я помнил есть на свете ты и все плохое забывалось
Я лишь теперь, на склоне лет,
Истосковался о минувшем.
Но к прошлому возврата нет,
Как нет покоя нашим душам.
Да и какой сейчас покой,
Когда в нас каждый миг тревожен.
Несправедливостью людской
Он в нас безжалостно низложен.
Прости, что столько долгих лет
Мы жили на широтах разных.
Но ты была во мне, как свет,
Не дав душе моей угаснуть.
И как бы ни были круты
Мои дороги, чья-то ярость,-
Я помнил — есть на свете ты.
И все плохое забывалось.
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
Я вот перебираю фотографии и думаю: как же хорошо, что есть воспоминания. Они, конечно, связаны с прошлым, на которое мы часто злимся. Но без него не было бы нас сегодняшних.
О чем ты думаешь… когда ты смотришь на луну?
Я? — «О тебе… и чуточку о вечном…»
Что в этом мире мы, — не бесконечны,
Но каждый хочет, отыскать свою звезду.
Если и есть на свете такая штука, как абсолютное счастье, то это ощущение, что ты — в правильном месте.
Пусть дела твои будут такими, какими ты хотел бы их вспоминать на склоне лет.
Ты только вспомни, что было год назад и что есть сейчас. Со сколькими людьми ты теперь не общаешься, хотя они клялись быть с тобой до конца: они теперь не пишут, у них есть люди поважней. И ты забудь, и отпусти, но не забывай тех, кто всё ещё с тобой, верит в тебя, какие бы ни были обстоятельства и как бы ни меняла тебя жизнь.
Я знаю – прав лишь тот, кто первым плачет,
Что врут, когда читаешь по глазам,
Я знаю – как послать к чертям собачьим,
Чтоб самому не оказаться там.
Я знаю то, о чём мне знать не надо,
Всё хуже сплю от «счастья» своего,
Я знаю всё но вот одна досада –
Что о себе не знаю ничего.
Как видно, никому из нас жизнь легко не даётся. Ну и что ж, значит, нужно иметь настойчивость, а главное — уверенность в себе. Нужно верить, что ты на что-то ещё годен, и этого «что-то» нужно достигнуть во что бы то ни стало.
Вот говорят, что чудес на свете не осталось, что нет больше ни одного единорога, ни одного дракона, и дриады с эльфами канули в далекое прошлое. Я иногда сама верю в исчезновение всего этого. Но потом вспомню о детстве, как сейчас, и все снова кажется двухсторонним, как шляпа волшебника, – реальность и сказка. Нас просто быт своими пинками заставляет поверить в то, что у жизни один слой.
Я должен был остаться никем. Жизнь нанесла мне рану еще при рождении, пол лица мне парализовало еще при рождении. Учителя считали меня умственно отсталым, а мать поставила крест еще в детстве. На протяжении семи лет, семи долгих голодных лет, агенты и продюсеры хором твердили мне, что я должен бросить сначала актерскую, а затем сценарную стезю. Меня разворачивали на кастингах, еще до того как я снимал куртку, а продюсеры браковали мои сценарии не прочитав ни строчки. Я глотал слезы, на работе. Чистил клетки львов в зоопарке, рубил мясо. 7 долгих тяжелых лет. 7 лет слез, пота и веры в себя.
Вы тоже ничего не добьетесь пока не переживете период отчаяния. А потом? А потом я целый год жил на 1600 долларов. И написал «Рокки». Верьте в себя и любите свою маму.
Я помнил есть на свете ты и все плохое забывалось
Мировая Поэзия запись закреплена
Андрей Дементьев
* * *
Я лишь теперь, на склоне лет,
Истосковался о минувшем.
Но к прошлому возврата нет,
Как нет покоя нашим душам.
Да и какой сейчас покой,
Когда в нас каждый миг тревожен.
Несправедливостью людской
Он в нас безжалостно низложен.
Прости, что столько долгих лет
Мы жили на широтах разных.
Но ты была во мне, как свет,
Не дав душе моей угаснуть.
Есть в каждом возрасте свой шик.
У детства – милая бездумность.
У зрелости – карьерный пик.
А мне всего дороже юность.
Я в ней влюблялся много раз.
Показать полностью.
И это началось так рано.
От голубых до карих глаз
Блуждал я в роли Дон Жуана.
Перебирая эксклюзив,
Искал везде свою мадонну:
Чтоб профиль был ее красив,
Улыбка, голос и объемы.
И вдруг однажды ты пришла.
Явилась, как виденье свыше.
И замерла моя душа,
И взгляд твой все былое выжег.
И все забылось и ушло…
И никогда не повторится.
Девиц немалое число
Я поменял на единицу.
Я понял, что любовь одна.
. А все влюбленности – игра лишь.
Я верил, что придет весна,
И только ты ее подаришь.
Так и случилось…
Потому
Теперь я счастлив и спокоен.
Склоняюсь к сердцу твоему,
Как в Храме кланяюсь иконе.
Я помнил есть на свете ты и все плохое забывалось
Мировая Поэзия запись закреплена
Чтобы сердце минувшим не ранить
И не жечь его поздним огнём,
Не будите уснувшую память,
А живите сегодняшним днём.
Вас судьба одарила любовью,
Осенила волшебным крылом?
Не гадайте,
Что ждёт вас обоих,
А живите сегодняшним днём.
Как прекрасно
Двум родственным душам
В целом мире остаться вдвоём.
Не терзайтесь былым
И грядущим,
А живите сегодняшним днём.
Глупо спорили в бесконечности
От себя самих не свободные…
И замерзшие, и голодные,
Встречи миг расплескав по Вечности.
Показать полностью.
И как дети одной беспечности
Стали близкими — Счастьем сводные!
Глупо спорили в бесконечности
От самих себя не свободные…
Путь двух звезд затерялся в Млечности,
В ожидании Слова нового.
Только кто же подаст готового
Понимания Человечности…
Глупо спорили в бесконечности…
*****
Есть в каждом возрасте свой шик.
У детства – милая бездумность.
У зрелости – карьерный пик.
А мне всего дороже юность.
Показать полностью.
Я в ней влюблялся много раз.
И это началось так рано.
От голубых до карих глаз
Блуждал я в роли Дон Жуана.
Перебирая эксклюзив,
Искал везде свою мадонну:
Чтоб профиль был её красив,
Улыбка, голос и объёмы.
И вдруг однажды ты пришла.
Явилась, как виденье свыше.
И замерла моя душа,
И взгляд твой всё былое выжег.
И всё забылось и ушло…
И никогда не повторится.
Девиц немалое число
Я поменял на единицу.
Я понял, что любовь одна.
А все влюбленности – игра лишь.
Я верил, что придет весна,
И только ты её подаришь.
Так и случилось… Потому
Теперь я счастлив и спокоен.
Склоняюсь к сердцу твоему,
Как в Храме кланяюсь иконе.
Я молод, потому что рядом ты.
Я молод, потому что рядом ты,
И вопреки годам, что на пределе,
Я окунаюсь в царство красоты,
Показать полностью.
Где мы с тобою вновь помолодели.
Я молод, потому что я влюблён.
Как много лет с той встречи миновало.
И тайный код двух избранных имён
Любовь нам навсегда расшифровала.
Я молод, потому что этот мир
Ещё мы до конца не распознали.
И наша жизнь – как долгожданный миф,
Который был разгадан только нами.
Андрей Дементьев
Я лишь теперь, на склоне лет.
_Марине
Я лишь теперь, на склоне лет,
Истосковался о минувшем.
Показать полностью.
Но к прошлому возврата нет,
Как нет покоя нашим душам.
Да и какой сейчас покой,
Когда в нас каждый миг тревожен.
Несправедливостью людской
Он в нас безжалостно низложен.
Прости, что столько долгих лет
Мы жили на широтах разных.
Но ты была во мне, как свет,
Не дав душе моей угаснуть.
И как бы ни были круты
Мои дороги, чья-то ярость,—
Я помнил — есть на свете ты.
И все плохое забывалось.
Андрей Дементьев
Спасибо за то, что ты есть
Спасибо за то, что ты есть.
За то, что твой голос весенний
Приходит, как добрая весть
Показать полностью.
В минуты обид и сомнений.
Спасибо за искренний взгляд:
О чем бы тебя ни спросил я —
Во мне твои боли болят,
Во мне твои копятся силы.
Спасибо за то, что ты есть.
Сквозь все расстоянья и сроки
Какие-то скрытые токи
Вдруг снова напомнят — ты здесь.
Ты здесь, на земле. И повсюду
Я слышу твой голос и смех.
Вхожу в нашу дружбу, как в чудо.
И радуюсь чуду при всех.
Я помнил есть на свете ты и все плохое забывалось
© Дементьев А. Д., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014
По строкам моей жизни
Есть что вспомнить. И о чем поразмышлять
Я бесконечно благодарен своим родителям за то, что они встретились когда-то в Твери и этот живописный край стал моей родиной. Малой, как теперь говорят. Именно в Твери я написал стихи, где есть такие строки:
Как раз посреди России и стоял наш небольшой дом с мезонином, где я провел лучшие годы своей жизни – детство, отрочество и юность. Неподалеку была Волга. Наверное, благодаря ей я с малых лет пристрастился к плаванию и гребле, а зимой к конькам и лыжам. Спорт ковал из меня сильного парня. Не будь спортсменом, вряд ли бы мне удалось спастись, когда однажды я провалился под волжский лед, где до меня уже тонули неосторожные земляки.
Сейчас наш деревянный домик хранится лишь на семейных фотографиях. А на улице, носящей имя великого писателя М. Е. Салтыкова-Щедрина, жившего когда-то неподалеку, поднялись многоэтажные дома. Среди них одиноко бродят мои воспоминания о довоенных мальчишеских радостях, о горьких испытаниях войны и первых литературных увлечениях. Рядом с нашим домом, метрах в двадцати от него, располагалось когда-то кавалерийское училище, курсантом которого был С. Я. Лемешев. Отсюда он уехал учиться в Московскую консерваторию. И я хорошо помню, как великий певец каждый год приезжал в родную Тверь, давал концерты для своих земляков в местном Колонном зале. Именно ему я обязан ранним увлечением музыкой – как классической, так и народной. Я рос среди мелодий. Мои дед и мама, которые хорошо пели, были страстными поклонниками Лемешева. И эта любовь передалась мне. В нашем доме бесконечно звучали арии и романсы в исполнении Сергея Яковлевича. Старенький патефон просто изнемогал от перегрузок. Может быть, потому на мои стихи написано так много песен, что с детства я почувствовал ритм и внутреннюю музыку слова.
Был у меня еще один отчий дом, в деревне Старый Погост, куда каждое лето я уезжал на каникулы к бабушке. Места там поразительные – маленькая речушка извивалась между обрывистыми берегами, с которых мы прыгали в прохладную и прозрачную воду, местами заросшую кувшинками и белыми лилиями. А «русский лес до небес» манил нас, мальчишек, своей загадочной зеленой тишиной и, конечно же, грибами и ягодами. Все это стало потом моей поэзией…
В 1936 году я пошел в школу, сразу отстав по болезни на целых два месяца. Но учился хорошо. Наши учителя были добры к нам и терпеливы. И хотя из детства мы перешли в войну и жизнь посуровела, она не стала для нас менее дорогой.
Уроки в те годы начинались со сводок Совинфорбюро, и карта, висевшая в нашем классе, была утыкана красными и синими флажками. Все жили тогда фронтом…
И, когда пришла долгожданная Победа, я уже заканчивал школу, сдав экстерном девятый класс, чтобы скорее стать самостоятельным. Потому что жили мы трудно и бедно. Мама одна воспитывала меня. Отец был арестован по печально знаменитой тогда 58 статье. Именно из-за отца и его братьев, которые тоже мотались по тюрьмам и лагерям, мне было отказано в поступлении сначала в Военно-медицинскую академию, а потом в Институт международных отношений.
Я поступил в Калининский педагогический институт (ныне Тверской государственный университет), откуда через три года по рекомендации известных советских поэтов Сергея Наровчатова и Михаила Луконина перешел в Литературный институт, выдержав творческий конкурс (15 авторов на одно место). Все эти нелегкие годы я чувствовал себя счастливым человеком. Еще бы! Быть студентом всемирно известного Литинститута – это ли не счастье для пишущего юнца?! Нам преподавали классики – Валентин Катаев, Константин Паустовский. Мы слушали лекции Твардовского, Симонова, Эренбурга, Исаковского, Бонди, Маршака… Но стихи писались тяжело, потому что надо было догонять упущенное в войну время, когда мы не имели возможности ни много читать, ни ходить на спектакли, ни вообще нормально жить.
С дипломом Литературного института я вернулся в родной город Калинин и только там почувствовал себя поэтом. Стали выходить книги, пришла известность. Все давалось нелегко – днем я трудился в редакции, ночью писал. А годы-то совсем молодые. Хотелось и погулять, и за девчонками поухаживать. И спорт не бросать. Я женился, родилась дочь Марина… Но все больше меня тянуло в Москву. Я понимал, что центр поэтической вселенной там, в столице. Помню, как-то заговорил об этом со своим земляком и старшим другом Борисом Николаевичем Полевым. Он гениально ответил: «Переезжайте в Москву, старик. Но помните, Москва – жестокий город. Пройдет стадо бизонов, на морде одни копыта останутся. Выдержите?»
Я выдержал. И работу в аппарате ЦК ВЛКСМ, где жили по непривычным мне законам бюрократии, но где в то же время учили меня мужскому братству и закаляли характер. И улюлюканье некоторых собратьев по перу вослед моей книге «Азарт», удостоенной в 1985 году Государственной премии СССР. Выдержал и предательство друзей, оставивших меня на другой же день, как я перестал быть главным редактором журнала «Юность», где они все так охотно печатались.
Но хорошего было больше. Были незабываемые поэтические вечера в Политехническом и в Лужниках, в сельских домах культуры и в знаменитом зале Чайковского. Двадцать один год я отдал журналу «Юность», который в те времена был поистине властителем дум. Каждый день я приходил в редакцию в ожидании чуда… И чудес хватало. Их творили наши авторы – Борис Васильев и Владимир Амлинский, Анатолий Алексин и Владимир Войнович, Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко… Всех не перечтешь. Но главное – мы, как повивальные бабки, принимали роды новой литературы: Тоболяк, Поляков, ершистые поэты из завтрашней классики. Сейчас я вспоминаю о тех годах с нежностью и грустью. А моя личная творческая жизнь шла своим чередом. Выходили книги. Стихи переводились на разные языки. Меня награждали, избирали, как водится, завидовали. Вся страна слушала и пела наши с Женей Мартыновым песни – «Отчий дом», «Лебединая верность», «Аленушка». Незаметно я становился мэтром в общем музыкальном доме. На мои стихи писалось все больше и больше песен. Арно Бабаджанян, Раймонд Паулс, Владимир Мигуля, Евгений Дога, Павел Аедоницкий были моими соавторами. Да и не только они. Я стал получать немалые гонорары. Популярность в те годы в стране Советов оплачивалась высоко.
В один из моих первых серьезных юбилеев с легкой руки фотокорреспондента ТАСС, опубликовавшего во всех газетах снимок поэтического вечера, к моей главной профессии – поэт – добавилось расхожее слово «песенник». Я испугался этого и перестал писать песни. Тем более что вскоре ушел из жизни мой первый композитор Евгений Мартынов. Меня вовсе не унизило слово «песенник». Просто я почувствовал опасность скатиться в тексты, потому что музыканты были очень уж нетерпеливы. А я привык работать не торопясь, подолгу, и поток меня не устраивал.
А ныне я вновь затосковал по мелодиям и стали появляться мои новые песни, как правило, написанные на стихи из сборников.
За эти годы вышло уже много книг. Последние по датам – «Виражи времени» (издательство «Молодая гвардия») и «У судьбы моей на краю» (издательство «Воскресение») выдержали по нескольку изданий. Меня это радует. И не только потому, что лично я, поэт Андрей Дементьев востребован. А прежде всего потому, что в России возрождается интерес к поэзии вообще, который не подавила наша тяжелая и непредсказуемая жизнь.