в каком году произошла столетняя война

Столетняя война: начало династического конфликта

Высокое Средневековье (подразумевается период приблизительно с XI по середину XIV вв. включительно) общепринято считается эпохой мрачноватой и, мягко говоря, некомфортной для проживания, и, пожалуй, она является самым оболганным историческим периодом, о котором сочинено немыслимое количество небылиц, породивших массу устойчивых стереотипов. Среднестатистическому обывателю эти времена представляются одной огромной грязной лужей, в которой плещутся заражённые всеми мыслимыми и немыслимыми инфекциями рыцари, повседневно ходящие в доспехах, и благородные дамы, покрытые лишаем и оспинами от пяток до макушки. Купание в грязище происходит на фоне непременных костров инквизиции, сжигающей всех, до кого можно дотянуться, беспрестанных войн, наносящих катастрофический урон, массовых эпидемий и религиозного мракобесия.

Картина, что и говорить, неприглядная и устрашающая, причём вышеописанные стереотипы доселе массово тиражируются, и любая попытка не то что прямого отрицания, а даже невинное желание разобраться – как же всё обстояло на самом деле?! – вызывает снисходительную усмешку и побивается железным аргументом: «Это ведь общеизвестно!» Тут стоит напомнить, что существование колдовства в Средневековье тоже было общеизвестным фактом, отрицать который было абсурдно, а иногда и наказуемо.

О тепле и комфорте

Во-первых, подходить к менталитету и мировоззрению человека той эпохи с современными мерками абсурдно не менее – люди тогда думали и действовали совершенно иначе, чем в XXI веке. Если даже всего сто лет назад Уинстон Черчилль, сын герцогини Мальборо, уверенно говорил о том, что «люди от рождения не равны друг другу», то что говорить о более ранних временах – разница между дворянством и чернью была запредельна, ведьмы и колдуны были частью всеобщего мифологического менталитета, святые совершали чудеса, религиозность являлась основой жизни, а встретить человека, не верующего совсем, было невозможно.

Во-вторых, никто не собирается возражать: и войны, и эпидемии присутствовали – но взгляните на современность, они никуда не исчезли и сейчас! Лишь специфика эпохи была совершенно иной из-за принципиально разных экономических и даже природных условий (снова не забываем о соответствующем историческому периоду образе мыслей и «массовом бессознательном»). Что же касается «уровня жизни» в Европе – точнее, качества жизни – то приблизительно до 20–30-х годов XIV века таковое качество было неслыханно высоким для всех сословий, от высшего дворянства до распоследнего крестьянина (похожих показателей удалось достичь только лет через пятьсот, и то не везде), и объясняется этот феномен тремя наложившимися друг на друга уникальными обстоятельствами:

1. Низкая плотность населения при большом объёме посевных и пастбищных площадей с высокими урожаями, что способствовало бурному росту аграрной экономики. Всего в Европе на 1300 год проживало около 60–70 миллионов человек, не испытывавших проблем с продовольствием.

2. Отсутствие глобальных внутриевропейских конфликтов с втягиванием в них практически всех государств континента. Все излишние силы исходно были брошены в Крестовые походы на Ближний Восток и начало Реконкисты в Испании. У христианской общности (безразлично, римского или константинопольского исповедания) имелся общий враг – сарацины или испанские мавры.

С климатическим оптимумом связан и «Ренессанс XII века» (Rinascimento del XII secolo – итал.), невероятный культурный всплеск времен Высокого Средневековья, затронувший многие области – от философии и поэзии до архитектуры («готическая революция») и создания европейских университетов. Согласимся, что голод, холод и необустроенный быт развитие творчества не стимулируют, а значит, у людей было достаточно времени и средств для того, чтобы не вести борьбу за существование, а сочинять поэмы и строить грандиозные соборы…

Belle Époque Средневековья закончилась внезапно – настолько внезапно, что учёные мужи до сих пор таскают друг дружку за бороды, выясняя, что же именно произошло: извержение супервулкана, падение крупного метеорита, замедление течения Гольфстрима или резкое снижение солнечной активности? Всего за два года (1315–1317 гг.) Европа переживает экологическую катастрофу немыслимых прежде масштабов – похолодание обрушилось весной 1315 года, всё лето шли дожди, «. а солнце будто перестало греть». То же самое произошло в следующем году, и снова повторилось ещё через год. Неурожаи вызвали массовый голод с огромной смертностью (предположительно, 15–25 процентов населения), затронувший все тогда существовавшие государства Европы – от Англии до Польши и Италии со Скандинавией.

Однако Великий голод стал лишь первым звонком – никто и предположить не мог, что после столетий благополучия и экономического процветания в XIV веке на континент обрушится череда кризисов настолько глобального масштаба, что само существование Европы как единой религиозно-культурной общности окажется под угрозой.

Столетняя война. Генезис

Тут нет смысла в подробностях описывать вялотекущий династический конфликт между Францией и Англией, начавшийся ещё во времена короля Генриха II, отца небезызвестного Ричарда Львиное Сердце. Надо лишь сказать, что королевские семьи Плантагенетов и Капетингов были связаны теснейшими родственными узами, что в определённых обстоятельствах могло позволить той или иной стороне претендовать на престол соседей. Весьма плодовитая и обширная династия Капетингов неожиданно пресеклась в начале XIV века (тоже весьма нехороший знак!) – все трое сыновей французского короля Филиппа Красивого умерли, как и единственный внук по мужской линии, и трон перешёл к младшей линии Валуа. Это позволило англичанину Эдуарду III Плантагенету заявить свои права на французскую корону – по матери он являлся родным внуком Филиппа Красивого, то есть, формально более близким родственником короля, чем усевшийся на трон Филипп VI де Валуа.

Кроме того, в течение нескольких последних столетий Англия утратила на материке обширные территории, перешедшие под власть Парижа – Гасконь, Нормандию, Мэн, Анжу, Пуату, а главное – под угрозой находилось богатейшее и обширное Великое герцогство Аквитанское. Формально герцогом Аквитании оставался английский король, но территория частично контролировалась французами ещё со времён Филиппа II Августа – поистине великого государственного деятеля, сто с лишним лет назад превратившего Францию из захудалого королевства, обладавшего крошечной территорией вокруг Парижа, в европейскую супердержаву.

Филипп де Валуа в 1337 году совершенно недипломатично предъявляет Эдуарду Английскому требование вернуть титул герцогов Аквитанских хотя бы потому, что de facto на это владение претендовала Франция. В ответ на такую наглость король Англии вновь выдвигает претензии на французскую корону, хотя исходно он от неё отказался – согласно «Салической правде», принятой ещё древними франками в конце V века н.э., наследовать могли только потомки по нисходящей мужской линии, а Эдуард был сыном Изабеллы: родной, но абсолютно не наследующей дочери Филиппа Красивого. Сейчас, ввиду осложнившихся политических обстоятельств, англичанин отверг салический закон, объявил, что право первородства стоит выше этих замшелых законодательных реликтов, а выкопать пункт правил давно позабытой «Салической правды» (с одобрением такового Генеральными штатами и Палатой пэров Франции), юристов заставил Филипп де Валуа – разумеется, с целью узурпации трона у законного претендента.

Формально правы были обе стороны. Законодательный кодекс салических («западных») франков почти восьмисотлетней давности давно утратил актуальность – в старинные времена военный вождь или король обязан был являться мужчиной: в конце концов, женщина ведь не поведёт дружину в бой? Да и вообще, у варварских племён родство по мужской линии считалось приоритетным – допустим, семиюродный дядя считался более близким родственником, чем брат родной матери. Пережитки родоплеменного строя и «военной демократии», к XIV веку уже являвшихся невообразимой древностью! Более позднее феодальное право ясно признавало наследование по праву первородства – во многих странах Европы, если не осталось других родственников, получить трон вполне мог внук монарха по женской линии. Были известны женщины-регентши, обе правили Францией (королевы Анна Ярославна и Бланка Кастильская), а уж пример королевы Англии Эленоры Аквитанской, фактически управлявшей, и весьма успешно, страной во время отсутствия отправившегося в Третий Крестовый поход Ричарда Львиное Сердце, был общеизвестен – происходило это всего чуть более столетия назад.

Действиями Эдуарда III, возможно, двигали и иные причины: его прапрадед, основатель династии Плантагенетов (и муж упомянутой Элеоноры Аквитанской), вынашивал идею создания империи, включающей собственно владения в Британии, Шотландии и Ирландии, и обширнейшие земли на континенте – утерянные уже после его смерти, в XIII веке. По разным причинам этот проект не был реализован, а затем началось резкое возвышение Франции, вынудившей обитателей Альбиона убраться восвояси на свои острова. Прямых свидетельств тому мы не знаем, но предполагать можем – Эдуард решил воспользоваться «окном возможностей», чтобы использовать право первородства в целях геополитических: не только вернуть потерянные английские владения, но и стать единым королём Англии и Франции, то есть, императором, подобным кайзеру Священной Римской империи – и ведь не факт, что Римский Папа не одобрил бы столь благое начинание…

С чисто юридической точки зрения претензии Эдуарда являлись вполне справедливыми, но и Филипп де Валуа царствовал законно по уложениям «Салической правды» как ближайший родственник по мужской линии, внук Филиппа III Смелого и дядя последнего правившего Капетинга, Карла IV. Появился совершенно очевидный повод для войны – династический кризис, два теоретически законных претендента. А закон, как известно, что дышло…

Опять же, в 1337 году ни у кого и мысли не могло возникнуть, что начавшаяся война продлится (с тремя паузами продолжительностью до 20 лет) аж до 1453 года, что за это время появится артиллерия, а рыцарская конница как основа вооружённых сил начнёт постепенно уходить в прошлое. Что Франция явит миру, пожалуй, самую знаменитую святую своей эпохи (да и будущих времён) – Орлеанскую деву, Жанну д’Арк, – а мировая военная история обогатится именами прославленного впоследствии Шекспиром Фальстафа, или воспетого Конан-Дойлем и Дюма Чёрного Принца, Бертрана дю Геклена или маршала Жиля де Ре, более известного как Синяя Борода.

И уж конечно, ни в Тауэре, ни в Лувре не предполагали, что спустя всего десятилетие после начала конфликта над Европой пронесётся чудовищная гроза, последствия которой в процентном исчислении не сравнятся даже с обеими мировыми войнами далёкого будущего – подразумеваются общие потери населения, тотальная экономическая катастрофа и резкая смена типа хозяйствования впоследствии…

Тут надо сделать обязательную ремарку: по состоянию на середину XIV века войны велись сравнительно небольшими профессиональными армиями, и назвать их опустошительными никак нельзя: наоборот, имущество старались беречь, поскольку оно должно было перейти новым хозяевам, а восстанавливать разрушенное долго и дорого, особенно в условиях дефицита высококвалифицированной рабочей силы.

Не надо думать, что наши предки были глупее или недальновиднее нас с вами: да, они были другими, но только не глупыми, а такие полезные понятия, как «стратегия», «господство на море», «логистика» или «разведка», европейцы в полной мере унаследовали от Древнего Рима – разумеется, звучали эти слова иначе, но смысл от этого не менялся. Король Эдуард и его правительство прекрасно осознавали, что добиться успеха на территории противника, во Франции, можно только одним способом: английскому флоту требуется оперативная свобода на море, плюс поддержка с суши – следовательно, необходимо разгромить флот противника в генеральном сражении и создать укреплённые базы на побережье Нормандии, Артуа и Фландрии, откуда можно вести наступление в глубину территории неприятеля.

Первые успехи, первые потери

Англичане моментально уяснили степень опасности и энергично приняли меры противодействия. В наспех собранной эскадре насчитывалось около 250 кораблей с лучниками и абордажными командами на борту. Король Эдуард, лично командовавший флотом, отдаёт приказ к атаке. Здесь мы дадим слово германскому историку и капитану первого ранга Кайзермарине Альфреду Штенцелю (1832–1906), написавшему в 1889 году книгу «История войны на море»:

«…24 июня 1340 года, рано утром, при хорошей погоде, английский флот находился перед Западной Шельдой, но не мог атаковать неприятеля из-за противного ветра; о направлении ветра в источниках ничего не говорится, но, вероятно, он был северо-восточный. Вследствие этого англичане поворотили к северу, чтобы подойти к неприятелю с другой стороны, французы, по-видимому, вообразили, что англичане не хотят вступать в бой; по некоторым сведениям, они даже разомкнули связывавшие их корабли цепи, чтобы пуститься в погоню за неприятелем. Однако, как только английский флот отошёл на достаточное расстояние, чему помог и прилив, Эдуард III приказал изменить курс, и вскоре после полудня флагманский корабль адмирала Марлея, шедший в голове линии, начал сражение. Корабли эти были прежде всего осыпаны тучей стрел с палуб и с марсов; затем вышли вперёд корабли с тяжёлой пехотой, забросили абордажные крюки и начали абордажный бой. Французы храбро оборонялись. В самом начале боя данным почти в упор залпом корабельной артиллерии они вывели из строя одну английскую галеру и потопили следовавший за флотом транспорт. Серьёзные повреждения получил и «Томас», флагманский корабль Эдуарда. Но при равном мужестве, преимущество оставалось на стороне англичан, корабли которых могли передвигаться. Сам король участвовал в абордажной схватке и был легко ранен. Корабли первой французской линии были один за другим захвачены; бой продолжался много часов и, несмотря на долготу дня, затянулся до самой ночи. Вторая и третья линии отказались от дальнейшего сопротивления, экипажи покинули корабли и стали искать спасения на шлюпках, но с такой поспешностью, что лодки перевертывались, и масса людей при этом погибла. Нападение с тыла на отступающих французов фламандских рыбаков, возмущённых учинёнными теми грабежами, ещё больше усилило панику».

В итоге первого крупного сражения Столетней войны лёгкие и манёвренные генуэзские галеры, видя разгром на тяжёлых кораблях, обратились в бегство и сумели уйти. Весь остальной флот Франции был или захвачен или уничтожен, оба командующих погибли (один в бою, второй был сразу повешен англичанами за «военные преступления», а именно – за совершенно варварские грабежи на фламандском побережье), французские потери исчисляются несколькими тысячами погибших (точное число не известно, а английские хроники с якобы 30 тысячами убитых доверия не заслуживают). В свою очередь, англичане о своих потерях не упоминают вовсе, французы же говорят о 4000 потерь у неприятеля – следовательно, истина лежит где-то посередине…

Впрочем, все жертвы Слёйса не идут ни в какое сравнение с очень близким и наводящим дрожь будущим: всего через восемь лет обе воюющие стороны падут под всесокрушающим ударом природы. Но об этом – во второй части.

Источник

Столетняя война

«День назывался четвергом. Рассвет был алым. Змея вползала в тихий Дом, змея вползала.

Рассвет будил грядущих вдов тревожной нотой. Змея ползла среди холмов — змея пехоты»…

Здесь вспыхнет бой, здесь вспыхнет бой. И брат на брата своей рукой, своей рукой наденет латы…

Но арбалетною стрелой они пробиты. И пал герой, и пал герой ещё до битвы…

Потом, сто лет была война… Сто лет — не мало. И много воинов — и тех, и этих пало.

Остался каждый при своём. За что же бились? День назывался четвергом… Когда? Забылось….

»— Р. Киплинг, «Столетняя война»

Столетняя война (1337—1453) — серия военных конфликтов между Англией и Францией (а также их союзниками). И вроде бы воевали не ровно сто лет, и не все время, но название красивое — прижилось.

Песня на тему из рок-оперы «Жанна д’Арк»

Содержание

Краткая хронология [ править ]

Обычно Столетнюю войну делят на три фазы:

Эдвардианская война [ править ]

Как всё начиналось [ править ]

Был, значит, такой французский король Филипп Красивый из династии Капетингов. Были у него трое сыновей и одна дочь, и вот так исторически сложилось, что сыновья быстро кончились и все их прямые мужские потомки — тоже, а в законнорожденности женских потомков возникли сомнения. И только дочка Изабелла, которую выдали замуж за английского короля Эдуарда II, родила безукоризненно законного Эдуарда III.

Мальчик вырос и предложил: «А давайте я стану королём Франции?»

«А давай ты пойдёшь нафиг!» — сказал Филипп VI, племянник Филиппа Красивого и основатель новой династии Валуа.

Дело осложнялось тем, что Эдуард имел права на «наследство Алиеноры Аквитанской» — Аквитанию и Гиень, которые Эдуард II немножко профукал. И был еще де-факто владетелем Гаскони, за которую французскому королю приносил оммаж (а не хотел). Веселья добавило то, что их последнему общему предку из Капетингов, Филиппу IV Красивому, Филипп VI приходился всего лишь племянником, зато по мужской линии (сын его брата, Карла Валуа), а Эдуард — прямым потомком, внуком, но через маму Изабеллу. В общем, Эдуард созвал войска — и понеслось.

Понеслось, в общем-то, не сразу: французы подписали договор с шотландцами о взаимной защите на случай нападения Англии, Эдуард явился на церемонию оммажа при оружии и в короне (чем просигналил, что никакого оммажа над собой признавать не хочет) и закорешился с Нидерландами, где в обилии закупали английскую шерсть, чтоб делать сукно. Вплоть до женитьбы на Филиппе Геннегау, с которой, несмотря на брак по расчету, у них сложились прекрасные отношения.

Французы ответили на это конфискацией Аквитании и выводом своего флота из Марселя. Флот направился к английским [1] берегам, и там потерпел сокрушительный разгром при Слейсе. Правь, Британия, морями.

Затем Эдуард и Филипп Валуа вмешались в распрю за бретонское наследство, каждый на стороне своего претендента. И наконец Эдуард большим флотом вторгся в Нормандию.

Надо заметить, что в первые этапы войны франкоязычной была знать обоих королевств, так что местное население плохо понимало, кто тут наши, а кто не наши; да и вообще не видело разницы, кто в конце концов будет их грабить. Дворянство тоже не особо страдало патриотизмом: вассальные обязательства были важнее национальностей. Кроме того, на время Столетней войны пришелся ряд гражданских войн как в Англии и Франции, так и в близких к ним странах и владениях, и англичане с французами участвовали в них когда на одной стороне, а когда на разных. Но именно в ходе Столетней войны было отковано национальное самосознание обоих народов.

Битва при Креси [ править ]

План был такой: высаживаемся на побережье Нормандии в количестве 15 000 рыл, веселым шевоше [2] проходим по стране, грабим-убиваем-жжём, показываем Филиппу кукиш, добираемся до дружественной Фландрии и через нее возвращаемся домой богатыми.

Начиналось все как по маслу: 12 июля 1346 высадились, 26 июля уже проникли на 40 миль вглубь страны и взяли Кан. Так же весело доскакали до Сены и там 7 августа уперлись: мосты предусмотрительный Филипп сжег и разрушил. Но бешеной собаке семь верст не крюк, пошли по Сене вверх и чуть не дошли до самого Парижа. Впрочем, Париж или любой другой крупный город брать в планах не было, застревать надолго никто не собирался, план был — пошевошить и домой. Нашли-таки переправу, 13 августа перебрались и продолжили путь на север. Дошли до Соммы, переправились через устье на отливе, и тут-то утомленную маршем и переправой армию ждал Филипп с превосходящими силами.

Ну ладно, сказал Эдуард, и развернул армию к врагу на выгодной для сражения позиции. Англичан было, по подсчетам современных историков, тысяч семь: 2500 тяжеловооруженных рыцарей, остальное — лучники и копейщики. У Филиппа было около 30 000 человек, из них 12 000 тяжелая кавалерия, от 2 000 до 6 000 — генуэзские арбалетчики-наемники. Разброс цифр в разных источниках велик, но все сходятся на том, что французов было вчетверо больше.

Филипп был рыцарем старой формации и крепко верил в рыцарскую кавалерию. Эдуард был внуком Эдуарда Долговязого и унаследовал от деда не только имя, но и веру в тактику длинных луков.

Практика показала, что Эдуард был прав, а Филипп — не очень.

В принципе, генуэзские арбалетчики не уступали английским лучникам: тяжелый арбалет в умелых руках имеет ту же дальность стрельбы, а недостаток скорострельности компенсируется наличием павезы (тяжелого стационарного ростового щита). Вот только павеза на марше находится в обозе, а обоз отстал. Филипп погнал генуэзцев в бой без щитов и когда они оказались под градом стрел англичан, то решили отойти и всё же дождаться обоза. Филипп подумал, что трусливые наёмники бегут с поля боя и пустил свою кавалерию прям сквозь них. Рыцари потоптали множество народа, при этом потеряв скорость и оказавшись под огнём врага. Более того, Эдуард заранее спешил своих рыцарей, а на всех танкоопасных направлениях приказал выкопать волчьи ямы и установить деревянные колья (подобный приём очень хорошо описан Гоголем в «Тарас Бульба», где казаки заманивают в такую засаду поляков). В итоге, французов постреляли как уток в тире, а тех, кто всё же умудрился прорваться, потеряв скорость, покрошили спешенные англичане.

Не многие знают, что в той битве у англичан присутствовала артиллерия. Было их немного, трубой и дымом бомбарды тогдашнего времени уступали даже своим кузинам века XV, но эффект новизны и громкие бабахи сыграли свою роль — некоторые историки даже предполагают, что это была одна из причин отступления генуэзцев.

Подсчёт трупов, как и подсчёт войск, даёт большой разброс, но даже по самой скромной оценке англичане сняли с убитых 2200 с копейками рыцарских гербовых сюрко. Множество народу попало в плен. Французская армия была практически уничтожена, и в следующий месяц Эдуард взял Кале и сделал его морской базой для англичан на сто лет вперёд.

Битва при Пуатье [ править ]

После этого обе страны взяли большой тайм-аут на эпидемию Чёрной смерти и разгребание ее последствий. Филипп VI преставился как раз от этой болезни, трон перешел к Иоанну II, прозванному Добрым.

В 1355 году Эдуард Чёрный Принц решил, что Англия достаточно оправилась от эпидемии, чтоб можно было набрать новое войско и опять пошевошить во Франции. Он высадися в Бордо и прошел огнем и мечом до Тура на Луаре, под Туром немного обломался о погодные условия и хорошо укрепленный город, повернул назад в Бордо, и тут его накрыло французское войско.

У англичан было примерно 2 000 лучников, 3 000 тяжелых кавалеристов и около 1000 гасконских пехотинцев. У французов было 8 000 рыцарей и порядка 23 000 пехоты, но Иоанн бросил пехоту на марше и решил дать битву, не дожидаясь, пока пехота подтянется.

Практика показала, что французы ничему не учатся.

Англичане как обычно нашли удобный холм с виноградниками, канавами, кустами и заборами, за которыми расставили лучников, а в соседний лесок посадили засадный полк гасконских кавалеристов. Французы нашли чистую равнину и решили наступать по ней прямо на англичан. Впрочем, французский король был не так глуп, как может показаться. Решив (не без помощи советов шотландского союзника), что в прошлый раз проблема была в лошадках на неудобной местности, он спешил своих рыцарей, выстроил их в боевом порядке и… внезапно заметил бегство англичан на левом фланге. До сих пор непонятно, то ли это были английские разведчики, рассеянные после неудачной вылазки, то ли обоз решили убрать на зады, то ли имел место хитрый план англичан, но французы увидели бегущего врага, с криком «Ле Руа д’Женкинс!» рванули вперёд и попали под перекрестный огонь со всех сторон. На некоторых участках всё полностью смешалось, на некоторых французским командирам удавалось отойти, перегруппироваться и снова провести организованную атаку, но по факту нигде прорвать линию англичан не удалось. Тем временем, английский засадный полк сел на лошадей и обошел французов с фланга. Понимая, что сейчас всё рухнет, если что-то не предпринять, Иоанн Добрый ввёл последний резерв — себя в белом сюрко (в прямом смысле, он надел в бой белое сюрко) под прикрытием генуэзских арбалетчиков, которым даже дали установить павезы. В итоге, генуэзцы полностью подавили огнём англичан… которые побросали луки и пошли в рукопашную на французского короля. Попутно в тыл французам ударили гасконцы, доблестно сражавшийся король с сыном попал в плен, а полностью деморализованная армия начала разбегаться.

Цвет французского рыцарства был уничтожен, за короля выплатили НЕИМОВЕРНЫЙ выкуп, а в стране началась Жакерия.

Про Жакерию [ править ]

От прозвища Жак Простак — на наши деньги Иван-дурак, мужик, простолюдин. Так крестьян презрительно называли французские дворяне. Как это нередко бывает, крестьяне подхватили кличку и стали носить её с гордостью.

Началось, естественно, в Нормандии, по которой тяжело прошлись англичане, потом чума, потом опять англичане. Сказать, что крестьянство дошло до ручки — сильно смягчить картину. А тут ещё родичи попавших в плен при Пуатье начали собирать деньги на выкуп… Словом, в какой-то момент сборщиков налогов начали просто резать, а потом поняли, что терять-то теперь уже совершенно нечего и пошли резать дальше. Собственно, нормандские крестьяне устроили свой собственный шевоше, только шевошили они своих сеньоров, грабя и сжигая замки.

Во главе восстания встал человек по имени Гийом Каль — высокий симпатичный мужчина, по всей видимости, ветеран французской армии. О нём почти ничего не известно, но, судя по тому, что под его командой в армии повстанцев началась какая-то видимость порядка, военный опыт у него был.

Закончилось всё печально — из Наварры в порядке гуманитарной помощи (и в качестве альтернативного претендента на французский престол) пришел наррский король Карл Злой и оправдал своё прозвище на все деньги: Гийома Каля вызвали на переговоры под честное дворянское слово, а когда он прибыл — схватили и замучили насмерть. После чего, воспользовавшись паникой в его лагере, перебили всех, не щадя ни женщин, ни детей. Тру рыцари, чо.

Пока Карл Злой махался с восставшими, дофин де Франс, в последствии прозванный Карл Мудрый, предпочёл сберечь свою армию, и когда восстание было подавлено у него войска оказалось больше чем у Карла Злого, которому пришлось вернуться в Наварру, так и не получив французскую корону. А чтобы Карл Злой не передумал, будущий Карл Мудрый ещё и объявил амнистию [3] и заключил мир с англичанами.

Про Чёрный Понедельник и мир в Бретиньи [ править ]

Эдуард начал войну, когда ему было 25, а последнюю попытку надеть на себя французскую корону сделал, когда ему исполнилось 48. Он в очередной раз высадился с десантом на берега Франции и двинул прямо к городу Реймсу, где короновались французские короли. И несколько удивился, когда вместо короны жители Реймса показали ему фигу. Эдуард осаждал город пять недель, сунулся также в Париж и Шартр, но ушел несолоно хлебавши.

К упорству жителей Франции добавились еще погодные условия: в понедельник после Пасхи разразился шторм с градом. Градины, если верить летописцам, падали такие, что убивали людей и лошадей. От града, ударов молний, паники и давки погибло больше 1000 англичан.

Эдуард понял, что силы небесные не поддерживают его притязаний на корону Франции и согласился ограничиться Аквитанией. По условиям мира в Бретиньи он также сокращал выкуп за французского короля на миллион крон и убирал войска из Нормандии (кроме Кале), Турени и Анжу.

Каролинская война [ править ]

Война за испанскую корону и Бертран дю Геклен [ править ]

Иоанн II так и умер в Англии, не успев выкупиться из плена. Ему наследовал Карл V, прозванный в народе Мудрым. Первое время он соблюдал Бретиньиский мир, но это не значило, что англичане и французы сидели сложа руки: в Испании вспыхнула гражданская война. Короля Педро Жестокого испанцы попёрли, то есть, спихнули, и он прискакал в Бордо просить помощи у Чёрного Принца. Отчего бы не помочь коллеге? Эдуард отправился с ограниченным контингентом в Кастилию. Чтобы укрепить союз, его брат Джон Гонт женился на старшей дочери Педро, а второй его брат Эдмунд, герцог Йоркский, — на младшей. Противник Педро Жестокого Энрике Трастамара попросил помощи у французского короля, и в битве при Нахере англичане опять побили французов, но Педро Жестокому это не очень помогло, уж очень большой сволочью он был, и даже по меркам Средневековья тянул на полное чудовище. За поход он Чёрному принцу не заплатил, что серьёзно подорвало английскую казну.

А потом у англичан дела пошли вниз: состарился Эдуард III, заболел Чёрный принц (современные специалисты предполагают рак), и что немаловажно, умер лучший на тот момент английский полководец сэр Джон Чандос. Испанский поход проделал большую дыру в казне принца, он обложил гасконцев непомерным налогом, те начали восставать, а у Чёрного принца не хватало сил подавить вспыхивающие то там, то сям очаги недовольства. Тут-то Карл V и понял, что удача повернулась к французам передом, к англичанам задом.

Он издал указ, по которому отнимал Аквитанию у Чёрного принца, так как тот показал себя плохим сюзереном. Народ обрадовался и начал бузить с ещё большей силой, из Франции пришел на помощь Бертран дю Геклен. Он, в отличие от предшественников, умел учиться. Если бить англичан в открытом бою лобовым столкновением не получается, рассудил он, будем бить партизанским наскоком, внезапными вылазками, тактикой «бей и беги».

Это сработало, хотя на дю Геклена все благородные рыцари начали показывать пальцем и орать «Фу, это не тру рыцарь, ату его!». Дю Геклен в таких случаях выкатывался на какой-нибудь турнир и показывал всем, кто тут тру рыцарь. Он вообще был человек во многих отношениях выдающийся, король дважды выкупал его из плена за свои деньги (у самого дю Геклена всех богатств было — деревенька в Бретани на три двора). Это окупилось, дю Геклен отвоевал почти всё, что захапали англичане, кроме нескольких больших городов-портов. Карл сделал его коннетаблем Франции и настоял на том, чтобы похоронить его в Сен-Дени, усыпальнице королей.

Джон Гонт попытался ответить на эти потери Великим Шевоше, запланированным на 1373 год, но всё не задалось с самого начала, и вместо Великого Шевоше вышло великое позорище.

На закуску французы ещё и разбили английский флот при Ла Рошели, перехватив господство на море. И наконец, умер главный закопёрщик войны Эдуард III, лишь на год пережив своего сына, Эдуарда Чёрного принца. Ему наследовал Ричард II.

Беспорядки в Англии [ править ]

Фактическим правителем Англии стал Джон Гонт, третий сын короля, основатель династии Ланкастеров, пока старший брат воевал во Франции сумевший стать главным советником короля и удержавший этот пост после смерти короля и наследного принца. Его военные провалы сделали его непопулярным в народе, а налоги, которыми он облагал англичан, окончательно подорвали терпение.

Надо сказать, что, хотя английская казна и королевская семья изрядно поиздержались на этой войне, многие рядовые бойцы и простые рыцари, наоборот, изрядно приподнялись. «Золота в стране было так много, что его считали по цене серебра, серебро шло по цене меди, а медь не ценилась вовсе». Англичане сперва обрадовались, но потом ощутили на себе, что инфляция — это плохо. Временный подъём благосостояния обернулся ещё более чувствительным впадением в нищету. В общем, вспыхнуло восстание Уота Тайлера.

Поводом для восстания сделался новый подушный налог по 12 пенсов с каждого взрослого, введенный Джоном Гонтом. Гонт никак не мог успокоиться насчет того, что к нему через жену по праву должна перейти кастильская корона, да всё никак не перейдёт и не перейдёт. Военные экспедиции в Кастилию и Францию стоили денег, а побед, которые могли бы окупить расходы, всё не было и не было. У англичан жировой запас был поплотней, чем у французов, и терпячка подлинней, но и они взбунтовались. Народ громил ростовщиков, жёг долговые расписки и вешал откупщиков.

Юный Ричард показал себя хорошо и не побоялся выехать на переговоры к восставшим. Во время переговоров Уота Тайлера убили, но всё-таки по итогам восстания Ричард приказал снизить налог пропорционально благосостоянию плательщика, чем снискал народную симпатию. В смерти Тайлера и последовавших репрессиях народ винил «злых бояр» и симпатизировал Ричарду в его борьбе против лордов-апеллянтов, которых возглавлял его дядя Томас Вудстокский (подробней см. статью Война Алой и Белой Розы).

Но дальше Ричард проявлял себя всё хуже и хуже. Он проиграл шотландскую кампанию, поссорился с парламентом, а тем временем французы наглели всё сильнее и высаживали грабительские десанты на юге Англии.

В конце концов Ричард допустил самую большую ошибку в своей жизни: во-первых, он лишил Генриха Болингброка наследства после смерти его отца Джона Гонта, во-вторых, он оставил Генриха в живых. Года не прошло, как Генрих низложил Ричарда и объявил себя королём.

Поскольку Генрих IV Ланкастер был узурпатором, против него то и дело бунтовали и восставали. Вскоре он от такой жизни помер, но его сыну Генриху V было не легче: восстание лоллардов, Саутгемптонский заговор, очередная заваруха в Уэльсе…

Словом, чтобы стяжать народную популярность, Генрих решил пойти по пути короля-прадедушки и начать маленькую победоносную войну во Франции.

Ланкастерская война [ править ]

Что там у французов? [ править ]

Один лишь Карл номер пять хороший был король, а все другие остальные… Короче, мы пришли к тому, с чего начали: французы ничему не учатся. Вместо того, чтоб воспользоваться бардаком, начавшимся у англичан, они развели бардак и у себя.

Карл VI, наследовавший отцу, по одним предположениям из-за нехватки каких-то хромосом в организме (о чём говорит безумие его внука — Генриха VI), а по другим в результате перенесённого в 24 года энцефалита, или менингита, или отравления, не убившего короля, но повредившего мозг, начал сходить с ума. Остро встал вопрос «кому быть регентом»? На эту должность претендовали бургундский герцог Филипп Храбрый, дядя короля, и Людовик Орлеанский, младший брат короля. Один держал руку англичан, потому что был ещё и правителем Фландрии, зависевшей от поставок английской шерсти, другой хотел безвозбранно тырить из казны и подумывал о маленькой победоносной войнушке с Англией. Сторонники Филиппа назывались бургиньонами, сторонники Людовика — арманьяками (потом расскажем, почему).

Когда Филипп умер, его политику продолжал проводить его сын, Жан Бесстрашный.

Кроме того, Людовик оставил сына, который был женат на Бонне Арманьякской, и был по праву супружества не только герцогом Орлеанским, но и графом Арманьякским. Отсюда название партии, которую он возглавил.

Бургиньоны опирались на Париж, гражданам которого, особенно цеховикам и торговцам, составлявшим большинство в парижской коммуне, обещали всяческие вольности и привилегии. Базой арманьяков стал Орлеан. Обе стороны собрали армии и принялись друг друга волтузить. Арманьяки захватили Париж, бургиньоны поддержали восстание кабошьенов. Арманьяки снова взяли город, потом предатель сдал его бургундцам. От постоянного перехода туда-сюда парижане уже не знали, куда деваться.

За всем этим безобразием из-за пролива с интересом наблюдал Генрих V, и всё больше приходил к выводу, что корона Франции, как и во времена прадедушки, плохо лежит. Надо бы взять.

«Ребята, у вас король безумен, а регенты передрались, — написал он во Францию. — У меня чисто случайно есть права на ваш престол. Давайте я королём буду?»

«А давай ты пойдёшь на фиг?» — дружно ответили обе партии.

Генрих только того и ждал.

Битва при Азенкуре [ править ]

В 1415-м году английский король Генрих V решил добыть-таки себе корону Франции и вторгся через Кале в Нормандию. Однако осада Арфлёра сильно затянулась и то, что планировалось как быстрый рейд «пришли-разграбили-ушли», превратилось в поспешное отступление до Кале, где можно было перезимовать. Но вот беда, осенние дожди размыли дороги, и английская армия застряла под деревенькой Азенкур, где пришлось дать бой французам.

Англичане располагали примерно 9 тысячами профессиональных солдат, специально отобранных для этого рейда. Французы привели 12-15 тысяч феодального ополчения и огромное количество спешно собранных крестьян (некоторые исследователи говорят о 20 тысячах), которые были мало боеспособны и не приняли участия в сражении.

Как говорится, «Бог троицу любит». Англичане встали в узком месте меж двух лесов, спешили рыцарей, поставили в лес лучников, вкопали в землю колья, в общем, сделали всё то, что делали при Креси и Пуатье. Французы в силу типично феодального разброда и шатания среди командования сначала всё утро смотрели как англичане окапываются, а потом всё же решили поскакать в атаку. Однако дожди, так подгадившие англичанам на марше, в этот раз оказались на их стороне, и французская кавалерия банально завязла в непролазной грязюке. Более того, ужасная дисциплина привела к тому, что рыцари отказались пропустить вперёд стрелков («Будет еще всякая чернь воровать славу у цвета нации!») и весьма неплохие арбалетчики из городского ополчения просто не смогли вступить в бой, пока английские лучники стреляли из леса во фланг. Узкое поле для битвы не дало реализовать преимущество в численности, и после долгого и ожесточенного боя французская армия была разбита и разбежалась.

Впрочем, Азенкур стал лебединой песней длинного лука — широкое распространение стали и переход с кольчуг на полноценные доспехи резко снизил эффективность стрел, и тяжелобронированные рыцари уже несли не такие большие потери, как век назад при Креси. Большая часть убитых (около 10 тысяч) стала следствием ожесточенной рукопашной в грязи и резни среди пленных. Однако поражение есть поражение, Англия оккупировала большую часть Франции, и Генрих V оказался как никогда близок к короне Франции.

Союз Англии с Бургундией и мир в Труа [ править ]

Мало того, что бургундцам был экономически выгоден союз с Англией, да и по менталитету они были ближе к англичанам (больше городов и ремесел, сильное влияние цехов и магистратов), мало того, что Англия и Бургундия вступили в открытый союз, скрепив его браком дочери Жана Бесстрашного Анны и королевского брата Джона Бедфорда — так вдобавок еще и дофин Карл в качестве мести за дядю (отца?) Людовика Орлеанского организовал убийство Жана Бесстрашного.

Теперь, с надежно обеспеченным тылом, Генрих приходит во Францию верьез и надолго. Он уже не устраивает шеваше, а методично берет город за городом, ставя там свою администрацию и сооружая цитадели для гарнизонов там, где их нет. Французы опять оказались готовы к прошлой войне, они не могли ничего противопоставить профессиональной армии, налаженной логистике и современной артиллерии Генриха.

Но там, где пасовали феодальные дружины, росло народное сопротивление. Героически оборонялись монахи Мон-Сен-Мишель, Руан держал осаду полгода, неделями и месяцами держались маленькие города.

Но все это казалось безнадежным. В 1420 году Генрих и окончательно спятивший Карл VI подписали мирный договор в Труа. По договору Карл признавал Генриха своим наследником и отдавал за него свою дочь Екатерину Валуа.

Спасти Францию могло только чудо, и звали это чудо…

Жанна д’Арк [ править ]

Если бы Жанны не было, она бы всё равно была.

Ну, то есть, из партизанских вожаков, мелких дворян или городских ополченцев выделился бы кто-нибудь вроде покойного дю Геклена, и насыпал бы англичанам в его духе, сторицей и от души. Ну просто потому что англичане так достали французов, что начал работать закон больших чисел.

Но Жанна была, конечно, настолько впечатляющим вариантом, что волей-неволей веришь либо в божественную миссию, либо в непростое происхождение и военную школу.

Самое примечательное в личности Жанны — то, что, наотличку от многих других народных лидеров тех времен, ее жизнь хорошо задокументирована: сохранились протоколы допросов Жанны трибуналом в Руане и протоколы реабилитационного процесса через 20 лет после ее смерти. Да, совершенно обыкновенная девушка. Да, пришла к дофину и рассказала ему, что Бог послал ее освободить Францию от англичан. Да, дофин уже хватался за соломинку, поэтому убогая вместо пинка под зад получила небольшой отряд и выступила с ним к осажденному Орлеану. Да, в 10 дней орлеанцы, воодушевленные ее присутствием, вынесли англичан из-под стен родного города на кулаках. А на самом деле вся боевка уместилась в 4 дня, потому что Жанна не воевала по праздникам и воскресеньям, а на той неделе как раз были праздники. Да, взяла Реймс и помогла дофину короноваться Карлом VII. Да, разгромила англичан при Пате.

При этом Жанна навела у себя в отряде жесточайшую военную дисциплину — ее солдаты не грабили и не насиловали, и даже проституток в обозе не было — и всегда соблюдала тогдашние правила войны, что на последнем этапе Столетки с невероятным уровнем всеобщего ожесточения, казалось немыслимым.

Ланкастеры и конец войны [ править ]

Для Ланкастерского дома ведение войны было в высшей степени принципиально, потому что они таким образом доказывали свои права на английский престол. Но после смерти Жанны их как сглазили: сначала умерла Анна Бургундская, и союз бургундцев с англичанами пошатнулся. Джон Бедфорд подыскал было вторую жену, но умер раньше, чем она доехала до Англии (ее потом «донашивал» его камерист Ричард Вудвилл, но это уже совсем другая история). Томас, герцог Кларенс, вообще умер самым первым из братьев, и таким образом герцог Глостерский, Хамфри, остался один. А с Хамфри у Филиппа Доброго были не ахти какие отношения, да и война бургундцам надоела — словом, англичан поддерживать они перестали. Филипп подписал Аррасский мирный договор и вернул Карлу VII Париж. Вернувшись к тактике дю Геклена, французы небольшими отрядами кусали англичан, рушили коммуникации, отбирали малые крепости и города, и в конце концов набрались достаточно сил, чтобы разгромить англичан в битве при Форминьи, где англичан замолотили пушки, заставив их покинуть укреплённую позицию.

А вскоре и Хамфри, последнего из Ланкастеров, затравил Генри Бофор. Ланкастеры попросту кончились, и ветераны Столетки в английском королевском совете встречали все более ожесточенное сопротивление «партии мира», на стороне которой стоял король. Вскорости оказалось, что через маму от дедушки Генрих VI унаследовал не только право на корону Франции, но и проблемы с головой, но об этом мы поговорим в следующий раз.

Формально война не завершилась никаким договором: в руках англичан ещё 105 лет оставался Кале, а словосочетание «король Франции» входило в титул монархов Альбиона вплоть до самого образования Соединённого Королевства Великобритании и Ирландии в 1801 году. Но на практике англичане оставили попытки покорить французов уже после того, как династия Валуа завершила объединение Франции — то есть, к концу XV века.

Эволюция доспеха [ править ]

Доспех начала столетней войны (в наиболее полной и крутой версии, потому что у многих небогатых рыцарей защита рук и ног всё ещё ограничивалась кольчугой, да и бригантина тоже пока ещё была редкостью)

Наиболее крутой доспех времён битвы при Пуатье. К тому времени уже обрела заметную популярностью бригантина представляющая собой бронежилет из пластин под сукном покрытым гербами.

Дальнейшая эволюция доспеха: крупнопластинчатая бригантина начала превращаться в кирасу, но всё ещё была покрыта тканью

Белый доспех конца столетней войны

Тропы о Столетней войне [ править ]

Произведения о Столетней войне [ править ]

Литература [ править ]

Театр [ править ]

Кино [ править ]

Мультсериалы [ править ]

«Симпсоны», четырнадцатый эпизод тринадцатого сезона («Tales from the Public Domain») — одна из трех историй посвящена Жанне Д’Арк: «Французы сражались с англичанами в Столетней войне, известной тогда как Молниеносный поход».