в каком городе произошла дуэль лермонтова с мартыновым
Настоящая причина, почему Мартынов вызвал на дуэль Лермонтова
180 лет назад, 15 (27 по новому стилю) июля 1841 года в Пятигорске, на горе Машук, на дуэли был убит светоч русской поэзии 27-летний Михаил Юрьевич Лермонтов.
Николай Соломонович Мартынов происходил из старинного дворянского рода, первые документально известные представители которого служили у царя Ивана Грозного в Опричнине. Коля Мартынов был младше Миши Лермонтова почти на два года. Молодые люди познакомились в юнкерской школе, где часто были партнёрами по фехтованию.
Мартынов избрал себе карьеру гвардейского офицера, но служба на паркетах и плац-парадах Петербурга его не прельщала. Он рвался в бой, стремился к подвигам, поэтому добровольцем отправился на Кавказскую войну. К моменту ссоры с Лермонтовым он был уже майором в отставке.
Мартынов считал себя поэтом. Он часто описывал в стихах военные операции, в которых участвовал. Есть версия, что молодые люди поссорились на почве поэзии. Лермонтов постоянно высмеивал творчество Мартынова, находя его примитивным стихоплётством.
Другой версией мотивом ссоры послужило заступничество за честь дамы или же соперничество за свой имидж в её глазах.
Но вот более понятная и, по-видимому, настоящая причина назначенной дуэли.
Когда в 1837 году Лермонтова в первый раз сослали на Кавказ, то Мартынов последовал за ним. Сёстры Мартынова, жившие в Пятигорске, радушно приняли Михаила Юрьевича. С одной из них – Натальей – у Лермонтова, похоже, закрутился роман не на шутку.
Когда Лермонтов возвращался из своей первой кавказской ссылки, Наталья Мартынова попросила его передать брату запечатанный пакет. Лермонтов не знал об его содержании, но побоялся, что оно может как-то скомпрометировать его. Он вскрыл его. В пакете находились дневник Натальи и триста рублей денег. Лермонтов прочёл дневник и уничтожил его. Николаю Мартынову он передал деньги, заявив, будто в дороге его ограбили и отняли пакет, а триста рублей он отдаёт Мартынову из своих собственных средств. Мартынов, разумеется, отказался их принять.
Вот это событие и послужило главной причиной размолвки.
Поводом же стал инцидент в доме Верзилиных 13 июля 1841 года в Пятигорске. В тот момент, когда Мартынов разговаривал с дочерью хозяйки дома Надеждой, только что закончившей играть на фортепьяно, Лермонтов отпустил по-французски громкую шутку насчёт пристрастия Мартынова к кавказским нарядам. Мартынов побледнел и процедил поэту сквозь зубы тоже по-французски: «Я вас в последний раз предупреждаю, чтобы вы не смели шутить со мной при дамах».
Когда вечеринка закончилась, между Мартыновым и Лермонтовым произошло объяснение, закончившееся вызовом поэту на дуэль. Что они друг другу говорили перед этим – Бог весть. Возможно, Мартынов как раз и припомнил Лермонтову обман насчёт ограбления и намекнул на его отношения с сестрой Мартынова.
Мартынов, вероятно, был настроен отомстить. Лермонтов не воспринимал его всерьёз. Он считал Мартынова плохим стрелком, забывая, что тот стал боевым офицером раньше Лермонтова.
В некоторых литературных произведениях бездоказательно утверждается, что Лермонтов был подстрелен спрятавшимся в кустах стрелком.
За дуэль Мартынов был всего лишь посажен на три месяца на гауптвахту, после чего уволен в отставку с обязательством в течение трёх лет регулярно каяться священнику в убийстве. Когда срок символического наказания миновал, Мартынов попытался спокойно продолжить жизнь помещика.
Однако с течением времени на нем всё сильнее стала сказываться каинова печать за убийство. Он, светский красавец и блестящий офицер, вдобавок поэт (хоть и посредственный, но в самый раз для салонов и вечеринок), в молодости легко покорявший сердца дам, так и не женился до конца своих дней, и детей у него не было.
Мартынов умер в своём подмосковном имении Иевлево в возрасте 60 лет и был похоронен в семейном склепе при Знаменской церкви. Когда после революции в Иевлеве разместилась колония для беспризорных, то её обитатели сожгли церковь, разграбили склеп Мартыновых, а останки Николая утопили в ближайшем пруду.
Иногда пишут, что они сделали это якобы в «порыве мести за Лермонтова». Но скорее всего, то был обычный в 1920-е годы акт антицерковного вандализма. Как бы там ни было, убийца Лермонтова не нашёл покоя ни в жизни, ни после смерти, хотя, по-видимому, он был все-таки неплохим человеком.
Подпишитесь, поставьте лайк) Я буду вам очень признателен и обещаю, что скучно не будет!
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Дуэль Лермонтова с Мартыновым
Дуэль М.Ю. Лермонтова с Н.С. Мартыновым.
Дуэль М.Ю. Лермонтова с Н.С. Мартыновым состоялась во вторник 15 июля 1841 г. близ Пятигорска, у подножия горы Машук. Лермонтов был убит выстрелом в грудь навылет. Многие обстоятельства этого трагического события остаются неясными, поскольку показания очевидцев — самого Мартынова и секундантов М.П. Глебова и А.И. Васильчикова — давались на следствии, когда участники дуэли были озабочены не столько установлением истины, сколько тем, чтобы приуменьшить собственную вину.
Причины дуэли. Мартынов показал на следствии: «С самого приезда своего в Пятигорск Лермонтов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счет… На вечере в одном частном доме,— за два дня до дуэли,— он вывел меня из терпения, привязываясь к каждому моему слову,— на каждом шагу показывая явное желание мне досадить.— Я решился положить этому конец». Глебов показал: «Поводом к этой дуэли были насмешки со стороны Лермонтова на счет Мартынова, который, как говорил мне, предупреждал несколько раз Лермонтова…». Васильчиков показал: «О причине дуэли знаю только, что в воскресенье 13-го июля поручик Лермонтов обидел майора Мартынова насмешливыми словами; при ком это было и кто слышал сию ссору, не знаю. Также неизвестно мне, чтобы между ними была какая-либо давнишняя ссора или вражда…».
На те же причины (но с благоприятными для Лермонтова акцентами и не опуская собственных имен) указывают другие очевидцы: компания молодых офицеров, в том числе Лермонтов и Мартынов, часто собиралась в доме генеральши М.И. Верзилиной; шутки, острословие, танцы, флирт были непременной чертой этих вечеров. Лермонтов и Мартынов ухаживали за дочерью Верзилиной — Э.А. Клингенберг (впоследствии Шан-Гирей), которой и принадлежит наиболее подробное описание роковой ссоры: «13-го июля собралось к нам несколько девиц и мужчин… Михаил Юрьевич дал слово не сердить меня больше, и мы, провальсировав, уселись мирно разговаривать. К нам присоединился Л.С. Пушкин, который также отличался злоязычием, и принялись они вдвоем острить свой язык… Ничего злого особенно не говорили, но смешного много; но вот увидели Мартынова, разговаривающего очень любезно с младшей сестрой моей Надеждой, стоя у рояля, на котором играл князь Трубецкой. Не выдержал Лермонтов и начал острить на его счет, называя его «montagnard au grand poignard» («горец с большим кинжалом».— Ред.). (Мартынов носил черкеску и замечательной величины кинжал.) Надо же было так случиться, что когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово poignard раздалось по всей зале. Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом; он подошел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову: «сколько раз просил я вас оставить свои шутки при дамах», и так быстро отвернулся и отошел прочь, что не дал и опомниться Лермонтову… Танцы продолжались, и я думала, что тем кончилась вся ссора».
Вызов на дуэль. Объяснение Лермонтова с Мартыновым по поводу ссоры произошло тотчас по выходе из дома Верзилиной вечером 13 июля. Их разговора никто, по-видимому, не слышал, и воспроизвести его мог только Мартынов; но Мартынов хорошо понимал значение именно этой части показаний: от того, кто будет признан инициатором дуэли, зависела мера наказания — вся его дальнейшая судьба. Вопрос этот занял на следствии центральное место, и Мартынов тщательно отрабатывал свои ответы. В его передаче диалог принял следующую форму: «…я сказал ему, что я прежде просил его прекратить эти несносные для меня шутки,— но что теперь, предупреждаю, что если он еще раз вздумает выбрать меня предметом для своей остроты,— то я заставлю его перестать.— Он не давал мне кончить и повторял несколько раз сряду: что ему тон моей проповеди не нравится: что я не могу запретить ему говорить про меня то, что он хочет,— и в довершение сказал мне: «Вместо пустых угроз, ты гораздо бы лучше сделал, если бы действовал. Ты знаешь, что я от дуэлей никогда не отказываюсь,— следовательно ты никого этим не испугаешь»… Я сказал ему, что в таком случае пришлю к нему своего секунданта».
Такое течение разговора означало фактически вызов со стороны Лермонтова: прося «оставить свои шутки» и намекая на возможность дуэли лишь в случае неисполнения законной просьбы, Мартынов делал «шаг к сохранению мира». Лермонтов же своим ответом отрезал путь к примирению и провоцировал вызов. Так представил дело Мартынов. Так представили его и секунданты.
Между тем существует важное свидетельство того, что акценты в пользу Мартынова в показаниях секундантов появились уже в ходе следствия; в первые же часы после дуэли они говорили другое. Это свидетельство — письмо Траскина, который в качестве старшего воинского начальника в Пятигорске встретился с Глебовым и Васильчиковым еще до того, как им были предъявлены вопросы Следственной комиссии, и на основании их устных показаний сообщал П.X. Граббе: «Мартынов сказал ему, что он заставит его замолчать… Лермонтов ответил, что не боится его угроз и готов дать ему удовлетворение, если он считает себя оскорбленным». Таким образом, в передаче Траскина, слова раздраженного Мартынова лишены смягчающего оттенка (столь тщательно акцентированного в показаниях перед Следственной комиссией) и звучат как прямая угроза; ответ же Лермонтова, сохраняя необходимую меру достоинства, несет в себе миролюбивые интонации. Картина, представленная Траскиным, в большей мере соответствует представлениям современного Лермонтоведения (сложившимся в результате кропотливого сопоставления всех деталей дуэльной истории), чем показания Мартынова, Глебова и Васильчикова, тенденциозность которых подозревали и многие современники, и позднейшие исследователи.
Секунданты. В официальных документах фигурируют имена двух секундантов — Глебова и Васильчикова; в действительности же на месте дуэли присутствовали четыре секунданта: как известно из мемуаров, решено было скрыть от следствия участие в дуэли А.А. Столыпина (Монго) и С.В. Трубецкого, т.к. во время суда они могли поплатиться больше других (и Столыпин, и Трубецкой находились на Кавказе на положении сосланных, к тому же было известно, что их обоих ненавидел Николай I). Это решение повлекло за собой и другие изменения в показаниях. Пришлось перераспределить роли двух оставшихся секундантов: Глебов назвал себя секундантом Мартынова, Васильчиков — секундантом Лермонтова. В письме к Д.А. Столыпину 1841 г. Глебов давал обратное распределение функций. Не исключается, однако, что секундантами Лермонтова были Столыпин и Трубецкой. Существует, впрочем, серьезно аргументированное предположение, что Столыпин и Трубецкой опоздали к месту дуэли из-за сильного ливня и дуэль действительно состоялась при двух свидетелях «по договоренности обеих сторон». Необходимостью скрыть участие в дуэли Столыпина и Трубецкого объясняется также путаница в показаниях о том, кто с кем и на чем приехал к месту поединка.
После дуэли. Лермонтов скончался, не приходя в сознание, в течение нескольких минут. Васильчиков поскакал в город за врачом, остальные секунданты остались у трупа. Васильчиков вернулся ни с чем: из-за сильного ненастья (во всех источниках упоминается, что 15 июля то начинались, то прекращались ливневые дожди; по-видимому, противники стрелялись под дождем; сильная гроза продолжалась какое-то время после дуэли) никто не соглашался ехать. Затем Глебов и Столыпин уехали в Пятигорск, где наняли телегу и отправили с нею к месту происшествия кучера Лермонтова — Ивана Вертюкова и «человека Мартынова» — Илью Козлова, которые и привезли тело на квартиру Лермонтова около 11 часов вечера.
Дуэль Лермонтова с Мартыновым
Дуэль М.Ю. Лермонтова с Н.С. Мартыновым состоялась во вторник 15 июля 1841 г. близ Пятигорска, у подножия горы Машук. Лермонтов был убит выстрелом в грудь навылет. Многие обстоятельства этого трагического события остаются неясными, поскольку показания очевидцев — самого Мартынова и секундантов М.П. Глебова и А.И. Васильчикова — давались на следствии, когда участники дуэли были озабочены не столько установлением истины, сколько тем, чтобы приуменьшить собственную вину.
Причины дуэли. Мартынов показал на следствии: «С самого приезда своего в Пятигорск Лермонтов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счет… На вечере в одном частном доме,— за два дня до дуэли,— он вывел меня из терпения, привязываясь к каждому моему слову,— на каждом шагу показывая явное желание мне досадить.— Я решился положить этому конец». Глебов показал: «Поводом к этой дуэли были насмешки со стороны Лермонтова на счет Мартынова, который, как говорил мне, предупреждал несколько раз Лермонтова…». Васильчиков показал: «О причине дуэли знаю только, что в воскресенье 13-го июля поручик Лермонтов обидел майора Мартынова насмешливыми словами; при ком это было и кто слышал сию ссору, не знаю. Также неизвестно мне, чтобы между ними была какая-либо давнишняя ссора или вражда…».
На те же причины (но с благоприятными для Лермонтова акцентами и не опуская собственных имен) указывают другие очевидцы: компания молодых офицеров, в том числе Лермонтов и Мартынов, часто собиралась в доме генеральши М.И. Верзилиной; шутки, острословие, танцы, флирт были непременной чертой этих вечеров. Лермонтов и Мартынов ухаживали за дочерью Верзилиной — Э.А. Клингенберг (впоследствии Шан-Гирей), которой и принадлежит наиболее подробное описание роковой ссоры: «13-го июля собралось к нам несколько девиц и мужчин… Михаил Юрьевич дал слово не сердить меня больше, и мы, провальсировав, уселись мирно разговаривать. К нам присоединился Л.С. Пушкин, который также отличался злоязычием, и принялись они вдвоем острить свой язык… Ничего злого особенно не говорили, но смешного много; но вот увидели Мартынова, разговаривающего очень любезно с младшей сестрой моей Надеждой, стоя у рояля, на котором играл князь Трубецкой. Не выдержал Лермонтов и начал острить на его счет, называя его «montagnard au grand poignard» («горец с большим кинжалом».— Ред.). (Мартынов носил черкеску и замечательной величины кинжал.) Надо же было так случиться, что когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово poignard раздалось по всей зале. Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом; он подошел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову: «сколько раз просил я вас оставить свои шутки при дамах», и так быстро отвернулся и отошел прочь, что не дал и опомниться Лермонтову… Танцы продолжались, и я думала, что тем кончилась вся ссора».
Вызов на дуэль. Объяснение Лермонтова с Мартыновым по поводу ссоры произошло тотчас по выходе из дома Верзилиной вечером 13 июля. Их разговора никто, по-видимому, не слышал, и воспроизвести его мог только Мартынов; но Мартынов хорошо понимал значение именно этой части показаний: от того, кто будет признан инициатором дуэли, зависела мера наказания — вся его дальнейшая судьба. Вопрос этот занял на следствии центральное место, и Мартынов тщательно отрабатывал свои ответы. В его передаче диалог принял следующую форму: «…я сказал ему, что я прежде просил его прекратить эти несносные для меня шутки,— но что теперь, предупреждаю, что если он еще раз вздумает выбрать меня предметом для своей остроты,— то я заставлю его перестать.— Он не давал мне кончить и повторял несколько раз сряду: что ему тон моей проповеди не нравится: что я не могу запретить ему говорить про меня то, что он хочет,— и в довершение сказал мне: «Вместо пустых угроз, ты гораздо бы лучше сделал, если бы действовал. Ты знаешь, что я от дуэлей никогда не отказываюсь,— следовательно ты никого этим не испугаешь»… Я сказал ему, что в таком случае пришлю к нему своего секунданта».
Такое течение разговора означало фактически вызов со стороны Лермонтова: прося «оставить свои шутки» и намекая на возможность дуэли лишь в случае неисполнения законной просьбы, Мартынов делал «шаг к сохранению мира». Лермонтов же своим ответом отрезал путь к примирению и провоцировал вызов. Так представил дело Мартынов. Так представили его и секунданты.
Между тем существует важное свидетельство того, что акценты в пользу Мартынова в показаниях секундантов появились уже в ходе следствия; в первые же часы после дуэли они говорили другое. Это свидетельство — письмо Траскина, который в качестве старшего воинского начальника в Пятигорске встретился с Глебовым и Васильчиковым еще до того, как им были предъявлены вопросы Следственной комиссии, и на основании их устных показаний сообщал П.X. Граббе: «Мартынов сказал ему, что он заставит его замолчать… Лермонтов ответил, что не боится его угроз и готов дать ему удовлетворение, если он считает себя оскорбленным». Таким образом, в передаче Траскина, слова раздраженного Мартынова лишены смягчающего оттенка (столь тщательно акцентированного в показаниях перед Следственной комиссией) и звучат как прямая угроза; ответ же Лермонтова, сохраняя необходимую меру достоинства, несет в себе миролюбивые интонации. Картина, представленная Траскиным, в большей мере соответствует представлениям современного Лермонтоведения (сложившимся в результате кропотливого сопоставления всех деталей дуэльной истории), чем показания Мартынова, Глебова и Васильчикова, тенденциозность которых подозревали и многие современники, и позднейшие исследователи.
Секунданты. В официальных документах фигурируют имена двух секундантов — Глебова и Васильчикова; в действительности же на месте дуэли присутствовали четыре секунданта: как известно из мемуаров, решено было скрыть от следствия участие в дуэли А.А. Столыпина (Монго) и С.В. Трубецкого, т.к. во время суда они могли поплатиться больше других (и Столыпин, и Трубецкой находились на Кавказе на положении сосланных, к тому же было известно, что их обоих ненавидел Николай I). Это решение повлекло за собой и другие изменения в показаниях. Пришлось перераспределить роли двух оставшихся секундантов: Глебов назвал себя секундантом Мартынова, Васильчиков — секундантом Лермонтова. В письме к Д.А. Столыпину 1841 г. Глебов давал обратное распределение функций. Не исключается, однако, что секундантами Лермонтова были Столыпин и Трубецкой. Существует, впрочем, серьезно аргументированное предположение, что Столыпин и Трубецкой опоздали к месту дуэли из-за сильного ливня и дуэль действительно состоялась при двух свидетелях «по договоренности обеих сторон». Необходимостью скрыть участие в дуэли Столыпина и Трубецкого объясняется также путаница в показаниях о том, кто с кем и на чем приехал к месту поединка.
После дуэли. Лермонтов скончался, не приходя в сознание, в течение нескольких минут. Васильчиков поскакал в город за врачом, остальные секунданты остались у трупа. Васильчиков вернулся ни с чем: из-за сильного ненастья (во всех источниках упоминается, что 15 июля то начинались, то прекращались ливневые дожди; по-видимому, противники стрелялись под дождем; сильная гроза продолжалась какое-то время после дуэли) никто не соглашался ехать. Затем Глебов и Столыпин уехали в Пятигорск, где наняли телегу и отправили с нею к месту происшествия кучера Лермонтова — Ивана Вертюкова и «человека Мартынова» — Илью Козлова, которые и привезли тело на квартиру Лермонтова около 11 часов вечера.
Под Пятигорском 180 лет назад был убит Михаил Лермонтов
Князь А.И. Васильчиков (между прочим, сын «второго лица» в России, председателя Государственного совета и главы Комитета министров) в своих воспоминаниях писал о том, что происходило в начале дуэли. По правилам противники должны были сходиться к барьеру. Первый выстрел, как вызванного на дуэль, был за Лермонтовым. Но.
Мартынов позже утверждал, что Лермонтов целил в него и что он сам, подойдя к барьеру, ждал его выстрела. Но это не подтверждается ни одним из секундантов.
Но пусть историки и биографы разбираются, как было на самом деле. Очевидно одно: дуэль эта с самого начала носила какой-то фарсовый характер. Причина была слишком ничтожна, чтобы бывшие приятели всерьез собирались бы убивать друг друга. Но странно, что при этом условия дуэли, оговоренные Мартыновым, были самые жестокие: до трех выстрелов из дальнобойных пистолетов с тяжелыми пулями и нарезными стволами. В то же время на месте дуэли почему-то не было ни доктора, ни коляски для перевозки раненого. Это могло означать, что секунданты были уверены: дуэль будет пустой формальностью и закончится примирением.
После того, как Лермонтов получил смертельную рану, все участники дуэли уехали в город. С истекавшим кровью поэтом под проливным дождем остался один Столыпин. Впрочем, Глебов утверждал, что это был не Столыпин, а он. Таким образом свидетели путались в своих показаниях. Впрочем, в этом нет ничего странного. Дуэли в России были запрещены, поэтому не только Мартынову, но и секундантам грозил военный суд.
Судьба (или все-таки Мартынов?) распорядилась иначе.
В «Княжне Мери» во время дуэли с Печориным Грушницкий говорит слова, которые многое объясняют в том, что же случилось у подножия Машука в июле 1841 года. Когда Печорин долго медлит с выстрелом, ожидая, что его бывший приятель одумается и откажется от дуэли, Грушницкий в ярости кричит:
«- Стреляйте. Я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места».
Вот, собственно, и все. Можно, конечно, строить самые экзотические версии убийства Лермонтова: от масонского заговора (на эту версию намекает режиссер и актер Николай Бурляев в фильме «Лермонтов» 1986 года) до загадочного стрелка, который прятался в кустах (об этом всерьез писали некоторые авторы в советское время). Но мне кажется, что причина была самой простой.
Мартынов сам пописывал стихи и поэмы, да еще и подражая своему приятелю. Мартынов был неудачником в карьере и самовлюбленным человеком. Успех «Героя нашего времени», вышедшего книгой в 1840 году, где Мартынов не мог не усмотреть себя в образе Грушницкого, привел его в ярость.
Поэт он был, конечно, великий. Но пулю свою получил по делу
Он, конечно, был великим поэтом, с этим не поспоришь. Но это совсем не значит, что при этом был хорошим человеком. Избалованный барчук – вот самая простая характеристика, которую ему можно дать. Бабушка постаралась, воспитывая своего любимого внучка.
Один из друзей-знакомых нашего героя рассказывал о нем так:
«В Лермонтове было два человека: один — добродушный, для небольшого кружка ближайших друзей и для тех немногих лиц, к которым он имел особенное уважение; другой — заносчивый и задорный, для всех прочих знакомых».
Да, речь идет об одном из тех, кто «наше все»: Михаиле Юрьевиче Лермонтове – отличном поэте и не самом приятном человеке. 15 (27) июля 1841 года в 26 лет он был застрелен на дуэли Николаем Мартыновым.
Как говорят, император Николай Павлович, узнав о гибели поэта, сказал: «Собаке – собачья смерть». Потом, после того, как его пристыдила императрица, вышел к людям и сказал:
— Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит.
Надо сказать Николай, как это у него часто бывало, был очень точен. Заменить Пушкина как поэт Лермонтов может быть и мог, но вот сочувствовать ему как человеку…
Из-за чего случилась та дуэль?
Из-за злого языка Лермонтова. Он буквально затерроризировал Мартынова своими насмешками. А ведь тогда к словам относились далеко не так спокойно, как сейчас. У Мартынова видно долго копилось, но, в конце концов, после очередной насмешки, которая из-за стечения обстоятельств прозвучала так, что ее услышали все, прорвалось.
Надо отметить и то, что по имеющимся у нас свидетельствам формально все получилось так, что вызов на дуэль сделал Лермонтов. Мартынов в тот же день настойчиво попросил его прекратить отпускать шуточки в его адрес. На что узнал от заносчивого барчука, что он будет шутить над кем хочет и когда хочет, а от дуэлей никогда не отказывался и готов дать Мартынову удовлетворение, если тот считает себя оскорбленным. После этого заведенному Мартынову не оставалось ничего другого как присылать секунданта.
А дальше наложилось одно на другое. Секунданты предложили максимально опасные правила проведения дуэли, в надежде, что дуэлянты откажутся стреляться. Не отказались. Лермонтов – потому что ему было плевать на переживания какого-то там Мартынова из-за его насмешек. Он им не придавал внимания. Мартынов – потому что Лермонтов его доконал.
Стрелялись с 10 шагов из дальнобойных крупнокалиберных пистолетов Кухенройтера с кремнево-ударными запалами и нарезным стволом. То есть шансы влепить пулю точно в цель с такого небольшого расстояния были очень неплохими, даже если ты не очень хороший стрелок. А Мартынов как раз и был не очень хорошим стрелком.
Мартынов выстрелил точно в него и попал так, что свалил языкастого оппонента наповал. Видно оппонент его достал настолько, что лучше был неизбежный суд, чем терпеть дальнейшие насмешки, которые Лермонтов, почти наверняка возобновил бы с удвоенной силой. Поэтому все закончилось так, как закончилось.
Наглядное резюме этой истории подвел Николай Павлович своим приговором Мартынову. Военно-полевой суд первоначально приговорил его к разжалованию и лишению всех прав состояния. Но Николай заменил его на трехмесячный арест на гаупвахте и церковное покаяние с отбыванием епитимьи в Киеве. То есть, дуэль, можно сказать, была признана справедливой.
Того же Дантеса за дуэль с Пушкиным разжаловали в рядовые и выслали из России, отобрав офицерский патент.
Из воспоминаний декабриста Николая Ивановича Лорера:
— Я встречал Мартынова в Париже. Мы тогда молодые, окружили его, стали дразнить, обвинять: «Вы убили солнце русской поэзии! Вам не стыдно?»
Если пройтись по биографиям великих людей, то оказывается, что больше половины из них были, как минимум, мудаками по жизни. Возможно, это один из аспектов гениальности.
Фактический факт! Михаил Юрьевич, который не «наше всё», «наше всё» это Пушкин, был сукиным сыном и много себе позволяющим дураком.
@ParSulTang, зачем тег «Без рейтинга» поставили?
произошел троллинг, сыч не выдержал и ёбнул ероху (судя по тексту).
ну а если без шуток, то не советую воспринимать данный текст за чистую монету. у Лермонтова, судя по прочитанному мной когда-то, был крайне трудный характер, но уж инфантильным и эгоистичным моральным уродом, страдающим нарциссизмом и манией величия он не был.
(опять же, никого не призываю к анализу и критике выше написанного, ибо сколько людей – столько и мнений, а полагаться на любого рода источники, будучи не являясь свидетелем событий не всегда уместно и правильно, ведь свидетелем каких-либо событий в виду различных причин быть не всегда возможно, а первоначальную информацию можно исказить; в данном случае мы не можем телепортироваться в прошлое и воочию пронаблюдать за жизненным циклом М.Ю. Лермонтова).
В то время не было интернета, за свои слова приходилось отвечать, у дворян честь была выше жизни, алкоголь и женщин никто не отменял, вот и валили друг друга, Лермонтов сказал, Мартынов обиделся.
чёт про мару багдасарян ни чё не слыхать. может стихи пишет.
О ты, вонючий храм неведомой богини!
К тебе мой глас. к тебе взываю из пустыни,
Где шумная толпа теснится столько дней
И где так мало я нашел еще людей.
Прими мой фимиам летучий и свободный,
Незрелый слабый цвет поэзии народной.
Ты покровитель наш, в святых стенах твоих
Я не боюсь врагов завистливых и злых,
Под сению твоей не причинит нам страха
Ни взор Михайлова, ни голос Шлиппенбаха
Едва от трапезы восстанут юнкера,
Хватают чубуки, бегут, кричат: пора!
Народ заботливо толпится за дверями.
Вот искры от кремня посыпались звездами,
Из рукава чубук уж выполз, как змея,
Гостеприимная отдушина твоя
Открылась бережно, огонь табак объемлет.
Приемная труба заветный дым приемлет.
Когда ж Ласковского приходит грозный глаз,
От поисков его ты вновь скрываешь нас,
И жопа белая красавца молодого
Является в тебе отважно без покрова.
Но вот над школою ложится мрак ночной,
Клерон уж совершил дозор обычный свой,
Давно у фортепьян не раздается Феня.
Последняя свеча на койке Беловеня
Угасла, и луна кидает бледный свет
На койки белые и лаковый паркет.
Вдруг шорох, слабый звук и легкие две тени
Скользят по каморе к твоей желанной сени,
Вошли. и в тишине раздался поцалуй,
Хватают за него нескромною рукою,
Прижав уста к устам, и слышно: «Будь со мною,
Я твой, о милый друг, прижмись ко мне сильней,
Я таю, я горю. » И пламенных речей
Не перечтешь. Но вот, подняв подол рубашки,
Один из них открыл атласный зад и ляжки,
Над пухлой жопою надулся и дрожит.
Уж сближились они. еще лишь миг единый.
Но занавес пора задернуть над картиной,
Пора, чтоб похвалу неумолимый рок
Не обратил бы мне в язвительный упрек.
Пушкин так-то больше 20 дуэлей прошел, прежде чем быть убитым. Вроде даже Дантес сначала отказывался от вызова, так как не хотел ее, но Пушкин больно круто по нему прошелся и не оставил выбора.
С одной стороны у него был скверный характер. С другой стороны его можно понять, потому как светская культура на деле ничего кроме гордячества, подхалимажа, лизоблюдства и просто вранья всем и во всём в том числе в попытках возвысить свои ничтожные личности. Я с ним абсолютно согласен, что этот лядский цирк спокойно наблюдать тошно, и подгадить подгадить им, чтобы они в конце концов выглядели теми, кто они есть на самом деле совсем не грех. И очень даже понятно, почему его не любили.
Хотя баловень он был ещё тот, отрицать глупо.
Автор, ты ведёшь себя как невежественная скотина.
То, что ты прочитал где-то на правимире статейку об окаянном Лермонтове, не делает тебя его экспертом.
Ты переворачиваешь все с ног на голову.
И в этом тезисе ты начисто опускаешь тот простой факт, что Лермонтов питал отвращение к бомонду такое же, как любой современный, адекватный человек питает отвращение к шабашу на первом в Новый год.
То бишь из человека, который высмеивал и поносил зажравшийся бомонд, ты делаешь «нахала и невежду», коим безусловно Лермонтов и был. по мнению того самого зажравшегося бомонда.
Все остальные твои копипастные помои (в частности о дуэлях и прочем) можно разобрать в том же ключе.
Про то, что «убили ну и ладно» мне даже нечего ответить. Это как «изнасиловали ну и ладно. Юбку носила короткую»
Таких как ты от общества надо ограждать.
Я надеюсь, что найдётся тот, кто уделит больше внимания и сделает более подробный разбор этого мракобесия.
Ну, как Лермонтов на самом деле к ситуации относился мы уже не узнаем, это исключительно узколобое мнение автора этого текстика. От выстрела он отказался заранее.
Рассуждать по типу «он о людях бяки говорил, как хорошо, что его застрелили», прочитав первую попавшуюся инфу с гугла, минимум как-то странно и глупо. Было совершено убийство. И про Мартынова бы сейчас никто бы и не вспомнил, не застрели он Лермонтова.
Даже у Иисуса были враги, чего уж там говорить о Лермонтове. И мудаком его считали те, кого он сам считал мудаками. И про царя он был явно не лучшего мнения чем царь о нем.