в каком веке жили ведьмы

Ведьмы

Место нахождения: в Овцепикских горах Характер: Хитрый,гадкий.

Ве́дьма (от ст.-слав. ведать — «та, что обладает ведовством, знанием»; также вештица, волшебница, колдунья, чаровница) — женщина, практикующая магию (колдовство), а также обладающая магическими способностями и знаниями.

Исторические представления [ ]

Людей, владеющих опасными знаниями и умениями, издавна уважали или опасались. В Средние Века сложилось представление, что женщина становится ведьмой, заключив договор с дьяволом. Ведьмам приписывались участие в Шабашах на лысых горах (основной — Вальпургиева ночь), совокупление с демонами в образе мужчин (Инкубы), принесение в жертву младенцев. Подобное суеверие привело к всплеску с конца XV — до середины XVII вв. массовых преследований и казней женщин, считавшихся ведьмами. Этот период в Западной Европе вошёл в историографию под названием Охота на ведьм. Написанный германскими инквизиторами Г. Инститором и Я. Шпренгером в 1486 году трактат «Молот ведьм» послужил одним из поводов для массовых судебных процессов над т. н. ведьмами. Ведовские процессы не ограничивались инквизицией и происходили в Европе не только в католических, но и в протестантских государствах, а также в американских колониях Англии (Салемские ведьмы). Преступлением (ересью), требующим применения пыток и смертной казни, объявлялось ведовство и даже неверие в ведьм.

Во многих славянских странах ведовские процессы были менее распространены и приговоры были мягче.

У славян основными умениями ведьм считались: способность к вредительству; умение отбирать молоко у коров, шерсть у овец, яйца у домашней птицы и сало у свиней; лишать людей урожая и делать ихвурдалаками; насылать болезни; портить продукты; ведьма может также руководить погодой: вызвать град, засуху, и т. п. Даже приснившись, ведьма может привести к неприятностям.

Национальный научный фонд (США) относит существование ведьм к одному из наиболее распространённых среди американцев псевдонаучных заблуждений.

Наиболее частое проявление активности ведьм [ ]

Специализация славянских ведьм — изымание молока от коров. Коровье молоко с росой — любимое кушанье ведьм. Ведьмы любят принимать у себя по праздникам всякую нечистую силу, но, чтобы её угостить, должны сперва подобраться к чужим коровам и выдоить их до крови. Прирождённая ведьма доит коров, как обычная женщина. А учёная ведьма, после первого выдою, проделывает дырку в одном со столбов своего дома, затыкает её чопиком, и потом молоко течёт оттуда — будто из крана. Согласно другим источникам, ведьме довольно собрать на меже или пастбище фартуком или рубашкой росу и выжать: молоко будет течь без остановки. Порой ведьма бегает доить коров перевоплощаясь в белую собаку. Если же ведьма не может украсть молоко, то она хотя бы навредит корове, у коровы из вымени вместо молока будет течь кровь.

В народных поверьях ведьмы часто летают, используя для этого веник или метлу. Натираются неким снадобьем или наносят на запястье специальную мазь; вылетают через печь. В восточно-славянской мифологии цель их полета, обычно — Лысая Гора под Киевом, в немецкой — Брокен, в итальянской — Беневентский дуб. Здесь они организуют свои шабаши, то есть сборища («разгульные банкеты»), и отчитываются о совершенных злодеяниях перед высшей нечистой силой. Происходят шабаши обычно на первой неделе каждого нового месяца, или под праздник (например Юрьев день). Возможно, что когда ведьма отправляется на шабаш, улетает только её душа, а тело остается на месте. Если же перевернуть тело ведьмы на 180°, то душа уже не сможет в него вернуться.

Перед посещением шабаша ведьма (группа ведьм), во время заклинаний, полностью натирает себя особой мазью на основе: змеиного жира, резеды, аконита, белены, белладонны, дурмана, истолченного в порошок сухого красного мухомора, пепла коры волчьего лыка («Вечірній колдовник», 17 вік.).

После смерти, ведьмы, как и упыри, зомби, могут вставать из могил, особенно если испытывали в жизни какую-то несправедливость, за которую хотят отомстить. На вере в это построена повесть Н. Гоголя «Вий».

Ведьмы по народным представлениях могут иметь влияние на погоду, задерживать дождь и насылать таким образом засуху. В связи с этим суеверием был обычай испытания ведьм водой, о котором упоминает в своём «Слове», 1274 г. Серапион, епископ Владимирский, который был первым архимандритом Киево-Печерской лавры и написал свое «Слово» против самосудов над ведьмами на основании своих наблюдений за жизнью народа.

Источник

Экономика ведовства: за что на самом деле судили ведьм в Новое время

Кем на самом деле были ведьмы, которых судили и казнили в Европе в XVI­—XVII веках? Почему в их ряды в основном записывали состоятельных людей (не только женщин, но и мужчин) — и при чем здесь драконы-домушники и зарождение капитализма? Об экономике ведовства на сайте журнала Aeon рассказывает специалист по истории раннего Нового времени, автор книги «Охота за волшебными сокровищами в Европе и Северной Америке» Йоханнес Диллингер.

Маргарета Хёнин, жившая в XVI веке в городе Кобург в Тюрингии, пользовалась дурной славой. Соседи ненавидели ее за то, что она была парвеню и скрягой. Также ходили слухи, что Хёнин — ведьма, которая состоит в связи с драконом. Но какое отношение скупость имеет к визитам дракона и обвинениям в ведовстве?

Говоря о ведовстве, необходимо проводить разницу между настоящей и воображаемой магией. А чтобы понять связь между воображаемой магией и любовью к деньгам, нужно рассмотреть связь между экономикой и настоящей магией, практикуемой обычными людьми.

Реальная магия

В доиндустриальной Европе магия наравне с религией была частью повседневной жизни. Люди не просто верили в магию, но и сами пытались ее практиковать. Широко распространены были простые формы гадания и целительства, а также сельскохозяйственная магия.

Крестьяне гадали, чтобы определить подходящее время для посева и сбора урожая, и делали обереги, чтобы защитить скот от болезней. Городские ремесленники и купцы практиковали экономическую магию для обогащения. А в теневой экономике (лотереи и азартные игры) вера в магию сохранилась вплоть до XX века.

Главная с точки зрения экономики форма магии связана с поиском волшебного сокровища. Охотники за сокровищами обладали огромным магическим арсеналом: у них были различные книги заклинаний, жезлы из разных пород древесины, амулеты для защиты от злых духов и свинцовые таблички с магическими символами. Считалось, что каждое сокровище охраняется неким духом — и охотники за сокровищами изо всех сил пытались установить с ним связь. К ужасу церковных властей, они призывали ангелов и святых, общались с призраками и даже пытались вызывать демонов.

В Швабии в XVII веке при поиске сокровищ использовалась другая магическая стратегия: нужно было записать тайные знаки на пергаменте и оставить его на земле, в том месте, где предположительно находилось сокровище; если пергамент вспыхивал — значит, сокровище было найдено. Затем волшебник мечом рисовал на земле круги с магическими символами, клал на край круга березовые ветки и зачитывал длинное заклинание на неизвестном языке. Только после этого можно было начинать копать — обязательно в полной тишине.

Охота за сокровищами стала неким магическим массовым увлечением. В Европе того времени были тысячи охотников за сокровищами, и почти все они использовали магию. Однако лишь немногих из них впоследствии обвинили в колдовстве. Как правило, охотникам за сокровищами грозил штраф или несколько дней принудительных работ.

Обычные люди не считали этот вид магии колдовством, и большинство судей придерживались такого же мнения. Неудивительно, что самый строгий закон против охоты за сокровищами, изданный Генрихом VIII в 1542 году, был вскоре отменен.

Воображаемая магия ведьм

Отдельным видом магии была воображаемая магия ведьм.

Никто и никогда не был (и не мог быть) обвинен в ведовстве в полном смысле этого слова, которое в конце эпохи Средневековья определялось как преступление, состоящее из пяти элементов:

В Европе и Британии раннего Нового времени наказанием за ведовство была смертная казнь.

На первый взгляд, между экономикой и воображаемой магией ведьм нет никакой связи. Ведьм часто обвиняли в уничтожении скота и урожая: заморозки, дожди, град — приписывали их проискам. Считалось, что их колдовство угрожает экономике целых регионов. Однако погодная магия — это скорее форма аутоагрессии, так как град, якобы вызываемый ведьмами, опустошал и их поля тоже.

Что касается сделки с дьяволом, то, согласно судебным протоколам того времени, она вовсе не учитывала желания подписанта (как в случае со сделкой Фауста и Мефистофеля), а подразумевала полное подчинение воле дьявола: ведьма делала то, что приказывал ей дьявол, и становилась орудием его безграничной ненависти ко всему живому.

Одним словом, ведовство было жаждой разрушения ради самого разрушения, а не ради личной выгоды, тем более финансовой.

Денежный дракон развивающейся рыночной экономики

Но были и исключения. Свой обзор экономической магии Мартин Лютер начинает с упоминания о «невестах дракона». Можно подумать, что это аллюзия на Сатану, предстающего в образе змея в Библии. Но на самом деле Лютер имел в виду ведьм, состоящих в связи с драконом. Вера в эту форму ведовства была широко распространена в Германии, восточной части Центральной Европы и Балтике, но в других краях такого поверья не существовало.

Дракон, о котором шла речь, был не гигантским чудовищем из средневекового эпоса, а домашним духом (драконом он назывался из-за своей способности летать и связи с огнем). Люди, утверждавшие, что видели дракона, описывали его как летающий по ночному небу длинный пылающий луч с большой коровьей головой. Проникая в дом через окно или дымоход, дракон приносил деньги, а также другие полезные ресурсы: зерно, молоко и масло.

Примечательно, что дракон приносил не только продукты питания, но и деньги. То есть представление о драконе изменилось под влиянием зарождающейся рыночной экономики.

Домашнего дракона боялись и одновременно жаждали заполучить многие люди, жившие на территории от Баварии до Эстонии. Упоминания о нем встречаются не только в судебных протоколах процессов над ведьмами, но и в других источниках.

Некоторые скандинавские и немецкие ученые той эпохи пытались объяснить феномен домашнего дракона. Одни считали, что draco volans — лучеподобный дух, пылающий в ночном небе, — был метеоритом. Другие утверждали, что за дракона принимали облако горящего газа, притягиваемое черным дымом, выходящим из дымоходов жилищ, в которых жгли слишком много зелени. Другими словами, дракон был доиндустриальным аналогом смога.

Но ученых мужей никто не слушал. По меньшей мере до XVIII века научные объяснения веры в драконов игнорировались. Большинство людей считали дракона дьяволом, представшим в одном из многих своих обличий.

В 1536 году в Саксонии состоялся первый суд над ведьмой, на котором упоминалась сексуальная связь с демоном. Утверждалось, что в виде дракона к ней явился дьявол. В 1652-м женщина из Саксонии, которая называла себя ясновидящей, умеющей опознавать ведьм, сообщила суду, что видела, как несколько ее соседок совокуплялись с летающим драконом.

С учетом библейской истории о змее, неудивительно, что домашний дракон считался воплощением Сатаны, а люди, подозревавшиеся в обладании драконом, сжигались на костре. Немецкий фольклор косвенно подтверждает предположение о связи драконов и ведьм, предлагая одно и то же противоядие от тех и других.

В 1636 году балто-немецкий теолог Пауль Эйнхорн описал летающих огненных духов, «которыми многие владеют и сегодня». Эти духи, говорил он, крадут «зерно и другие продукты» для своих хозяев. Эйнхорн верил в «злых идолов богатства» и считал их частью культа поклонения демонам.

Источники умалчивают о том, использовали ли драконьи ведьмы магию для получения богатства, но все мужчины и женщины, которым приписывалось обладание драконом, были довольно состоятельными. Что примечательно, все они имели репутацию скряг, ростовщиков и даже мошенников. Односельчане считали их жадными и опасными людьми.

Обвиняемые отвечали, что стали жертвами не только клеветы, но и зависти. Таким образом, в основе россказней о драконах лежит осуждение жажды обогащения. Участников рыночной экономики порицали за жадность и безнравственность, и государство их не защищало.

Богатая — значит, ведьма!

Самая известная драконья ведьма — Маргарета Рамхолд из Кобурга, которую протестантский богослов Иоганн Маттеус Мейфарт (1590–1642) упоминает в своем трактате о ведьмах, изданном в 1635 году, через семь лет после смерти Рамхолд.

Маргарета была родом из семьи скромных ремесленников. Но позже Рамхолды сколотили состояние на продаже пива и молока, несмотря на то, что имели только одну корову. Со временем они начали одалживать деньги под проценты. Соседи обвинили Рамхолдов в ведовстве и донесли властям, что в их доме живет дракон. Маргарету казнили в 1628 году.

Читайте также

Второй тип ведьм, который внушал страх и отвращение жителям Европы, — это богачи, считавшиеся ведьмами. Более того, по слухам, богатые ведьмы были самыми могущественными и опасными приспешниками дьявола. И действительно, среди обвиняемых в ведовстве в Германии было довольно много зажиточных людей.

Однако большинство богатых ведьм на самом деле были ведьмаками — богачами и парвеню, нажившимися на сельскохозяйственных кризисах XVI и XVII веков. К ним причисляли и продажных чиновников.

Самым известным из них был доктор Дидерих Фладе, казненный в 1589 году.

Фладе был коррумпированным чиновником, поддержавшим архиепископа Трира в его конфликте со светскими властями. Он также был известен тем, что ссуживал деньги крестьянам из бедных деревень, расположенных в окрестностях благополучного Трира. Фладе стал сказочно богат (и влиятелен) всего за пару лет. Затем последовал крах. По меньшей мере 28 так называемых ведьм упомянули Фладе в своих признаниях, назвав его демоном и организатором шабашей.

Объясняя, почему после долгих месяцев раздумий он наконец решил выдвинуть официальные обвинения против Фладе, курфюрст Трира сказал, что тот был «печально известен своей алчностью». Другими словами, курфюрст признал, что жажда наживы для него является признаком связи с дьяволом.

Еще одним богатым ведьмаком был Мартин Гребер, купец и бургомистр маленького городка Хорб в Швабии. Сколотив состояние на торговле, Гербер занялся пивоварением. Скупив огромное количество ячменя, он не только вытеснил с рынка мелких пивоваров, но и спровоцировал сильный рост цен на ячмень, что в итоге привело к подорожанию хлеба.

Из-за предпринимательской деятельности Гербера бедняки начали голодать. Жители Хорба были возмущены поступками Гербера, который вместо того, чтобы поддерживать своих менее обеспеченных сограждан, пытался еще больше на них нажиться.

Начиная с 1597 года обвинять в колдовстве стали не только самого Гербера, но и его жену, и дочь, которые яростно его защищали. Дочь Гербера была арестована и подверглась пыткам. Хотя она так и не признала свою вину и в итоге была освобождена, обвинения в ведовстве преследовали ее всю оставшуюся жизнь.

Богатство — от дьявола

Теперь мы знаем достаточно, чтобы провести параллели между драконьей магией, охотниками за сокровищами и богатыми ведьмами. Всё указывает на то, что богатые ведьмы и драконьи ведьмы на самом деле не использовали никакой магии, а обвинялись в первую очередь в заключении сделки с дьяволом. Драконьи ведьмы, как считалось, обязаны были своим богатством магическому воровству, совершаемому для них демоном в облике дракона. Дракон и магическое воровство объясняют связь между приобретением богатства и подозрениями в колдовстве.

Феномен богатых ведьм объяснить труднее. Никто не утверждал, что они разбогатели благодаря магии. Само их богатство служило поводом для обвинений в ведовстве.

Отчасти это гендерный вопрос.

Подавляющее большинство охотников за сокровищами были мужчинами. Среди богатых и драконьих ведьм встречались как женщины, так и мужчины. Среди зажиточных жертв охоты на ведьм было больше мужчин, чем женщин. Выходит, что жадность и колдовство приписывались не только женщинам. Однако для всех них была характерна социальная мобильность.

Драконьи ведьмы и богатые ведьмы были не просто богатыми — они были нуворишами. Охотники за сокровищами стремились примкнуть к их рядам, но ключевое отличие между ними и ведьмами состояло в том, что первые искали источник богатства вне общества.

Сокровище по определению не принадлежит никому. Сокровища относились к миру духов и контролировались духами. Вопрос происхождения сокровищ был настолько несущественным, что в ходе большинства процессов над охотниками за сокровищами он даже не поднимался. Деньги, на которые претендовали охотники за сокровищами, не были получены из ресурсов региона, в котором они жили.

Экономика ведьм

В доиндустриальных аграрных обществах считалось, что все блага существуют в ограниченных количествах. Другими словами, экономика — это игра с нулевой суммой. Выигрыш одного подразумевает проигрыш для всех остальных. Следовательно, новшества и стремление к приобретению богатства были не в почете.

Охотники за сокровищами были сторонниками идеи ограниченного блага. Они хотели разбогатеть не благодаря более усердному труду, а благодаря магии — а значит, имели дело с миром духов. Вот почему для них наказание за колдовство было таким мягким. Хоть они и практиковали магию, вызывали демонов и общались с призраками, они не нарушали нормы экономического поведения того времени.

Драконьи ведьмы и богатые ведьмы были их полной противоположностью. Из исторических источников мы знаем, что они делали всё то, чего охотники за сокровищами избегали: создавали жесткую конкуренцию и стремились обогатиться, невзирая на чувства сограждан.

Окружающие объясняли такое поведение тем, что драконьи ведьмы и богатые ведьмы были жадными по своей природе. А жадность автоматически делала их злыми. В конце концов, церковь учила, что алчность — это один из семи смертных грехов. Следовательно, драконьи ведьмы и богатые ведьмы были на стороне дьявола еще до того, как заключили с ним сделку. Как говорится в одном источнике: «Из-за своей алчности подозреваемая считалась ведьмой, а если еще и не была ей, то, несомненно, вскоре бы стала».

Драконьи ведьмы и богатые ведьмы — это две стороны одной медали. И те и другие осуждались за жадность и безразличие. Их богатство было главной причиной, по которой их считали ведьмами. В отличие от охотников за сокровищами ведьмы удовлетворяли свою жажду наживы за счет своих ближних. Подозрение на них навлекало именно агрессивное обогащение.

Для жителей раннего Нового времени антисоциальное поведение служило доказательством заключения сделки с дьяволом. Многие подозреваемые в колдовстве были попросту агрессивными или несдержанными людьми, которых окружающие считали воплощением зла.

Учитывая огромные риски, напрашивается вопрос: почему некоторые люди всё же стремились разбогатеть? И почему вера в ограниченное благо не препятствовала такому поведению?

По словам американского антрополога Джорджа М. Фостера, вера в ограниченное благо — это скорее особенность менталитета, а не догма. Она определяла ожидаемые формы поведения. Но люди, которым хватало смелости (или безрассудства), игнорировали общепринятые нормы и действовали в своих интересах.

Процессы над ведьмами нужно рассматривать не в контексте магии (поскольку они имеют крайне мало общего с магией), а в контексте ценностей и норм поведения, свойственных конкретным сообществам.

В этой связи напрашивается еще один, более важный вопрос: способствовало ли развитие капитализма упадку веры в ведовство? Было ли установление рыночной экономики в Европе одним из факторов, положивших конец охоте на ведьм?

Обвиняемые в ведовстве наказывались за определенное социальное и экономическое поведение, а не за магическую практику. Все до единого охотники за сокровищами в Германии остались живы после судебных процессов над ними. Маргарета Хёнин же пользовалась дурной репутацией, так как не подчинялась господствующей идеологии, согласно которой каждый должен был оставаться на своем, Богом данном ему месте. Ее признали виновной в ведовстве и сожгли на костре в 1580 году.

Источник

Формирование классического образа ведьмы с 1427 по 1486 гг

XV в. стал свидетелем небывалого распространения сочинений о ведьмах и многочисленных ведовских процессов. Число ведьм множилось в геометрической прогрессии. Отчасти этот бурный рост феномена ведовства объясняется разрушением идейных и институциональных устоев средневекового общества. Смятение рождало панику, и эта паника выплеснулась в страх перед ведьмами. В остальном же расцвет ведовства был результатом тех культурных и общественных тенденций, которые принято считать позитивными и которые известны нам под общим названием «Ренессанс».

Период с 1427 г., когда стали множиться публикации на тему ведовства, до 1486 г., когда вышел в свет печально известный «Молот ведьм», был периодом тщательной проработки образа ведьмы. Идеи, прежде не связанные друг с другом, теперь объединялись в неразрывное целое. Только идея малефициума сохраняла некоторую обособленность, хотя иной раз и она звучала в ведовских процессах; если же говорить о собственно ведовских представлениях, то здесь еретические элементы прочно срослись с фольклорными компонентами, такими как идея буйных скачек, и с этого времени стало не просто трудно, а невозможно выделить из всего множества ведовских процессов те, в которых еретическая компонента преобладала бы над остальными. Роль суеверий, бытовавших среди жителей Альп, в формировании ведовских представлений явно преувеличена исследователями. Классическая концепция ведовства зародилась в равнинных регионах Европы, где была сильна ересь, и лишь затем проникла в отдаленные регионы, такие как Альпы.

Борьба с ведьмами

Инквизиция, пользуясь неопределенностью канонического права и покровительством папского престола, в XV в. стала играть небывало большую роль в преследовании ведьм. Именно в силу того, что каноническое право не регламентировало процедуру расследования ведовских преступлений, инквизиция стремительно расширяла сферу своей активности, вступая порой в открытую конфронтацию с местными, епископскими или секулярными, властями. Экспансия инквизиционного судопроизводства была бы невозможна без содействия римского престола. Благодаря активной поддержке, оказанной инквизиции понтификами XV в., каноническое право в конце концов перевело ведовские деяния из разряда суеверий и колдовства в гораздо более серьезную категорию ереси.

Папа Евгений IV (1431—1447 гг.) выпустил целый ряд булл, приказывавших инквизиции вести борьбу с магами и прорицателями, преступления которых он описывал в терминах классического ведовства: преступники приносят жертвы, молятся и присягают на верность демонам, а также оскверняют распятие и заключают сделки с дьяволом. Из всех папских постановлений XV в. буллы Евгения содержат, пожалуй, самое полное описание картины ведовства. Его преемник Николай V (1447—1455 гг.) дал понять, что инквизиция может преследовать колдунов даже в том случае, если в их деяниях не обнаруживается явных признаков ереси.

Важную лепту со стороны римского престола в феномен ведовства внес Иннокентий VIII (1484—1492 гг.). Этот покровитель изящных искусств и литературы 5 декабря 1484 г. разразился буллой Summis desiderantes affectibus (О желающих высших ощущений). Поводом к изданию буллы послужили жалобы двух инквизиторов, будущих авторов «Молота ведьм», Инститориса и Шпренгера; последние, встречая препятствия со стороны местных властей в Альпах, желали заручиться поддержкой Святого Престола. Историки всегда придавали большое значение этой булле. Войдя в качестве предисловия в первое издание «Молота ведьм», она установила раз и навсегда, что папский престол всецело одобряет инквизиторское рвение в деле истребления ведовства, и тем самым открыла дорогу кровавой бойне грядущего столетия. Впрочем, в формировании самого феномена ведовства она сыграла куда меньшую роль, чем тот же «Молот ведьм» или буллы Евгения IV. За исключением упоминаний об инкубах, заклинаниях и малефициуме ничто в этой булле не указывает на классическую картину ведовства,— даже представления о шабаше, и те не нашли здесь отражения. Другие послания Иннокентия имеют, скорее, оценочный характер: в них ведовство трактуется как ересь, но содержательная сторона вопроса почти не раскрыта. Однако своими заявлениями на тему ведовства Иннокентий VIII оказал огромную поддержку Генриху Инститорису и Якову Шпренгеру.

Биографии этих знаменитых инквизиторов хорошо известны. Их главный труд Malleus Maleficarum, «Молот ведьм», получил свое название по аналогии с прозвищем, которым часто наделяли инквизиторов,— «Молот еретиков». Сочинение было опубликовано в 1486 г., вместе с Summis desiderates Иннокентия VIII в качестве предисловия, и сразу же приобрело огромную популярность среди инквизиторов и духовных лиц. Главным автором книги является Инститорис, вклад Шпренгера был менее значительным. Инститорис родился в 1430 г. в Шлетштадте недалеко от Страсбурга и там же вступил в доминиканский орден. Верный защитник папских привилегий и хороший оратор, он благодаря поддержке своих влиятельных римских товарищей по ордену снискал расположение и покровительство папы. В 1474 г. он был назначен инквизитором южной Германии, и уже в 1476 г. провел свои первые ведовские процессы. Будучи крайне честолюбивым, высокомерным и жестоким человеком, он нажил немало врагов как среди своих сподвижников-доминиканцев, так и за пределами ордена (в 1482 г. его обвинили в расхищении денежных средств, выделенных орденом для войны с турками), и его инквизиционная деятельность в горных регионах Германии натолкнулась на сильное сопротивление местных епископальных и секулярных властей. В конце концов он умудрился настроить против себя даже своего соавтора Шпренгера. В 1490 г. руководство доминиканского ордена осудило Инститориса за то, что он грубо нарушал установленную процедуру расследования, однако это не положило конец его карьере,— в 1500 г. папа Александр VI бросил Инститориса на искоренение ереси в Богемии и Моравии.

В свою очередь, биография Шпренгера служит наглядным и поучительным свидетельством того, как радение о чистоте церкви и христианского учения может выродиться в искреннюю ненависть к ведьмам. Шпренгер родился приблизительно в 1436—1438 г. в Базеле; там он вступил в доминиканский орден и затем отправился на учебу в Кельн, где в конце концов стал профессором теологии. В 1470 г. его назначили инквизитором Рейнской области. Шпренгер активно сотрудничал с Инститорисом в инквизиционной деятельности и принимал некоторое участие в создании «Молота ведьм», пока наконец не устал от выходок своего эксцентричного сподвижника.

«Молот ведьм» написан по образцу инквизиционных руководств Аймерика и других авторов. Используя схоластическую структуру и формально-логический метод доказательства, авторы задают quaestiones (вопросы), приводят противоположные аргументы и затем излагают свои выводы. Данное сочинение мало что добавило к феномену ведовства, но его четкая структура и тщательная аргументация вкупе с сопровождавшим его одобрением папы способствовали тому, что система ведовских поверий прочно закрепилась в умах инквизиторов и в общественном сознании. Авторитет «Молота ведьм» подавлял любые сомнения в реальности существования ведьм, даже протестанты, яростные противники католицизма, с восторгом приняли идею ведовства. В последующие два столетия феномен продолжит свое развитие, но отступления от утвержденной «Молотом ведьм» картины ведовства будут минимальными.

Авторы видели свою задачу в том, чтобы последовательно опровергнуть все возражения относительно реальности ведовства. По их мнению, ведьмы действительно повинны в большинстве приписываемых им преступлений; только некоторые из пресловутых проделок ведьм представляют собой иллюзию, но сии иллюзии внушил ведьмам — согласно их же желанию — дьявол. Авторы оспаривают скептицизм «Епископского канона», утверждая, что нынешние ведьмы отличаются от тех женщин, ночные скачки которых канон считает игрой воображения (в свете развития образа ведьмы после X в. этот вывод, как ни странно, представляется вполне справедливым). Для ведовства необходимы следующие три силы: злоумышленница-ведьма, помощь дьявола и попущение Господа, который ненавидит зло, однако допускает его, поскольку без зла не было бы и добра. Ведовство — ужаснейшее из всех преступлений и заслуживает самого сурового наказания, ибо являет собой предательство по отношению к Богу. «Молот ведьм» приводит обширный перечень злодеяний и проделок ведьм, в котором представлены практически все характеристики, ассоциируемые с классическим ведовством, и отныне они будут восприниматься как непреложные истины.

Удивительно, что в широко раскинутые сети авторов не попали некоторые важные ведовские поверья, например, идея личных духов и непристойного поцелуя или представления о сопряженных с шабашем пирах и оргиях ведьм. Авторы ни словом не обмолвились ни о «печати дьявола», ни о ведьмовской отметине, а между тем в последующие два столетия эти идеи будут часто звучать на ведовских процессах. «Молот ведьм» предписывает раздевать и выбривать ведьм, но не с целью обнаружения каких-либо отметин, а для того чтобы найти сокрытые талисманы и амулеты.

По мнению авторов, ведовство есть самая отвратительная из всех ересей, ибо ведьмы отрекаются от христианской веры, приносят в жертву Сатане некрещеных младенцев, телесно и духовно предаются злу и вступают в половые сношения с инкубами. Заключив пакт с силами ада и совершив ритуальное совокупление с Сатаной, они стали слугами дьявола и теперь выказывают ему различные знаки почтения. Они произносят заклинания, в воображении своем, подчиняясь дьявольскому наущению, принимают разные облики, совершают разнообразные зловредные деяния, с помощью нечистой силы переносятся по воздуху с одного места на другое и оскверняют священные христианские символы, используя их в своих мерзких ритуалах. Они варят и пожирают детей, как чужих, так и собственных, изготовляют из их мяса и костей разные мази и зелья, посредством которых творят затем свое колдовство.

Вовсе не Инсгиторис был автором этих чудовищных идей, они явились логическим завершением многовековой проработки теории ведьм, получившей новое развитие в XV в. 14 Начиная с 1430 г. заметно выросло число трактатов по теме ведовства. Если прежде ведовство рассматривалось в более широком контексте проблем, связанных с колдовством и ересью, то теперь оно выступило на первый план и стало центром внимания теологов. Количественный скачок в теоретическом осмыслении ведовства сопровождался стремительным увеличением числа судебных процессов против ведьм, однако эти два явления не связаны друг с другом причинно-следственными отношениями. Оба обязаны своим происхождением тому факту, что общественное сознание в XV в. стало как никогда восприимчивым к идее ведовства. Убежденность в существовании ведьм отчасти была результатом предшествующих ведовских процессов и трактатов о ведовстве, но она подкреплялась также растущей популярностью возрожденного неоплатонизма. Неоплатонизм с его стройной системой магического мировоззрения, при всех своих отличиях от аристотелизма, в рамках которого первоначально развивалось ведовство, укрепил — сначала в умах ученых, а затем и в сознании обывателя — веру в существование упорядоченного множества духов, сонма космических сил, гораздо более многочисленных и деятельных, чем допускала традиционная христианская доктрина. Теоретики ведовства в большинстве своем не были ни глупыми, ни безнравственными людьми. Напротив, они составляли интеллектуальную и духовную элиту того времени, и они искренне верили в те ужасы, о которых писали в своих трудах. Очень многие из них, подобно авторам «Молота ведьм», отстаивали реальность ведовства в противовес всем доводам рассудка и скептицизму «Епископского канона». Как справедливо заметил Роббинс, в пожаре ведовской истерии, полыхавшем в Западной Европе три столетия подряд (1400—1700 гг.), повинны прежде всего интеллектуалы и только затем профаны.

Огромную роль в подъеме ведовского безумия сыграло также появление печатного станка, отныне сочинения теоретиков ведовства множились с доселе немыслимой скоростью. Первый печатный труд на тему ведовства, Fortalicium Fidei, «Укрепление в вере» вышел всего через десять лет после того как Гутенберг выпустил свое первое печатное издание. По несчастливому стечению обстоятельств изобретение книгопечатания пришлось на то время, когда охотники на ведьм стали проявлять все больше рвения в деле преследования своих жертв. Стремительное распространение ведовской истерии посредством печатного станка явилось первым свидетельством того, что Гутенберг не избавил человечество от первородного греха.

В этот период происходит явный сдвиг в отношении богословов к проблеме ведовства. Многие теологи по-прежнему следуют традиции «Епископского канона», отрицая даже реальность оборотничества и полетов, но большинство настаивает на том, что дьявол нередко вводит людей в заблуждение, заставляя их верить, будто они действительно вытворяют подобные вещи. Скептичную позицию отстаивали главным образом гуманисты, охваченные идеями неоплатонизма, несовместимыми с вульгарными суевериями. Однако все большее число богословов обходило молчанием, а то и оспаривало «Епископский канон», хотя только единицы осмеливались совершенно не принимать его в расчет. Их сгущающийся страх перед ведьмами был отражением сильнейшего, но безотчетного ужаса, охватившего средневековое общество в процессе ломки привычных ценностей. Не случайно многие теоретики ведовства лично присутствовали на церковном соборе в Базеле или были непосредственным образом связаны с его постановлениями, проникнутыми глубокой озабоченностью проблемами раскола, ереси и церковного согласия,— последнее обстоятельство свидетельствует о том, что над средневековой католической церковью нависла огромная угроза, которую она так и не сумела преодолеть до конца.

Названия, присвоенные ведьмам учеными, показывают, что фольклорные традиции не были полностью вытеснены более поздними еретическими наслоениями. Чаще всего ведьм называли вальденсами, газарами или просто haeretici (еретиками), но встречаются также старые названия, такие как lamiae, mascae, striae или strigae,— последним обычно обозначалась «секта»: secta strigarum (секта стриг). Некоторые наименования представляют переложенные на латынь диалектные названия, например, испанское bruxe (bruja) или xurguine.

Ученые оказались в затруднительном положении, не зная, как трактовать рассказы о ночных скачках женщин под предводительством Дианы. С одной стороны, над ними довлеет традиционный скептицизм «Епископского канона», и одни теоретики всецело разделяют позицию канона, другие принимают ее лишь отчасти, а третьи перефразируют ее в схоластическом ключе, заявляя, что женщины сами, мол, введены в заблуждение. Нидер, несмотря на свою доверчивость в других вопросах, полностью поддерживает канон. Он рассказывает историю женщине, утверждавшей, будто она летала в большой корзине вместе с Дианой. Однако подсматривавшие за ней люди рассказали, что на самом деле женщина не выходила из комнаты, она просто впадала в транс, а очнувшись, утверждала, что совершила путешествие. Однако вера в правоту канона уже пошатнулась. Авторы, которые полагают, что женщины обманываются, мня себя участницами ночных скачек, как правило, считают эти иллюзии результатом проделок демонов. Отсюда один шаг до утверждения, что канон совершенно прав, объявляя невозможными скачки с Дианой, но что женщины действительно скачут верхом вместе с демонами, принявшими облик Дианы [Чрезвычайно сильное заявление сделал Торквемада, сказавший «Diana est diabolus» (Диана есть дьявол),— обычно Диану отождествляли с демоном. Мужской род diabolus подчеркивает, что речь идет о самом дьяволе. У Висконти Диана выступает как демон, верховодящий на собрании ведьм, но вопрос о ее половой принадлежности не может быть решен однозначно; Висконти пишет, что еретики поклоняются «dominam ludi tanquam dominum et deum suum» «госпоже игрищ, как своему Господу и Богу» — фраза, свидетельствующая о том, что сия дама была больше, чем демон]. Другие авторы настойчиво утверждают, что «Епископский канон» не может относиться к нынешним еретикам, в каковых заключена новая хитрость дьявола. В отличие от мнимых участниц дианических скачек они собираются для совершения малефициума и поклонения дьяволу. Поэтому, предупреждают Винети и Жакье, не следует тешить себя ложным чувством безопасности, всецело доверяясь канону. В XVI в. этот аргумент получил столь широкое признание, что всякий, кто осмеливался поддерживать канон, подвергал себя смертельной опасности: его легко могли обвинить в том, что он чинит препятствия преследованию преступников.

Теперь большинство авторов признает возможность телесных полетов, некоторые уточняют, что ведьмы летают верхом на помелах, палках и животных, обычно на котах и козлах. Из всех теоретиков XV в. только Тинкторис пишет, что ведьмы приобретают способность к полету, натираясь колдовскими мазями.

Вместе с идеей полета обсуждаются и кутежи bоnае mulieres (хороших женщин). Многие теоретики полагают, что ведьмы проникают в дома людей, чтобы добыть себе пищу и питье; Бернард из Комо называет их пиры «ludi bonae societatis» («игрищами хорошего общества»). Присутствие этой традиции в литературе XV в. проливает свет на происхождение обнаруженных Карло Гинзбургом итальянских бенандантов XVI в. Нидер и Альфонсо де Спина пишут, что ведьмы или сопровождающие их демоны ведут сражения и подобно марширующим полкам производят много шума.

Ведьмы, которые проникают в людские дома с целью похищения пищи, детей или с иными зловредными намерениями, должны уметь, как утверждает Вигнат, проходить сквозь запертые двери. Большинство авторов решительно оспаривает это предположение; многие из них полагают, что ведьмы лишь создают видимость прохождения сквозь двери, которые стремительно открываются и закрываются демонами, или же сами ведьмы обладают сверхъестественной способностью в мгновение ока открывать и закрывать двери. Во избежание суеверного представления о способности ведьм просачиваться сквозь твердые субстанции Маморис разумно предполагает, что ведьмы проникают в людские дома через дымоходы.

Большинство теоретиков вслед за схоластами отстаивает реальность инкубов. Сам по себе факт, что вопрос об инкубах обсуждается в связи с ведовством, говорит о многом, однако только Иордан де Бергамо осмеливается прямо заявить о половых сношениях ведьм с инкубами во время пирушек. Совокупления с инкубами всегда мыслились отличными от церемониального соития ведьм с дьяволом.

Если демоны обладают способностью обращаться в инкубов, значит, они могут принимать и другие облики. Авторы сходятся во мнении, что эти облики иллюзорные. Демонам не дано превращать одно в другое, они могут только изменять внешний вид вещей. Вопрос о том, каким образом они выполняют эти трансформации, вызывает некоторые разногласия. Скептики, в частности Гильом де Беши и Мартин Арльский, убеждены, что в действительности демоны не совершают никаких трансформаций, а лишь обманывают восприятие людей, являя ему мнимые чудодеяния. Более легковерные авторы, например, Вигнат, считают, что демоны сгущают вокруг себя воздух, придавая ему ту или иную форму, и таким образом являются то в виде мужчины, иногда черного или обезображенного, то в образе женщины, то в форме животного, например, черного кота, жеребца, козла, борова или собаки. Точно так же они способны обращать одну тварь в другую, например, мужчину в мышь, а старуху в черную кошку. Маморис утверждает, что с помощью колдовской мази человек может обернуться волком. Самую мрачную историю об оборотнях мы находим в трактате Нидера «Наставление». Некий рыцарь, совокупляясь с хорошенькой девушкой, вдруг обнаружил, что катается в грязи в объятьях мертвого зверя.

Как и за еретиками, за ведьмами числится проведение тайных ночных сходок, хотя некоторые авторы сомневаются в этом. Иногда утверждается, что такие собрания устраиваются ночью по четвергам в соответствии с древним народным обычаем проведения пиров в день Юпитера. Ведьмы вынуждены соблюдать секретность, так как опасаются преследования властей. По аналогии с собраниями катаров, вальденсов и иудеев сходки ведьм именуются «синагогами». Название «шабаш», столь часто употребляемое современными авторами, в сочинениях XV в. встречается только дважды: первым о шабаше заговорил Петр Маморис в 1461—1462 гг., второе упоминание принадлежит Винсенту.

Не подлежит сомнению, что участники подобных сходок являются еретиками, а возможно даже, составляют организованную секту, исповедующую ведовской культ. Это мнение разделяют даже самые скептичные авторы. Ведьмы верят в иллюзорные вещи, утверждает Бернар Базен, но такая вера еретична. Ведовская ересь — самая ужасная из всех ересей. Другие ереси, пишет Жакье, распространяются людьми, тогда как ведовство является выдумкой самого дьявола. Поскольку преступление ведьм отвратительно по своей природе, ведьмам должно быть отказано в возможности возвращения в общество путем отречения от своих заблуждений, каковая обычно предоставляется другим еретикам,— ведьм следует сжигать по первому же обвинению. Тот факт, что ведьмы введены в заблуждение дьяволом, продолжает Жакье, ни в коей мере не может служить оправданием им, ибо даже по окончании ведовской сходки, когда прямое воздействие дьявола исключено, ведьмы с упорством еретиков продолжают чтить своего мерзкого повелителя, что свидетельствует не только о помутнении разума, но и о развращенности воли.

В ученых трактатах XV в. идея пакта все еще остается как бы на периферии. Старое представление о том, что любая магия предполагает сделку с нечистой силой, звучит довольно часто, но об официальном договоре с дьяволом говорят только Мартин ле Франк, который осмеивает эту идею, и «Заблуждение газар». В обоих документах утверждается, что при посвящении в ведовской культ новичок обязан подписать кровью договор с дьяволом.

В описании оргий по-прежнему ощущается влияние фольклорной и еретической традиций. Нидер особо подчеркивает сходство ведовских оргий с оргиями, которые устраивали еретики антиноминистского толка. На своих тайных собраниях ведьмы пируют, пляшут и предаются блуду. Как и прежние еретики, члены ведовской секты прелюбодействуют скорее друг с другом, нежели с демонами. В «Заблуждениях газар» говорится, что по окончании пиршества гасятся огни и раздается клич «Mestlet, mestlet!» («соединяйтесь»), и все падают ниц, чтобы излить свое сладострастие на того, кто окажется рядом. О гомосексуальных сношениях упоминает только Тинкторис: гомосексуализм, обычное обвинение в отношении катаров, достаточно редко приписывался ведьмам,— в соответствии с древними представлениями об инкубах и суккубах распутство ведьм мыслилось как здоровое, естественное влечение к демонам противоположного пола. Ритуальное совокупление с дьяволом, которое в XVI в. составит одну из обязательных характеристик ведовских шабашей, пока упоминается редко. Только Вигнат вводит в ведовские оргии сверхъестественные силы, но эти силы представлены скорее демонами, нежели самим дьяволом. Вигнат, написавший свое сочинение приблизительно в 1468 г., после позорных процессов в Артуа, на которых впервые прозвучала мысль о половой холодности демонов, первым из теоретиков ведовства заговорил об этой особенности демонических сношений, что являлось отступлением от традиции инкубов и суккубов,— последним обычно приписывали способность разжигать в своих партнерах небывалое сладострастие.

В XV в. колдовские мази становятся одним из важнейших элементов ведовства. Эти мази готовятся из детской плоти или из других не менее ужасных компонентов. Согласно рецепту Тинкториса, для приготовления мази необходимо смешать разрубленное мясо жаб, вскормленных освященными гостиями, с кровью убитых детей, истолченными костями эксгумированных трупов и менструальными выделениями. Еще более сложную процедуру приготовления мази рекомендуют «Заблуждения». Возьмите рыжего мужчину, слывущего правоверным католиком, разденьте его донага, привяжите к скамье, так чтобы он не мог пошевельнуться, и выпустите на него ядовитых гадин, и пусть они кусают и жалят его. Когда он испустит дух, подвесьте тело вниз головой и поставьте под голову чашу, в которую будет собираться конденсат. Смешайте собранный конденсат с растопленным жиром убитого, детскими потрохами и мясом ядовитых тварей, вызвавших кончину жертвы. Приготовленные подобным образом мази и порошки используются ведьмами в самых разных целях. Ведьмы натираются этими мазями или смазывают ими палки и метлы, чтобы подняться в воздух; с их помощью они посвящают себя дьяволу, принимают разные облики, насылают гибель и порчу и творят иные лиходейства. В духе прежних представлений «Заблуждения» объясняют эпидемии болезней магической силой порошка, который ведьмы изготовляют из кошачьих трупов, начиненных травами, зерном и плодами, и разбрасывают с горных вершин на землю, чтобы вызвать чуму.

Кощунственное использование Евхаристии представляет оскорбительный выпад против христианства. «Заблуждения» описывают гостию, приготовленную из экскрементов, а другие источники говорят о том, что ведьмы растаптывают распятие и священное Тело Христово.

Выражением презрения к церкви и обществу является также отречение от христианской веры, Бога, Христа, крещения, Пресвятой Девы и распятия. Вступающий в секту должен совершить официальный акт отречения от христианства; встречаются также упоминания о том, что все ведьмы совершают его на своих сборищах.

Важнейшим элементом ведовства в представлении теоретиков были прямые сношения ведьм с дьяволом и его демонами. Следуя устоявшейся традиции, авторы объясняют силу магии помощью демонов и объявляют ересью любые сношения с нечистой силой. Даже Гильом де Беши, подвергавший сомнению все прочие атрибуты ведовства, разделяет идею, что колдуны творят свои деяния при помощи злых духов. Но именно в силу того, что заклинание демонов столь широко приписывалось колдунам, оно само по себе не может считаться свидетельством ведовства. Ведьма, в отличие от колдуна, не только вызывает демонов, но и поклоняется дьяволу.

Фома Эбендорфер вслед за Гильомом из Оверни указывает, что поклонение иным существам помимо Бога есть идолопоклонство, но даже почитание Господа, если оно совершается в суеверной форме, недозволительно. Почитание демонов страшнее обычного идолопоклонства, но ужаснейший грех — это поклонение верховному духу зла. Как объясняет Жакье, ведьмы являются самыми страшными еретиками потому, что они поклоняются и служат дьяволу, зная, что он дьявол. Умышленное, добровольное отречение от христианского бога и общества — вот сущность ведовства.

В ряду обрядов, посредством которых ведьмы свидетельствовали свое почтение дьяволу, наиболее естественными представляются жертвоприношения. Они присущи как языческой, так и христианской традиции, и поэтому трудно сказать наверняка, был ли данный элемент ведовства пародией на христианство или являлся отголоском древних языческих и магических ритуалов. Скорее всего, в нем соединились обе традиции. Некоторые теоретики осуждают жертвоприношения дьяволу в самых общих выражениях, в духе старых запретов, осуждавших поклонение языческим богам, другие высказываются более определенно. Как уже упоминалось выше, дьяволу приносили в жертву детей, но практиковались также и другие подношения — это мог быть черный петух, или какая-то пища, или часть человеческого тела, а то и собственная сперма.

В XV в., когда еще были живы многие феодальные институты, естественной формой поклонения было принесение оммажа. Вступающий в секту присягал на верность демонам или дьяволу; порой этот ритуал являл собой точную копию феодальной присяги — в этом случае присягающий клал свои ладони в ладони дьявола. Иногда в качестве дьявола выступал «учитель» или «председатель» собрания, и тогда новичок присягал ему. Вступающий в секту приносил клятву верности, обещая соблюдать тайну собраний, вербовать в секту новых приверженцев, убивать малых детей, являться на «синагогу» по первому же вызову, насылать импотенцию на мужчин и сеять неприязнь между мужьями и женами, дабы расстроить как можно больше супружеских союзов. В подражание принятой в феодальном обществе церемонии присяги, которая часто завершалась поцелуем мира, и по аналогии с церковной службой, также включавшей в себя поцелуй, ведьмы на своих собраниях дарили непристойный поцелуй дьяволу. В «Заблуждениях» говорится, что ведьмы целуют зад дьявола, при этом последний может быть представлен в образе козла или вепря.

Упоминания о печати дьявола, этом типичном элементе позднего ведовства, редко встречаются в трудах теоретиков. О дьявольской печати упоминает Жакье, но он просто цитирует материалы судебного процесса, на котором обвиняемый признался, что демон по имени Тонион оставил свою отметину на его бедре, прикоснувшись к нему кончиком пальца, и что таким же образом были помечены его брат и сестра. Иордан де Бергамо, несмотря на свою доверчивость в других вопросах, решительно оспаривает идею о том, что ведьмы носят на теле под волосами дьявольскую печать, ибо он видел множество обритых ведьм, но ни одна из них не имела подобной печати. Однако он убежден, что в теле каждой ведьмы спрятан амулет или талисман, который оберегает ее от ранений или делает нечувствительными к боли определенные участки тела (это поверье получило широкое распространение в XVI веке и породило весьма неприятную процедуру прокалывания).

Картина ведовства продолжала пополняться новыми деталями вплоть до XVII в., однако в основных своих чертах она была завершена к концу XV века, отчасти стараниями ученых умов. Однако главную роль в формировании феномена сыграли ведовские процессы, теоретики ведовства не всегда поспевали за теми идеями, что звучали на этих процессах. Некоторые темы, например, тема osculum infame (непристойного поцелуя), чаще представлены в судебных протоколах, нежели в ученых трудах, в которых они раскрываются с большой осторожностью и не получают полного освещения. Поэтому неверно полагать суды над ведьмами результатом теоретической разработки темы ведовства. Наоборот, теория, как правило, следовала на поводу у практики, теоретики лишь подхватывали наработки судов, в которых решающее значение имели народные поверья, наследие судебных расправ с еретиками и неиссякаемое рвение инквизиторов. В большинстве своем теоретики ведовства (за исключением Винети, Жакье и авторов «Молота ведьм») не имели отношения к инквизиции и не принимали участия в судах над ведьмами.

Ересь и ведовство в XV веке

Ведовские процессы, 1427—1486 гг.

В этот период было проведено более ста знаменательных ведовских процессов, что значительно превышает число таковых за предшествующие два столетия. Подавляющему большинству пресловутых ведьм наряду с малефициумом вменялись в вину ведовские преступления, но множество чисто колдовских процессов, имевших место в рассматриваемый период, свидетельствует о том, что, несмотря на существование почти сложившегося феномена ведовства, малефициум не всегда трактовался в контексте данного явления. Теперь светские суды превзошли епископальные и инквизиционные по числу проведенных процессов, и этот факт опровергает устоявшееся мнение об инквизиционной монополии в деле преследования ведьм, хотя следует отметить, что теоретики ведовства черпали идеи главным образом из отчетов инквизиционных судов, рисовавших более полный образ ведьмы. Впрочем, в отдельных местах, например, в Брессуире и Вале, светская власть не уступала инквизиции, живописуя ведовство в самых мрачных тонах. Инквизиция, несомненно, сыграла огромную роль в распространении охоты на ведьм, но ее влиятельность была отражением общественных настроений и подкреплялась этими же настроениями.

Подъему ведовской истерии в значительной мере способствовало все более частое применение пыток как светской, так и духовной властью, в результате чего огромное множество людей оказывалось замешанным в ведовских преступлениях. Параллельно с ростом применения пыток падает наше доверие к средневековым источникам. Так, например, массовые обвинения ведьм, имевшие место в Артуа в 1459—1460 гг., были столь явно сфабрикованы инквизицией посредством систематического запугивания жертв, что в 1491 г. парижский парламент с запозданием отменил обвинительные приговоры. При том, что существование раскольничьих движений действительно свидетельствовало о существовании людей, занимавшихся ведовством (парадоксально, но разжигание страха перед ведьмами могло способствовать распространению ведовских практик), мы не можем полагаться на материалы инквизиционного судопроизводства.

Ввиду многочисленности ведовских процессов данного периода не представляется возможным рассмотреть каждый в отдельности» мы можем только проанализировать их в целом.

Мы не встречаем упоминаний о культе Дианы. Зато в материалах артуаских процессов появляется новая зловещая деталь. Инквизиции удалось заставить ведьм признаться в том, что они давали обещание дьяволу убеждать людей в иллюзорности ведовских шабашей. Другими словами, инквизиторы предприняли ловкий маневр, пытаясь положить конец возражениям тех, кто апеллировал к «Епископскому канону»,— отныне любого, кто сомневался в реальности ведовских сходок, можно было счесть одураченным ведьмами, а то и причислить к ведьмам. Эта уловка инквизиции возымела успех: сопротивление ведовскому безумию было сломлено.

Идея ночных скачек, рожденная легендами о Диане, становится неотъемлемой частью ведовства, но теперь эти скачки неизменно ассоциируются с полетами, осуществляемыми при содействии нечистой силы. Теперь ведьмы почти всегда добираются к месту сходок по воздуху, только некоторые, живущие поблизости, ходят туда пешком. Ведьм доставляет на сходку дьявол, принявший обличье зверя — волка, собаки, кота, козла — или же представленный в образе черного человека. Перед полетом ведьмы натираются колдовской мазью, но чаще они смазывают ею палки, метла или даже стулья. Порой эти предметы поднимаются в воздух без предварительной смазки, исключительно силой дьявольского вмешательства. Самая редкая разновидность дьявольской транспортации — перемещение верхом на лошадиных или ослиных экскрементах.

Немногочисленные упоминания о «хороших женщинах» и их проделках связывают ведьм с bona societas («хорошим обществом»), но лишь одной обвиняемой был задан прямой вопрос о принадлежности к такому роду людей. Ведьма просачивается через закрытые двери с помощью демонов, которые могут в мгновение ока разуплотнить и возвратить в исходное состояние ее тело или стремительно открыть и закрыть дверь. Имеется рассказ о том, как ведьмы, проникнув ночью в запертые погреба, опустошили винные бочки и наполнили их мочой.

К старым представлениям об инкубах теперь добавилась идея ритуального совокупления ведьм с дьяволом. Это совокупление происходит на сходках ведьм, и дьявол в зависимости от обстоятельств представлен то в мужском, то в женском образе.

Получила развитие и идея оборотничества. Помогая ведьмам в их проделках и принимая от них почести, дьявол или один из демонов (различия между ними не всегда бывают четкими) принимает разные формы. Как правило, он являлся в зверином облике, в виде козла, волка, кота, собаки, быка, свиньи, барана, мерина, коня, козы, коровы, медведя, осла, зайца, птицы или лисы. Нередко животное имело черную окраску. (Однажды дьявол появился в виде «черной воды».) Упоминаются также явления дьявола в человеческом обличье, которое тоже ассоциируется с черным цветом,— дьявол либо облачен в черные одежды, либо имеет черную кожу. В одном случае говорится о смуглом человеке с тихим голосом, в другом — дьявол оборачивается невидимкой. Кроме того, он предстает в образе старика, одетого в грязные лохмотья, в образе ребенка, соблазнительной девушки, в роли королевы бала или в виде человеческого существа с козлиными чертами. В тех случаях, когда дьявол явлен в человеческом образе, он носит имя, распространенное в данной местности. Вера в способность дьявола принимать разные облики создала дополнительную проблему для инквизиторов, поскольку некоторые в оправдание обвиняемых утверждали, что в шабаше участвовали не люди, а дьявол, принявший их обличье.

Это первые подробные описания дьявола в материалах ведовских процессах, и они соответствуют живописным изображениям дьявола того периода. Дьявол уродлив, его тело состоит из неприятно мягкой и рыхлой холодной субстанции. От него исходит зловоние, и он извергает желтое, ядовитое семя. Он черен, волосат и рогат, его огромные выпученные глаза сверкают красным огнем; у него большой скрюченный нос и торчащие уши, из которых вспыхивает пламя. Уродливо изогнутый подбородок залезает на щеку, изо рта торчит язык. Его шея либо непомерно длинна, либо чересчур коротка. Длинные костлявые конечности завершаются скрюченными пальцами с острыми когтями. Его ступни могут быть рассечены или изогнуты наподобие лошадиных копыт. Голос дьявола резок и ужасен,—всяк, кто слышит его, в страхе падает ниц или впадает в безумие. Одним словом, перед нами современный портрет дьявола. В нем не хватает только одной детали — вил или трезубца: в XV в. символом триединой власти Сатаны, повелителя воздуха, земли и подземелья, была тренога, восседая на которой, Сатана руководил ведовским сборищем.

Сам принимая различные облики, дьявол нередко помогал и ведьмам оборачиваться в разных животных — в котов, волков, лисиц, козлов, ослов или в мух. Порой он превращал собравшихся ведьм в невидимок, что позволяло инквизиторам преследовать подозреваемых, даже если они не были замечены на ведовской сходке.

Об этих сходках, ставших неотъемлемой частью ведовства, говорилось почти на всех процессах; в тех случаях, когда они не упоминаются отдельной строкой, их существование подразумевается. В местностях, слывших рассадниками ведовской заразы, предполагалось одновременное проведение множества ведовских сходок. Так, на дофинских процессах 1427—1447 гг. утверждалось, что число участников ночных пиршеств доходит до 10 000 человек. Ведовские собрания различались по многолюдности и могли насчитывать от нескольких до нескольких сотен человек, однако нигде не упоминается «собрание тринадцати». Ведьмы собирались на свои сходки по ночам, хотя в одном случае уточняется, что собрания проходили в пещерах. Если называется конкретный день ведовских собраний, то речь идет о четверге или каком-либо христианском празднике. Выбор четверга был обусловлен древним обычаем празднования дня Юпитера или Тора, а проведение ведовских шабашей в дни христианских праздников являлось либо пережитком языческой традиции, либо оскорбительной пародией на христианство.

Не было более надежного доказательства вины подозреваемого, чем факт его участия в дьявольском собрании, и суды не жалели сил, стараясь добыть необходимые признания. Самые детальные описания ведовских собраний содержатся в материалах процессов, проведенных в Артуа и Лионе. В Артуа собрания называются «сборищами». Они происходят по ночам, как правило, между одиннадцатью часами вечера и тремя часами утра, нередко в лесу. Собрания проводятся довольно часто, но некоторые наиболее злостные ведьмы собираются еженощно. Если прежде роль председательствующего могли исполнять и человек, и демоническая сила, то теперь она стала прерогативой дьявола. В Артуа дьявола именуют Великим Магистром Мира; сектанты садятся вокруг него, повернувшись друг к другу спинами или лицами — () () (). В лионском отчете, написанном инквизитором, содержится первое упоминание о специальных собраниях ведьм, которые вскоре составят одну из важных примет ведовства. Автор пишет, что три или четыре раза в году ведьмы слетаются на особо торжественные собрания, устраиваемые в Страстной четверг, в день Вознесения, в праздник Тела Христова и в ближайший к Рождеству четверг. Страстной четверг и праздник Вознесения, вероятно, знаменовали наступление весны. Праздник Тела Христова иногда почти совпадал по времени с Ивановым днем, а рождественская неделя приходилась на то же время, когда отмечался языческий праздник зимнего солнцестояния. Осенний праздник Дня всех святых не упомянут в отчете. Выбор названных дат инквизитор объясняет стремлением ведьм посмеяться над христианством, но это объяснение выглядит неубедительным, во-первых, в силу вышеупомянутых совпадений христианской и языческой традиций, а во-вторых, потому, что ни день Вознесения, ни праздник Тела Христова не превосходят по значимости любой иной христианский праздник, который также мог быть выбран ведьмами с целью осмеяния христианства.

Часто встречаемые в судебных отчетах упоминания о «синагогах» и «сектах» свидетельствуют о прочном отождествлении ведьм с неверными и еретиками. Нередко ведьм прямо называют вальденсами. Термин «шабаш» еще не вошел в широкий обиход. Он представлен в материалах дижонских процессов 1470—1471 гг., но эти материалы дошли до нас во французском переводе с латыни, и мы не знаем, каким термином обозначены ведовские собрания в оригинале. Первыми оригинальными документами, упоминающими sabat как таковой, являются судебные отчеты из Брессуира 1475 г.; в них также впервые говорится о том, что при вступлении в секту ведьма вновь принимает крещение и получает новое имя. Эти новые детали, которые впоследствии станут обычным элементом ведовского культа, были введены в него не столько инквизицией, сколько светскими судами. В бриансонских документах 1437 г. говорится о собраниях ведьм, устраиваемых в субботние ночи,— еще одно указание, которое, по мысли авторов, свидетельствует о гнусном духе иудаизма.

Идея пакта тоже играет пока довольно скромную роль в ведовских процессах. Приблизительно в 1460 г. автор Recollectio (Собрания) из Арраса заявляет, что при заключении договора с дьяволом человек продает душу нечистому и в знак заключенной сделки иногда дарит ему какую-нибудь часть своего тела. В Аннеси, например, считалось, что у ведьмы, продавшей душу Сатане, сохнет мизинец на руке, а в Невшателе в 1481 г. ведьмы жертвовали дьяволу ноготь или целый палец. В обмен на эти дары дьявол обещает ведьмам богатства или магическую силу. Официальный договор с дьяволом, подписанный кровью, упоминается только один раз.

В судебных материалах этого периода, как и в еретических процессах прошлых столетий, важнейшее место занимают оргии, включавшие в себя танцы, пиршества, обильные возлияния и блуд. Пиршество и танцы обычно предшествовали прелюбодеяниям. В описании инквизитора это отвратительное празднество напоминает оргии лионских еретиков: ведьмы пожирают грубый черный хлеб и другую мерзкую пищу, смешанную с нечистотами, пьют тошнотворное черное зелье и затем мочатся в пустую чашу. Круговые танцы против движения солнца (против часовой стрелки), о которых часто говорится на более поздних процессах, здесь упоминаются только однажды. Самым важным элементом является собственно оргия, и ее описывают в духе еретической традиции. Вспомним хотя бы обвинения, выдвигавшиеся против «братьев Свободного Духа» (реформистская партия, выделившаяся из францисканского ордена): их обвиняли в проведении оргий, которые открывались после тушения огней, и в убийстве детей, зачатых во время оргий,— кости убитых детей якобы перемалывались еретиками в священный порошок.

В некоторых документах оргия описывается в самых общих чертах, в других отдельно упоминаются гомосексуальные сношения и совокупления «по обычаю зверей». Дьявол и его демоны принимают форму инкубов и суккубов, чтобы удовлетворить всех членов секты, хотя о самом важном элементе оргий, ритуальном совокуплении с дьяволом, говорится довольно редко. В Брессуире дьявол, явленный в образе мужчины, облаченного в черные одежды, заставлял своих почитателей танцевать, после чего совокуплялся с женщинами, игнорируя мужчин. На процессе в Брешни в 1480 г. говорилось, что ведьмы совершали ритуальный половой акт со своим учителем по имени Люцибелло. Самое детальное описание ведовских оргий содержится в отчетах процессов в Артуа, жертвы которых были впоследствии реабилитированы парижским парламентом. Здесь участники оргий по примеру прежних еретиков сначала совокуплялись друг с другом, после чего совершали ритуальный половой акт с Сатаной, который в зависимости от ситуации принимал то мужской, то женский облик. Обычным делом были содомия, гомосексуальные сношения и иные «противоестественные преступления»; чтобы удовлетворить ведьм женского пола, Сатана принимал не только человекоподобную форму, но мог выступать и в виде быка, лиса или даже зайца.

Еще более пикантные подробности сообщает инквизитор, автор «Собрания». У дьявола, пишет он, холодное, мягкое тело, и особенно неприятен дьявольский пенис. Дьявол извергает желтую, зловонную сперму, собранную из ночных поллюций и иных человеческих выделений. Никто не получает удовольствия от полового акта с нечистым — все отдаются ему только из страха. В ряду ведовских мотивов XV в. самыми невероятными являются сексуальные обвинения, прозвучавшие в Артуа, что дает нам основания полагать, что данный аспект ведовства являлся плодом воображения инквизиторов; гипотеза об использовании искусственного фаллоса человеком, исполнявшим роль дьявола, который в свою очередь мог принимать вид человека, кажется маловероятной.

В продолжение еретической традиции ведовские оргии описываются в неразрывной связи с убийством малых детей. Ведьмы убивают и собственных, и чужих детей, иногда — только некрещеных. Ведьмы совершают эти убийства либо в одиночку с целью малефициума, либо сообща в рамках сопутствующих сходкам ритуалов. Иной раз они убивают и взрослых людей. По традиции детоубийства обосновываются тремя причинами: жертвоприношениями дьяволу, людоедством ведьм и извлечением из тел жертв компонентов для мазей и порошков, используемых в зловредительских целях. Последнее соображение получило необычное развитие в деле Жубера (1437 г.): из приготовленного таким образом порошка Жубер производил точные копии убитых детей, искусственные тела которых были населены демонами.

Каннибализм ведьм обычно ограничивался детьми. Ведьмы пожирают детское мясо, иногда сырое, иногда прожаренное, или пьют детскую кровь. Порой они добывают себе пищу на кладбищах, выкапывая покойников любого пола и возраста; в этом случае необходимо обезглавить труп, так как голова может быть окроплена святой водой при крещении.

Ведьмы изготовляют магические мази и порошки, смешивая компоненты, добытые из тел убитых детей, с прочими отвратительными ингредиентами. В 1428 г. на процессе в Тоди говорилось, что ведьмы готовят свои отравы из младенческой крови, смешанной с жиром стервятников. Жрецы ведовского культа в Артуа, по утверждению инквизиторов, клали в горшок, заполненный жабами, освященный хлеб и затем заливали туда вино. Когда жабы сжирали причастие, их убивали и сжигали. Прах жаб смешивали с истолченными костями христиан, младенческой кровью, травами и «иными веществами». Лионский инквизитор в 1460 г. говорит отдельно о колдовском порошке, приготовленном из жаб, и магической мази, изготовленной из сердец младенцев, преимущественно некрещеных. Мазь, приготовленная из детских потрохов или костей, обычно используется для совершения воздушных путешествий; иногда ведьмы перед полетом натирают ею руки, но чаще речь идет о смазывании палок, стульев и метел. Иной раз такого рода мази и порошки используются в зловредительских целях или идут в пищу во время богохульной трапезы.

Глумление над христианскими таинствами и осквернение распятия мыслится и как коллективный ритуал, исполняемый всеми членами секты, и как составная часть обряда посвящения. Это нарочитое оскорбление христианства являлось свидетельством преданности дьяволу, его следует отличать от древнего обычая использования евхаристии и других священных символов в зловредительских целях, который в Средние века связывался с колдовством. Крест, как самый могучий символ христианской ортодоксии, чаще других становится объектом презрения. По примеру реформиста Питера Бруйского и вслед за катарами, считавшими распятие оскорблением Христа, который, по их мнению, не имел плоти, ведьмы топтали и оплевывали крест, а порой и испражнялись на него. Жубер не упускал возможности поглумиться и над изображениями Девы Марии. По утверждению инквизитора Лиона, ведьмы, принимая тело Христово, прячут его под язык и уносят домой, чтобы творить с его помощью разные злодеяния, или совместно надругаться над ним, или же просто для того, чтобы осквернить его мочой и фекалиями. Иные для вящего оскорбления христианства не только оскверняют евхаристию, но испражняются в церковном нефе и мочатся в купель со святой водой. Инквизитор из Артуа сообщает, что ведьмы вылили святую воду на пол и растоптали ее ногами.

Надругательства над христианством порой приобретают самую зловещую окраску. Так, одного еврея-колдуна обвиняли в том, что он сжег изваяния Христа и Девы Марии, а также оскорбил агнца божьего, отдав распятого ягненка на съедение псам, и эти обвинения еще раз показывают, что в представлении ортодоксов ведовство было тесно связано с иудаизмом,— и то и другое являло собой страшное преступление против христианства. В местечке Порлецца еретики, желая посмеяться над литургией, околдовали правоверных прихожан, в результате чего те стенали и выли во время мессы, изрыгая из себя волосы и другие предметы.

Первое и единственное указание на «черную мессу» в Средние века наличествует в материалах ведовских процессов в Бреши (1480 г.); в них говорится, что ведьмы служат обедню в честь своего бога Люцибела. Черная месса, в том виде, в каком она известна нам, является продуктом литературного творчества оккультистов XIX в., хотя нечто подобное вменялось в вину судом Людовика XIV развратникам, проходившим по так называемому делу Chambre Ardente (Пылающей комнаты). В отчете из Бреши говорится лишь о том, что ведьмы пародировали церковное богослужение; он не будоражит воображение теми подробностями, каковые в избытке представлены в источниках XVII в. Отсутствие упоминаний о черной мессе в Средние века служит веским аргументом против бытующего мнения, что ведовство возникло как богохульное искажение христианской обрядности. Будь это так, то обедня, как центральный элемент христианского культа, была бы непременной составляющей ведовских собраний. Перед нами еще одно доказательство того, что ведовство возникло из ересей,— при всем множестве числившихся за еретиками непотребств, это главное преступление против церкви никогда не вменялось им в вину.

Выход из лона церкви и общества закреплялся официальным отречением от христианской веры. Обряд отречения был обязательным для новичков, но иногда его исполняли сообща все члены секты. Ведьмы отрекались либо от христианства в целом, либо конкретно от Бога, Христа, Девы Марии, святых, таинств, распятия или церкви.

Стержнем ведовства, в отличие от колдовства и ереси, является культ дьявола. Ведьмы свидетельствуют свое почтение дьяволу как при личных встречах с оным, так и совместно на своих собраниях. Источники, как правило, не уточняют, оговаривались ли эти свидания заранее или ведьмы вызывали дьявола заклинаниями. Вызов демонов посредством заклинаний, так же, как совершение малефициума,— почти расхожее обвинение в материалах ведовских процессов. Но теперь, в XV в., вызываемый демон чаще мыслится как дьявол и он является не для того, чтобы служить ведьме, а для того чтобы принять ее поклонение. Так, например, в 1438 г. Пьер Валлен вызывал Вельзевула, почитая его как своего господина. Источники 1475 г. говорят о Сатане, а в источниках 1480 г. говорится о Люцифеле. Весьма занятная и сложная процедура заклинаний имела место в Провансе в 1452 г., где ведьмы вызывали трех демонов, они же верховные духи зла, которых звали Вельзевул, Сатана и Люцифер. Здесь, по-видимому, не обошлось без влияния высокой магии в духе Фауста, ибо заклинания производились с помощью магических кругов.

Ведьмы поклонялись явившемуся дьяволу, почитая его как «истинного Господина и повелителя» или откровенно называя его «Господом Богом», что составляло не просто дулию, а латрию (как квалифицировал подобное преступление суд в Барселоне в 1434 г.). Иногда дьявола почитали Спасителем. Жубер поклонялся «как богам» трем демонам: он преклонял перед ними колени, при этом лицо его было обращено к западу, а возвышавшиеся ягодицы смотрели на восток, в чем угадывается пародия на христианский канон, согласно которому алтарь должен быть обращен в сторону Иерусалима. В Артуа ведьмы, по утверждению инквизиции, почитали в качестве единственного бога Люцифера, однако их также обвиняли в том, что они приравнивали себя к бессмертным богам. Подобная доктрина возможна только в рамках сатанистского пантеизма. Автор «Recollectio» приписывает жрецам ведовской секты и другие идеи антиномистского толка; по его словам, ведьмы верили в то, что их секта и есть рай, что деяния, считающиеся греховными, вовсе не грех и что они-то и приносят человеку истинное удовольствие, что не существует ни рая, ни ада, а есть лишь этот мир, управляемый волей дьявола.

Культ Сатаны включал в себя целый ряд ритуалов, в частности жертвоприношения, принесение оммажа и непристойный поцелуй. Ведьмы приносили в жертву своему повелителю детей или животных, жертвовали ему деньги, различные части своего тела или горящую свечу, сделанную из черного воска. Ритуал принесения оммажа иногда представлял прямую пародию на ритуал принесения феодальной присяги: ведьма, обнажившись или оголив ягодицы, становилась на колени перед дьяволом и, вложив руки в сомкнутые ладони своего повелителя, клялась ему в верности. В Невшателе один из членов ведовской секты принес оммаж дьяволу, положив свою ступню на ступню нечистого. За этим следовал инфернальный вариант христианского поцелуя мира. Пьер Валлен целовал большой палец дьявола, другие прикладывались устами к его руке или ноге, но обычно в источниках говорится об osculum obscenum или infame (непристойный или позорный поцелуй), который предполагал лобызание ягодиц, ануса или гениталий дьявола; эта церемония впервые получила освещение на процессе против тамплиеров. Как и при совокуплениях с Сатаной, ведьмы участвовали в данном ритуале не по собственному желанию, а повинуясь воле дьявола,— последний при этом нередко оборачивался в козла, вынуждая почитателей целовать свой зловонный, холодный зад, отвратительно мягкий или, напротив, неестественно твердый.

В знак своего благосклонного покровительства и окончательного оформления заключенной сделки дьявол метил своих почитателей какой-нибудь отметиной — точно так же, как обряд крещения является знаком веры, обозначением причастности человека к Богу. Размеры и формы дьявольской печати, а также способы ее наложения, чрезвычайно разнообразны; возможно, ее выдумали ищейки ведьм, которые в XV в. начали обривать обвиняемых с головы до ног в поисках дьявольской отметины. Дьявол метил своих приверженцев, прикасаясь к ним пальцем руки или ноги, в результате чего на коже появлялось бледное или красное пятно, размером с горошину или больше. Отметина могла находиться где угодно — на руке, на плече, под волосами; о ней мог свидетельствовать иссохший палец или любое иное уродство. Столь широкая трактовка идеи дьявольской печати, имевшая место и в светском, и в инквизиционном судопроизводстве, давала возможность преследовать всех, кто имел хотя бы малейшее физическое отклонение.

Идея личных духов, воплотившая в себе древние представления о малых демонах, феях, эльфах и прочих вредных, но не слишком опасных духах, не играла сколько-нибудь серьезной роли в феномене ведовства; тем не менее она представлена в материалах многих процессов. Обычно личный дух мыслился как помощник ведьмы, а не в качестве ее повелителя. Порой эти духи носили те же имена, какими наделяли домашних питомцев, например, Галифас, Бара, Обериком, Крютли, Федервиш. Однако поскольку ведовство все более ассоциировалось с культом дьявола, прирученных духов все чаще путали с дьяволом. Так, например, в Барселоне в 1434 г. одну женщину обвиняли (но она была оправдана) в принесении латрии прирученному духу; источник 1436 г. сообщает о поклонении некоему духу по имени Мермет, а Антуан из Аннеси обвинялся в почитании духа по имени Робине [Здесь вспоминается Элис Китлер с ее Робином Артисаном], который председательствовал на собраниях ведьм. Упоминаются также имена Иосафат, Рафас, Раго и Робин, однако нигде не говорится о прирученных животных, действующих в качестве помощников ведьм.

Пьер Валлен и Мария-врачевательница

Из всех ведовских процессов X V в. наиболее типичными и интересными представляются процессы против Пьера Валлена и Марии-целительницы.

Суд над Пьером Валленом начался 15 марта 1438 г. в Ла-Тур-дю-Пен в Дофине. Здесь примерно с 1425 г. инквизиторы работали как нигде активно, беспощадно истребляя и еретиков, и ведьм, особенно в районах, слывших рассадниками вальденской ереси. Дело Пьера Валлена, по-видимому, было первым в ряду дофинских процессов, на которых ведовство составляло самостоятельное преступление, отличное от вальденского реформизма. Возможно, инквизиторы, как предполагает Хансен, руководствовались указаниями Евгения IV, прозвучавшими в буллах 1434—1437 гг. Сочинение Нидера Formicarius («Муравейник»), вышедшее приблизительно в 1430 г., также могло повлиять на содержание предъявленных обвинений. Самое любопытное в этом деле то, что вопреки частому отождествлению ведьм с вальденсами и вопреки тому, что Валлен попал в руки инквизитора, давно занимавшегося расследованием вальденских преступлений, самому Валлену не вменяли в вину связей с еретиками. Единственным обвинением, выдвинутым против него, было обвинение в колдовстве.

Сначала дело расследовал объединенный суд в составе инквизитора-францисканца и представителя архиепископа Вьенны Жана де Норри, к епархии которого относился Ла-Тур-дю-Пен. Инквизицию представлял Антуан Андре, наместник инквизитора Понтия Фужейрона, за которым числилось немало еретических и колдовских процессов. Представителем архиепископа был юрист-канонист и ризничий из Дье Жан де Скалой. Сотрудничество инквизиции с архиепископом было обычным явлением в этом регионе, и оно имело место везде, где инквизиция действовала тактично, не ущемляя права епископской власти.

Расследование осуществлялось в соответствии с типичной процедурой: обвиняемый (о биографии и личности которого нам почти ничего не известно) не имел права на защиту и сделал свои признания под пытками. В приговоре говорится, что он сознался в содеянных преступлениях добровольно, но это означает лишь, что после пыток обвиняемого переводили в другую камеру и предлагали сделать добровольное признание,— в противном случае ему грозило возвращение в камеру пыток. Согласно этим признаниям, Валлен посредством заклинаний вызывал своего «господина» Вельзевула; преклонив колена, он приносил Вельзевулу оммаж, целуя большой палец на левой руке, а также платил ему ежегодную дань размером в один лиард. Валлен сознался, что продался Вельзевулу шестьдесят три года назад и все это время оставался верным своему господину. Он отрекся от Бога и в знак своего отречения топтал и оплевывал распятие. Он принес в жертву Вельзевулу свою дочь Франсуазу, когда той было всего шесть месяцев от роду. При содействии дьявола Валлен поднимал бури и насылал иные бедствия и с его же помощью переносился по воздуху, чтобы попасть на ведовскую сходку. На этих «синагогах» он совокуплялся с Вельзевулом — последний как нельзя более кстати принимал облик двадцатилетней девицы,— а также вместе с другими участниками синагоги пожирал мясо невинно убиенных младенцев. Объявив Валлена еретиком, идолопоклонником, вероотступником и заклинателем, судьи передали его светской власти, ходатайствуя о снисхождении,— то была обычная формальность, с помощью которой инквизиция умывала руки от последующего кровопролития, сделав его, однако, неизбежным. Все имущество Валлена было конфисковано, и после покрытия судебных расходов треть оставшихся средств отошла архиепископу и инквизиции.

На следующий же день, 16 марта, Пьер Валлен, как вассал Элинор Гроли, владелицы Турнона, предстал перед ее судом. В качестве судьи, представлявшего госпожу Элинор, выступал Этьен де Сен-Жорж, присутствовал также кастелян замка Франсуа Дюпон. Допрос обвиняемого осуществлялся по той же схеме, каковую использовали духовные судьи, однако на этот раз прозвучало, что Валлен уже обвинялся в магии (sortilegiis) в 1431 г.— тогда его приговорили к штрафу и предупредили, что в случае повторного преступления он взойдет на костер. После допроса Валлен был выведен во внутренний двор замка, где, стоя перед входом в кухню, публично, в присутствии судьи, кастеляна, нотариуса Ж. Марешаля и ряда других свидетелей, признался во всех содеянных преступлениях, а так­ же назвал имена четверых сообщников, троих мужчин и одной женщины, которые были давно мертвы.

Невзирая на просьбу Валлена избавить его от дальнейших допросов и несмотря на то, что судья назначил вынесение приговора на 21 марта, верховные власти сочли признания обвиняемого не вполне откровенными. В дело вмешался представитель самого дофина, судья из Вьенна Филипп Бель, который отдал распоряжение о продолжении допросов с применением пыток. Как отмечают Хансен и Ли, столь тщательное расследование дела Валлена светской властью показывает, что роль последней не всегда ограничивалась принятием подсудимого из рук инквизиции и подведением его под смертный приговор,— иногда она проявляла такую бдительность, какая не снилась церковному трибуналу. Что беспокоило Филиппа Беля, так это отсутствие живых сообщников. 23 марта по приказу Беля Этьен де Сен-Жорж прибывает в замок, где содержится в заточении Валлен, и начинает вновь допрашивать обвиняемого. Ему кажется невероятным, что Валлен, шестьдесят три года служивший Вельзевулу, смог вспомнить только четверых сообщников, да и то давно почивших. У него должно быть немало живых сообщников, но он по наущению дьявола скрывает их имена. Под пытками Валлен назвал не только имя женщины, совратившей его с праведного пути, но и выдал многих других людей, и женщин и мужчин, принадлежавших к различным социальным слоям. Он также назвал восьмерых мужчин и четырех женщин, которые являлись на ночные собрания ведьм верхом на палках,— некоторые из них здравствовали до сих пор. Однако и эти признания не удовлетворили Этьена де Сен-Жоржа, и 24 марта он вновь допрашивает Валлена, убеждая его выдать остальных участников ведовских сходок, не только бедняков, но также «священников, духовенство, дворян… и богачей». Но Валлен отказался сделать это — даже, как он сказал, в обмен на свободу, и мы не можем не восхищаться мужеством человека, который на протяжении недели подвергался пыткам и угрозам пыток.

К сожалению, это все, что мы знаем о деле Валлена. Заверенные Марешалем протоколы гражданского суда были отосланы в суд дофина, который, вероятно, и вынес окончательный приговор жертве.

Показания, полученные посредством применения пыток, неизбежно вызывают у нас сомнения. Мы можем только гадать, что на самом деле скрывалось за предъявленными обвинениями. Учитывая, что за восемь лет до этого процесса Валлена судили за магию, можно предположить, что он действительно практиковал ту или иную разновидность колдовства, был в каком-то смысле еретиком и, возможно даже, в той или иной форме поклонялся силам зла. Ясно одно: какие бы факты ни стояли за обвинениями, их систематически раздували — сначала епископальный, а затем светский суд. Не вызывают сомнения и соображения, которыми руководствовались преследователи Валлена. Очевидно, ими двигало желание продемонстрировать преданность католической церкви и рвение в деле искоренения ереси, а также стремление завладеть конфискованным имуществом осужденного. Разумеется, имущество Валлена подлежало конфискации, но Этьен де Сен-Жорж, действовавший с подсказки Филиппа Беля, очевидно, находил эти трофеи недостаточными и пытался выпытать у подсудимого имена аристократов и состоятельных людей, явно покушаясь на их добро,— если бы не откровенная вульгарность этих притязаний, их можно было бы даже счесть забавными.

17 сентября 1480 г. в местечке Кальчинато в диоцезе Брешия инквизитор-доминиканец Антонио Петозелли провел суд над простолюдинкой, известной под именем Марии-врачевательницы. Согласно обвинениям, Мария в течение четырнадцати лет являлась ведьмой и трижды в неделю посещала ведовские собрания. На этих собраниях она поклонялась их покровителю, зная, что он дьявол. Во время второго посещения ведовской сходки Мария отреклась от Бога и Христа и присягнула на верность дьяволу, которого почитала с тех пор как единственного и истинного бога. Она приносила ему гомагиум, при этом она обычно стояла обнаженной на коленях перед нечистым. Мария часто вызывала дьявола с помощью заклинаний, называя его Люцибелом, и каждый раз, когда тот являлся к ней, клялась ему в верности и подтверждала свое отречение от христианского Бога. Она принимала участие в мессах, которые служились при зажженных свечах и якобы во имя Троицы, но на самом деле были посвящены Люцибелу. На ведовских собраниях ведьмы устраивали пиршество, за которым следовала оргия, включавшая как обычные половые сношения, так и противоестественные совокупления. Ведьмы совокуплялись друг с другом и с Люцибелом. Мария заключила официальный договор с дьяволом и приносила ему в жертву кровь детей и животных — обычно это была курица, голубь, собака или кошка. Эти жертвоприношения означали, что она отдает свою душу дьяволу, и сопровождались словами: «Дарую тебе, о мой божественный повелитель, душу, тобой сотворенную и тебе принадлежащую, и зверя, которого ты создал».

В обмен на подношения Люцибел помогал Марии в колдовских деяниях, особенно в знахарстве, и обучал ее различным способам детоубийства. Врачевания, благодаря которым Мария получила свое прозвище, совершались именем Отца, Сына и Святого Духа, как то было принято в раннесредневековье, или посредством прямого вмешательства Люцибела. Впрочем, Мария не только врачевала свои и чужие болезни, но и губила людей. Утверждалось, что по меньшей мере тридцать мальчиков и девочек диоцеза стали жертвами ее чародейств — пятнадцать из них погибли, а остальные по неизвестным причинам были освобождены от заклятия. Марии вменяли в вину и то, что она производила свои лиходейства посредством священных предметов, в частности елея, который использовался ею как средство, усиливающее половое влечение, или для смазывания палок, с помощью которых она угадывала места, где зарыты сокровища. Инквизитор, приняв во внимание тот факт, что Мария была впервые привлечена к суду и раскаялась в содеянных преступлениях, назначил ей необычно мягкое наказание в виде пожизненного заключения.

Политические процессы

В XV в., в отличие от XIV в., власти не были склонны придавать ведовскую окраску расправам с политическими и экономическими противниками. Обвинения в ведовстве прозвучали только в двух, наиболее мрачных, политических процессах этого столетия — в деле Жанны д’Арк (1431 г.) и Жиля де Ре (1440 г.), но эти обвинения не играли существенной роли. Нередко приходится слышать, что Жанна д’Арк была отправлена на костер как ведьма, и некоторые современные авторы вслед за Маргарет Мюррей заявляют, что она действительно была ведьмой. Но эта идея не имеет под собой никаких оснований. О политической природе процесса, вызванного стремлением англичан и бургундцев расправиться с Орлеанской девой, о подлом предательстве французского короля, радевшего прежде всего о собственных интересах, нежели об интересах страны, написано достаточно много, и мы не станем повторять эти всем известные аргументы. Можно считать давно установленным тот факт, что большинство предъявленных Жанне обвинений были сфальсифицированы ее противниками. Однако есть и более фундаментальные соображения, опровергающие мнение о ведовском характере процесса. На изнурительных допросах действительно прозвучали некоторые идеи, имеющие отношение к ведовству: Жанну обвиняли в том, что она танцевала с феями, поклонялась феям, вызывала демонов и заключила договор с дьяволом. Звучавшие в ее голове голоса, как утверждалось, исходили не от святых и не от ангелов, а принадлежали Велиару, Сатане и Бегемоту. Все эти идеи, за исключением идеи заклинаний и договора с дьяволом, только с натяжкой можно причислить к ведовским. Представление о танцах с феями и почитании фей целиком относится к фольклорной традиции,— оно отсутствует в тщательно выписанной картине ведовства того времени. Если бы противники Жанны действительно считали ее ведьмой или ставили бы целью обвинить ее в ведовстве, то мы имели бы куда более полную и подробную картину обвинений, почерпнутых из обширного опыта ведовских процессов и схоластических теорий ведовства. Суд явно не был заинтересован в этом аспекте дела, ибо осудил Жанну за ересь, проигнорировав все обвинения колдовского и ведовского характера. Таким образом, процесс против святой Жанны не занимает никакого места в истории феномена ведовства.

Другой знаменитый процесс того времени, суд над Жилем де Ре, имеет несколько большее отношение к обсуждаемой теме. Опять же, история падения богатого и могущественного маршала Франции, ставшего жертвой политических интриг, слишком известна, чтобы подробно освещать ее здесь. Дело Жиля сначала рассмотрел духовный суд в лице епископа и инквизитора, которые отнеслись к ведовским и колдовским обвинениям с большей серьезностью, чем судьи Жанны. Утверждалось, что Жиль прибегал к помощи алхимиков и магов, последние посредством заклинаний вызывали для него демонов, и эти демоны являлись под именами Баррон, Орион, Вельзевул, Сатана и Велиар, или же в змеином обличье. Согласно обвинениям, Жиль заключил договор с дьяволом и приносил ему в жертву сердца, глаза и руки детей или истолченные в порошок детские кости. Светский суд вменял Жилю в вину убийства на сексуальной почве ста с лишним детей.

Некоторые авторы признают справедливыми все выдвинутые против Жиля обвинения, видя в нем одного из самых чудовищных почитателей Сатаны в истории человечества; другие полностью отвергают их, считая Жиля невинной жертвой политических интриг. Мне думается, что истина находится где-то посредине. Понятно, что многие обвинения ведовского характера были сфабрикованы, чтобы раздуть дело в отношении человека, у которого осталось слишком мало влиятельных друзей, но зато имелось множество могущественных политических врагов. Но по признанию самого Жиля, полученному, возможно, без применения пыток, он действительно занимался алхимией и действительно убивал детей. Впрочем, сами по себе эти преступления не имеют отношения к ведовству. Пребывая во власти, Жиль предавался чрезвычайно дорогостоящим удовольствиям и в 1430-х гг. накопил огромные долги, выплатить которые был не в состоянии. В число лиц, составлявших его ближайшее окружение, входили маги и алхимики, и он, естественно, обратился к ним за помощью в надежде добыть золото из простых металлов. Алхимия в то время входила в моду, и многие вельможи, как светские, так и церковные, прибегали к услугам алхимиков, чтобы пополнить свои сундуки. Однако алхимия относится к традиции высокой магии и, строго говоря, не имеет ничего общего с ведовством.

Вряд ли Жиль приносил детей в жертву дьяволу, но то, что он убивал их, не вызывает сомнений. Мы не можем так просто отмахнуться от многочисленных и красноречивых свидетельств сексуальной извращенности этого человека. Безусловно, политические противники Жиля нагрели руки на его чудовищных пристрастиях, но это не дает нам оснований считать эти пристрастия вымышленными. Аргумент о невозможности верить столь ужасным обвинениям опровергается хотя бы тем фактом, что подобные преступления (хотя и менее масштабные) зарегистрированы практически во всех крупных городах мира. Дело Садлвортских убийц [Moor Murderers; справка: любовники Ян Бруди и Мира Хиндли совершили серийное убийство четверых детей. Трупы убитых детей они закапывали в Saddleworth’s Moor — буквально, Садлвортское болото — под Манчестером], расследовавшееся в Англии в 1965 г., показывает, что человеческое существо способно получать огромное наслаждение от детоубийства и сексуального надругательства над детьми. Но быть сексуальным маньяком не значит быть ведьмой. Ведьмы жертвовали дьяволу или пожирали детей, а также изготовляли из их останков магические мази и порошки, но никогда не совершали сексуальных надругательств над детьми. Жиль же развлекался с детьми ради собственного удовольствия, но никак не в рамках ведовского культа.

Теоретическая разработка темы ведовства и процессы против ведьм продолжались и в последующие два столетия, в эпоху Ренессанса и Реформации, когда охота на ведьм достигла своего пика. Рассмотрение феномена ведовства в этот период не входит в задачи настоящего исследования, но мы не можем поставить точку, не ответив на вопрос, какие социальные и психологические факторы сделали возможным развитие ведовства в Средние века.

Источник