбленным матерей-богинь короткую жизнь и наказание гневом бога-отца, принимающего облик животного.

В свете двух главных мотивов религиозного сознания интерпретировал Фрейд и христианскую идею о первородном грехе и искуплении. Первородный грех представляет собой, несомненно, преступление против Бога-отца: необходимость кровавой жертвы для искупления греха указывает на То, что им было убийство, которое можно искупить только ценой собственной жизни. Самопожертвование Сына ведет к примирению с Отцом, тем более полному, что ему сопутствует полный отказ от женщины, принадлежащей Отцу. Но психологический рок амбивалентности требует своих прав. Вместе с деянием, дающим Отцу самое полное искупление, Сын также достигает цели по отношению к Отцу. Он сам становится Богом, наряду с Отцом, собственно вместо него. Религия Сына сменяет религию Отца. В знак такого замещения древняя тотемистическая трапеза снова оживает как причастие, в котором братья вкушают плоть и кровь не Отца, а Сына и отождествляют себя с ним, освящаются этим причастием. Последнее, однако, является также новым устранением Отца, повторением деяния, которое нужно искупить.

Гипотезу о возникновении тотемизма продолжает аналитическая интерпретация героического мифа в работе “Массовая психология и анализ человеческого “Я”. Внимание Фрейда привлекли процессы, которые происходят в психике человека, коль скоро он превращается в индивида массы. “. Одним лишь фактом своей принадлежности к организованной массе человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации, — констатировал Фрейд. — Будучи единичным, он был, может быть, образованным индивидом, в массе он — варвар, т. е. существо, обусловленное первичными позывами”. Особенности поведения массы — повышенная эффективность, некритичность, возбудимость, нетерпимость, подвластность авторитету, изменчивость, импульсивность — свидетельствуют о том, что у индивидов в ней выражение деградирует ряд функций, которые в системе категорий Фрейда связываются с деятельностью “Сверх-Я”.

В первобытной орде, Считал Фрейд, сыновья находились в такой ситуации, которая неизбежно должна была формировать из них индивидов массы. Не способствовали выходу из массового сознания и условия жизни в общине, регулируемой принципами тотемизма. Героический Миф, по Фрейду, знаменует собой этап освобождения от массовой психологии и прорыв к психологии индивидуальной, в основании которого лежит отказ от бессознательной необходимости общего сручастия братьев в первобытном отцеубийстве и мысленной идентификации себя с отцом.. Иными словами, героический миф является формой, облекающей процесс, возникновения феномена самосознания индивида, ощущающего себя самого как субъекта определенных мыслителэных и эмоциональных процессов и, самое главное, как субъекта морали, что открывает возможность формирования индивидуальной ответственности и, собственно, делает его полноценным членом общества, цивилизованным человеком. Психологически этот процесс начинается с мысленного вхождения “сына” в роль “отца”, который, будучи лидером первобытной орды, являлся и единственным носителем индивидуальной психологии, тогда как сыновья образо-вывали собой массу, предводительствуемую им..

Фрейд характеризовал религиозные взгляды как иллюзии, что совершенно не означает, в его терминологии, неистинности их содержания. Иллюзии не обязательно заблуждения: их характерной чертой является Происхождение из человеческого желания, они близки в этом аспекте к бредовым идеям в психиатрии, хотя и отличаются от них, не говоря уж о большей структурной сложности последних. Выполняя ту же защитную функцию, что и невротическая идея, религиозная иллюзий, подобно ей, исчезнет, как только человек научится преодолевать свои психологические проблемы, прибегая исключительно к рациональным средствам. “Следовало бы предположить, — писал Фрейд, — что человечество как целое в своем многовековом развитии впадает в состояния, аналогичные неврозам, причём по тем же самым причинам, а именно потому, что в эпохи невежества и интеллектуальной немощи оно добилось необходимого для человеческого общежития отказа от влечений за счет чисто аффективных усилий. Последствия происшедших в доисторическое время процессов, подобных вытеснительным, потом еще долгое время преследуют культуру. Религию в Таком случае можно было бы считать общечеловеческим навязчивым неврозом, который, подобно соответствующему детскому неврозу, коренится в эдиповском комплексе, в амбивалентном отношении к отцу. В соответствии с этим пониманием можно было бы прогнозировать, что отход от религии неизбежно совершится с фатальной неумолимостью процесса роста, причем сейчас мы находимся как раз в середине этой фазы развития”.

Источник