в каком году поляки сожгли москву
Поляки в Москве! 1610-1612
В начале 17 века между Речью Посполитой и Русским государством происходило вооруженное столкновение, которое известно в истории как русско-польская война 1609-1618 годов. Одним из главных событий этого периода была двухлетняя оккупация Москвы польскими войсками. Для освобождения русской столицы от захватчиков было собрано Первое народное ополчение, но из-за междоусобиц среди командования действия ополченцев потерпели неудачу. И только в октябре 1612 года Второе ополчение под руководством Дмитрия Пожарского смогло освободить Москву.
Причины, способствующие польской интервенции
Как же случилось, что войска Речи Посполитой смогли практически без боя захватить и оккупировать на два года столицу Русского государства? Дело в том, что Россия в конце 16-начале 17 века переживала нелегкие времена, которые стали называть «Смутное время»: после смерти царя Ивана Грозного на московском престоле то и дело менялись правители, затем власть захватила Семибоярщина, а страну сотрясали крестьянские бунты и войны.
Именно в этот момент правящая верхушка Речи Посполитой совместно с католической церковью предприняла попытку захватить русские территории. Вначале это выглядело как оказание помощи Лжедмитрию I и Лжедмитрию II, а уже при Василие Шуйском началась открытая интервенция с осадой Смоленска, разгромом русской армии в битве у деревни Клушино и походом на Москву. Как раз в этот момент Шуйский был свергнут с престола, и страна оказалась в междуцарствии. Фактически власть принадлежала правительству, состоящему из 7 бояр. Опасаясь народного восстания и пытаясь сохранить свои привилегии, бояре пошли на сделку с польским королем Сигизмундом III. Они пригласили на царский престол его 16-летнего сына – королевича Владислава, правда бояре выдвинули условия о переходе королевича в православную веру и женитьбе на русской.
Вот такое положение сложилось в московской державе осенью 1610 года.
Оккупация Москвы польско-литовским войском
Уже в августе 1610 года Станислав Жолкевский с войском стоял на Ходынском поле под Москвой, куда его оправил Сигизмунд III. Гетман был противником оккупации русской столицы, поскольку прекрасно видел опасность таких действий. Он понимал, что русские бояре согласились отдать трон иноземцу только лишь вследствие безвыходности положения, а также он понимал, что никогда польский королевич не примет православие. Но король настоял на оккупации столицы русской державы.
Чтобы сохранить покой и порядок в столице до прибытия нового государя, войска гетмана Жолкевского вошли в Москву. Причем заняли они её без боя, поскольку бояре сами впустили поляков в город. Это произошло 21 сентября 1610 года. С этого момента власть в Москве фактически сосредоточилась в руках польско-литовского гарнизона под командованием Станислава Жолкевского. В столице было дислоцировано четыре полка, командовали которыми Александр Гонсевский, Александр Зборовский, Мартин Казановский и Людвиг Вайер. Жолкевский, как опытный полководец, так разместил в городе солдат своего гарнизона, что в случае каких-либо неприятностей они легко могли оказать друг другу помощь и поддержку или же отступить и укрыться за мощными кремлевскими стенами. Польские полки были расквартированы в Кремле, в Белом городе, Новодевичьем монастыре и в Китай-городе.
Приблизительно в ноябре 1610 года Жолкевский вынужден был покинуть Москву и уехать в Смоленск, где его ждал король Сигизмунд. Поэтому командование московским гарнизоном принял Александр Гонсевский.
Чтобы удержать город, поляки вынуждены были его поджечь, а сами укрылись за стенами Кремля. Таким образом, польский гарнизон оказался запертым в центральных районах города, и перед ними отчетливо встала перспектива голода. Поэтому получение помощи извне приобрело жизненное значение.
Польский гарнизон в осажденном Кремле
Всего польский гарнизон насчитывал около 8000 человек. Но на каждого воина приходилось еще как минимум 3-4 гражданских лица. Это были семьи солдат, прислуга, маркитантки, купцы и те люди, которые пристали к войску по дороге. Поэтому можно смело говорить, что необходимо было содержать не менее 20 тысяч человек.
Первоначально за доставку продовольствия отвечал полк усвяцкого старосты Яна Петра Сапеги. Последний раз запасы в Кремль он доставил в августе 1611 года. После гибели Сапеги сбором провианта занимался литовский гетман Ян Кароль Ходкевич. Но снабжать осажденный город извне становилось все сложнее. В декабре 1611 года в стенах Кремля начался страшный голод: все, что можно было съесть — было съедено, доходило даже до проявления каннибализма. Кое-какие обозы с провиантом смогли прорваться в осажденный город, но это была капля в море. Расправиться с польским гарнизоном помогал не только голод, но и аномальные морозы 1612 года.
Освобождение Москвы
Летом стало понятно, что сопротивление польского гарнизона не имеет смысла. Поэтому польско-литовские отряды стали покидать Москву: в июне ушел полк Зборовского, а следом за ним полк Гонсевского. Командовать оставшимся гарнизоном пришлось Николаю Струсю.
Следующий раз польские солдаты придут в Москву ровно через 200 лет – в 1812 году вместе с Наполеоном.
«Стояти под Москвою. и битись до смерти». Битва за русскую столицу
1-3 сентября 1612 года состоялось решающее сражение за Москву. Ратники Второго ополчения во главе с князем Дмитрием Пожарским выдержали натиск польского войска гетмана Яна Ходкевича, которые пыталось соединиться с польским гарнизоном в Кремле. После упорной битвы польским войскам пришлось отступить. Поражение гетмана Ходкевича на подступах к Москве предопределило падение польского гарнизона Кремля и освобождение Москвы от интервентов.
Подготовка к битве. Силы сторон
Главные силы князя Пожарского с обозами и артиллерией достигли столицы 20 августа 1612 года. Главными воеводами Второго ополчения были князь Дмитрий Пожарский, Кузьма Минин, князь Иван Андреевич Хованский-Большой и князь Дмитрий Пожарский-Лопата. Во время похода к ополчению не раз приезжали казаки из подмосковных «таборов» разведать, не затевается ли что-нибудь против них. Но Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин принимали их неизменно приветливо, одаривали деньгами и сукнами и отпускали назад под Москву. Пожарский с Мининым, после ухода Заруцкого, хотели договориться с подмосковными «таборами» о совместных действиях. Провели переговоры с Трубецким, но общий язык найти не удалось.
Трубецкой предлагал разместиться все силы в своем, уже готовом лагере у Крымского двора (около Крымского моста). Казаки провели под Москвой больше года и успели укрепить свой Яузский острог высокими валами, в их лагере было много пустых строений и землянок. Но там царил дух казачьей вольницы, грозивший подорвать дисциплину и порядок Второго ополчения. Кроме того, земская рать, по местническим порядкам должна была подчиниться Трубецкому — он был хоть и тушинским, но боярином, а Пожарский — лишь стольником. Также лагерь казаков стоял с востока от Москвы, а противник ожидался с запада. Пожарский решился на открытый бой с противником. Таким образом, Пожарский с Мининым от приглашения объединить войска отказались, встали отдельно, на западе, у Арбатских ворот. Тем самым войску Ходкевича перекрывался основной путь в Кремль.
Успели вовремя. Так как почти одновременно к Москве подошли польские войска. На Москву для захвата трона выступил король Сигизмунд II и королевич Владислав с канцлером Сапегой. Но большую армию король сформировать не смог, у него было лишь 4 тыс. солдат, и он двигался медленно, с остановками, сзывая шляхту. Однако гетман Ян Ходкевич был уже на подступах к русской столице. Он собрал большой обоз припасов и получил сильные подкрепления — литовскую конницу, отряды Корецкого, Неверовского, Млоцкого, Граевского, Величинского, также примкнули 8 тыс. запорожцев Наливайко, Зборовского и Ширяя. Гетман литовский учел опыт предыдущих боев и постарался укрепить свою армию пехотой. Король прислал ему в подкрепление полторы тысячи пехотинцев, многие из которых участвовали в осаде Смоленска. В целом польское войско насчитывало 12-14 тыс. бойцов, не считая слуг, плюс гарнизон Москвы в 3-3,5 тыс. человек. Струсь и Будила должны были ударить в тыл русской армии, когда атакует Ходкевич.
В результате основную часть польской армии составляла конница: казаки (запорожцы и «черкасы»), конные польские шляхетские отряды и венгерская кавалерия. Пехоты у Ходкевича было сравнительно немного, и состояла она из наемников: немцев, поляков, венгров и других. Личная дружина Ходкевича насчитывала 2 тысячи воинов. И наемная королевская пехота, и шляхетская конница имели хорошее вооружение: ружья, сабли, копья, стальные доспехи. Это было профессиональное войско, которое умело сражаться регулярным строем.
Гетман великий литовский Ян Кароль Ходкевич
Таким образом, Пожарский опередил врага всего на день, у него успело подойти около 10 тыс. ратников, да у Трубецкого осталось 3-4 тыс. бойцов (по другим данным — около 8 тыс. бойцов у Пожарского и 2,5 тыс. человек у Трубецкого). Ополчение заняло Арбатские ворота и весь район между Арбатскими и Чертольскими воротами. Пожарский расположил свои дружины у стен Белого города по Земляному валу, господствовавшему над близлежащей местностью. На левом фланге, который у Чертольских ворот и у Алексеевской башни примыкал непосредственно к Москве-реке, расположился отряд под начальством князя Туренина. Правый фланг земской рати прикрывал отряд Дмитриева и Левашова, укрепившийся у Петровских ворот. Тверские ворота прикрывал отряд князя Лопаты-Пожарского.
Поэтому русское командование придерживалось оборонительной тактики. Пожарский приказал сооружать земляные укрепления, рыть окопы для размещения стрельцов с «огненным боем». Часть стрельцов была расположена на стенах Белого города. До глубокой ночи ополченцы, в основном «даточные люди» (военнообязанные крестьяне), сооружали деревянный острожек и рыли вокруг него глубокий ров. Множество москвичей помогали ратникам.
Русские войска заняли сильные позиции, которые опирались на каменные стены Белого города, где были установлены пушки, и шли по Земляному валу, который господствовал над всей низиной, тянувшейся по направлению к Воробьевым горам. Пожарский, как главнокомандующий, предвидел, что противник поведет наступление от Новодевичьего монастыря на Белый город, чтобы затем прорваться в Кремль. Поэтому на этом направлении князь Дмитрий сосредоточил свои главные силы и постарался как можно лучше укрепиться.
Хотя Пожарскому и Трубецкому не удалось договориться об объединении сил, однако предводители двух ратей смогли согласовать оборонительные действия. Пожарский дал Трубецкому в помощь по его просьбе пять отборных конных сотен. За это боярин-воевода обязался оборонять Замоскворечье. Казаки подмосковных полков располагалась к юго-востоку от Белого города, имея главные силы в укрепленных «таборах» у Яузских ворот и на Воронцовском поле. Было согласовано, что Трубецкой ударит во фланг и в тыл войска Ходкевича с правого берега Москвы-реки из Замоскворечья. Связующим звеном между казачьими полками и Вторым земским ополчением стал отряд Туренина.
В Замоскворечье казаки оборудовали два опорных пункта — острожка. Первый из них находился около церкви Климента (Климентьевская церковь) в конце Пятницкой улицы. Через нее шла большая торговая дорога на Рязань. После пожара здесь остались лишь развалины, в которых ютились вернувшиеся в город москвичи. Другой острожек был сооружен вблизи Москворецкого моста, против Китай-города, около пятиглавой церкви Георгия. В обоих острожках находились казачьи гарнизоны на случай нападения врага.
Князь Пожарский во главе ополчения. Хромолитография по картине Т. Крылова. 1910 г.
Утром 21 (31) августа Ходкевич подошел к Поклонной горе, в семи верстах от Москвы. К вечеру всё его войско расположились здесь лагерем. Приближение Ходкевича с войском в Кремле заметили с колокольни Ивана Великого. Осажденные обрадовались: появилась надежда на скорое освобождение и на избавление от голодной смерти. Струсь и Будила привели свои полки в боевую готовность. Лазутчики Ходкевича сумели в тот же день проникнуть за крепостные стены и сообщить Струсю план гетмана на предстоящее сражение. Предполагалось, что, в то время как войска Ходкевича атакуют земское ополчение, осажденные должны выйти из-за крепостных стен и ударить в тыл русских.
Гетман Ходкевич, как и предполагалось русским командованием, решил прорываться в Кремль по Смоленской дороге в направлении Чертольских и Арбатских ворот. Поэтому навстречу противнику, к Новодевичьему монастырю, командование ополчения заблаговременно выслало конницу, а пехота изготовилась к бою на валу Деревянного города. Были усилены и сторожи, наблюдавшие за западным фасом Кремлевской стены. Часть стрельцов и пушек Пожарский оставил против возможных вылазок осажденных поляков. Казаки Трубецкого выступили к Крымскому двору, расположенному недалеко от Калужских ворот, с целью закрыть путь врагу в Замоскворечье. Посланные вечером в помощь Трубецкому пять конных сотен ополченцев заняли позицию на правом берегу Москвы-реки южнее Крымского двора.
К утру 22 августа (1 сентября) войско гетмана Ходкевича перешло Москву-реку у Новодевичьего монастыря и изготовилось к бою. Сражение завязали конные сотни. Бой шёл с первого по седьмой час дня. Имея значительное превосходство в коннице, Ходкевич бросил свои отряды против сотен русских, изготовившихся к бою в районе Девичьего поля. Польским тяжеловооруженным гусарам противостояла хуже вооруженные, но более подвижные русские всадники. Бой сразу принял упорный характер. Противники попеременно теснили друг друга. Атаки производились то одной, то другой стороной и долгое время не давали результата. Тогда гетман Ходкевич в поддержку кавалерии ввел в бой часть своей пехоты. Левый фланг русской армии дрогнул. «Етману же наступающу всеми людьми, князю же Дмитрию и всем воеводам, кои с ним пришли с ратными людьми, не могущу противу етмана стояти конными людьми и повеле всей рати сойти с коней».
Войска Ходкевича продолжали теснить отряды Пожарского, грозя опрокинуть их в Москву-реку, а Трубецкой на помощь не шел. Некоторые казаки, обозленные нежеланием ополчения стать вместе с ними в «таборах», говорили: «Богаты пришли из Ярославля и одни могут отбиться от гетмана». Во второй половине дня пять сотен, которые были приданы к войскам Трубецкого князем Пожарским, не ожидая приказа, бросились через реку в бой. За ними последовали со своими отрядами атаманы Афанасий Коломна, Дружина Романов, Филат Можанов и Макар Козлов. Перед выступлением они заявили Трубецкому, что «в вашей нелюбви Московскому государству и ратным людям пагуба только чинится. Почему не помогаешь погибающим?» И четыре казачьих атамана со своими отрядами самовольно отделились от Трубецкого и, форсировав реку, присоединились к Пожарскому. С помощью прибывшего свежего подкрепления, натиск польских войск удалось остановить. В итоге гетман Ходкевич отступил за Москву-реку на Воробьевы горы, понеся большие потери. Поляки оставили на поле боя свыше тысячи убитых. Еще больше было раненых.
Автор: Самсонов Александр Статьи из этой серии: Смута
Печальный конец войска польского в Москве
4-5 ноября 1612 года русские воины под началом Минина и Пожарского освободили русскую столицу от иноземных захватчиков. К сожалению, в русских школах, университетах и средствах массовой информации редко поднимают тему, как закончили свой путь очередные европейские «цивилизаторы» и «благодетели» Русского государства. А это весьма поучительный урок для нынешнего поколения врагов России, который прекрасно показывает их сущность. Польские интервенты дошли до того, что стали не только есть друг друга, но и заготавливать человечину впрок в больших чанах и бочках, продавать друг другу. Всё согласно «рыночной экономике» и принципу «человек человеку волк». Очередные мерзавцы, которые позарились на русские земли и богатства закончили свой путь как им и подобало. Правда, удивительно, что российские либералы не требуют поставить памятника в Кремле европейским людоедам.
После поражения под Москвой войска гетмана Ходкевича в августе 1612 года, ситуация для польского гарнизона стала критической. Князь Дмитрий Пожарский проявил великодушие и предложил полякам капитулировать на почётных условиях. Всех обещали отпустить, раненым и больным предоставить подводы. Однако гордая шляхта ответила грубостью: «Московский народ самый подлейший на свете и по храбрости подобен суркам или ослам … впредь не пишите нам ваших московских глупостей, а лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей».
Стойкость поляков объясняется не их храбростью, а скорее жадностью. Они не хотели оставлять награбленных сокровищ, причём было ограблено не только царское и церковное имущество, но у частных лиц. Так, поляки ворвались даже в дом Фёдора Мстиславского (он возглавил Семибоярщину и участвовал в избрании русским царём польского королевича Владислава Сигизмундовича), все ценности и продовольствие было отобрано, сам боярин избит. В результате жадность перевесила благоразумие, поляки остались в Кремле, хотя им предлагали свободно уйти в Польшу, обеспечить им безопасность.
В сентябре в польском гарнизоне начался голод – в августе обоз с продовольствие не удалось провести в Москву, в город смог прорваться только отряд Неверовского (300 пехотинцев). Интервенты съели всех собак, кошек, птиц, лошадей. Первыми от голода умерли пехотинцы Неверовского – своих запасов у них не было, денег также, чтобы купить продукты у других. А делиться у европейцев было не принято, каждый сам за себя. Нет денег – умри, не мешай другим. Всё в рамках теории конкурентоспособности. В начале октября выпал снег, закрыв лебеду и коренья.
Тогда, чтобы дождаться подхода армии короля, полковники Струсь и Будила приказали вывести из узилищ русских пленных и заключенных, их забили как скот и съели. Однако этого хватило ненадолго. Тогда стали есть трупы своих, разрывать свежие могилы и убивать слабых, больных. Сильные пожирали слабых, проигрывали в азартные игры. Были случаи, когда родственник убивали друг друга. Стали пропадать люди. Убили и съели гулящих девок, которые были при поляках (вокруг любого европейского воинского контингента всегда отирались всякого рода «деловые» люди, блудницы, помогавшие солдатам расстаться с добром). После девок, принялись за слуг. Хватали людей с улицы. Правда, русских осталось в крепости мало, одни погибли во время схваток и пожаров, другие бежали, третьих выгнали сами поляки, как бесполезных едоков.
Однако поляки по-прежнему отказывали капитулировать, хотя их силы быстро таяли: из 3,5 тыс. воинов осталось не более 1,5 тыс. солдат. 22 октября (1 ноября) 1612 года русские войска взяли Китай-город. Остатки польского гарнизона удержались в Кремле. Поляки, перед лицом голодной смерти и решающего штурма, умерили спесь и пошли на переговоры. Первоначально они ещё тянули время, сперва выпустили из крепости жен и детей бояр – лишние рты, затем самих бояр. Дальше держаться уже не было возможности. Речи о свободном проходе уже не было, русское командование предъявило требование полной капитуляции.
26 октября (5 ноября) 1612 года остатки польского гарнизона сдались и начали покидать Кремль. Полковник Осип (Юзеф) Будила со своими солдатами, сдался войску князя Пожарского и был помилован. Последние годы жизни Будило провёл в заключении в Нижнем Новгороде. Солдаты полковника Николая (Миколая) Струся сдались казакам князя Трубецкого, те не были так терпимы и перебили врагов. Сам Струсь пробыл в русском плену до Деулинского перемирия 1619 года. 27 октября (6 ноября) 1612 г. произошел торжественный вход в Кремль ратников князей Пожарского и Трубецкого. Москва была окончательно освобождена от врага.
Таким образом, освобождение Москвы 4-5 ноября 1612 года не было заключительным победным актом. Впереди были долгие годы войны, большой крови и разорения Русской земли.
«Лучше мне было бы умереть, чем видеть всё это». Как поляки сожгли Москву
Через несколько дней москвичи ожидали подхода главных сил земского ополчения, но дождаться их не удалось. 19 марта началось Московское восстание. На улицах Москвы шли ожесточенные бои с интервентами. Таким образом, долго, терпеливо сносившие гнёт врага горожане не выдержали и выступили стихийно. Напряжение в Москве росло с начала 1611 года. Население Москвы в своем подавляющем большинстве ненавидело ляхов. При гетмане Жолкевском поляки в Москве соблюдали хоть какую-то дисциплину, при Гонсевском же они совсем распоясались. Жены и дочери москвичей средь бела дня подвергались насилию. По ночам поляки нападали на прохожих, грабили и избивали их. К заутрене не пускали не только мирян, но и священников.
Понятно, что поляки были всерьез обеспокоены внутренней и внешней угрозой и планировали свои контрмеры против земского ополчения. Так, польский ротмистр Маскевич отмечал: «Мы были осторожны; везде имели лазутчиков. Лазутчики извещали нас, что с трех сторон идут многочисленные войска к столице. Это было в великий пост, в самую распутицу. У нас бодрствует не стража, а вся рать, не расседлывая коней ни днем ни ночью. Советовали нам многие, не ожидая неприятеля в Москве, напасть на него, пока он еще не успел соединиться, и разбить по частям. Совет был принят, и мы уже решились выступить на несколько миль от столицы для предупреждения замыслов неприятельских».
Однако осуществить такой план и атаковать ополченческие отряды около Москвы противнику не удалось: у интервентов, засевших в Москве, не хватало войск. Польский гарнизон Москвы насчитывал 7 тыс. солдат под началом гетмана Гонсевского, 2 тыс. из них составляли немецкие наемники. Этих сил не хватало, чтобы контролировать русскую столицу — огромный по тем временам город и одновременно атаковать основные силы ополчения. Оставить столицу было жалко: рушился давний план завоевания Русского государства, терялась надежда на дальнейшее личное обогащение, пришлось бы бросить многое из награбленного. Гетман Гонсевский решил остаться в осаде, надеясь, что к нему в скором времени подойдут подкрепления из Речи Посполитой, куда были направлены гонцы за помощью.
Польское командование очень беспокоило и то, что на стенах Белого города и Деревянного (или Земляного) города находились многочисленные пушки, которые москвичи в случае восстания могли повернуть против польских войск. Гонсевский приказал стащить всю артиллерию со стен и перевезти в расположение своих войск. Орудия гетман приказал устанавливать на стенах Кремля и Китай-города, чтобы держать под обстрелом саму Москву. В результате пушки, установленные на кремлевских и китайгородских стенах, держали под прицелом весь обширный Московский посад. Туда же свезли все запасы пороха, изъятые из лавок и селитряных дворов.
И все же, несмотря на все меры предосторожности, интервенты боялись. «Уже нельзя было спокойно спать среди врагов, таких сильных и жестоких, — признавался тот же Маскевич.— Все мы утомлялись частыми тревогами, которые были по четыре и по пять раз в день, и непрестанною обязанностью стоять по очереди в зимнее время на страже: караулы надлежало увеличить, войско же было малочисленно. Впрочем, товарищество сносило труды безропотно: дело шло не о ремне, а о целой шкуре».
Москва и в то время была огромным городом. Современники-иностранцы указывали, что она «намного больше Лондона с предместьями», «больше Рима и Флоренции». Точная численность населения неизвестна. Считается, что численность населения составляла 200-300 тыс. человек, но некоторые приводили цифру 700 тыс. человек. Москва состояла из пяти частей. В центре располагалась мощная каменная крепость Кремль. Расположенный на треугольной площади, он с двух сторон омывался Москвой-рекой и ее притоком Неглинкой, а с третьей стороны по Красной площади от Неглинки к Москве-реке тянулся глубокий ров, наполненный водой. В Кремле находились царские дворцы, приказы, другие государственные учреждения.
Остальной город был разбит на четыре обособленные части. Каждая из них имела свои укрепления, была обнесена оборонительными стенами. К Кремлю примыкал Китай-город (от слова «кита», означавшего ограду, плетень), стены которого составляли единую цепочку. Первоначально Великий посад — улицы вне Кремля — был обнесен земляным валом, увенчанным вязками жердей, своего рода заградительным плетнем. Затем поставили каменные стены, которые с двух сторон подходили к Кремлю. Если стены Кремля огораживали только около 30 гектаров, то стены Китай-города охватывали площадь около двух тысяч гектаров. Вместе с Кремлем Китай-город являлся единой крепостью. Это было крупнейшее в Русском царстве, да и в Восточной Европе, военное сооружение. Здесь располагалась торговая часть столицы, помечались торговые ряды и жилые дома бояр, дворян и богатых купцов. Кремль и Китай-город с севера полукругом опоясывал Белый город. Он также был окружен каменными стенами, которые у Москвы-реки смыкались с кремлевскими и китайгородскими укреплениями. Вокруг Кремля, Китай-города и Белого города широко размещались московские слободы, окруженные земляным валом с деревянными стенами. Отсюда и название этой четвертой части столицы — Деревянный, или Земляной город. Дополнительным поясом обороны столицы служили расположенные вокруг Москвы укрепленные монастыри: Андроньев, Симонов, Николо-Угрешский, Девичий.
Москва в XVII столетии
17 марта 1611 года в Вербное воскресенье патриарха Гермогена на время освободили из-под стражи для торжественного шествия на осле. Но народ не пошел за вербой, так как по Москве распространился слух, что боярин Салтыков с поляками хотят напасть на патриарха и безоружных москвичей. По всем улицам и площадям стояли польские конные и пешие роты. Это был последний выезд Гермогена на люди. А для Москвы Страстная неделя стала таковой в прямом смысле.
О действиях восставших наиболее полно сообщает ротмистр Маскевич, участник боев с москвичами. «Русские,— пишет он,— свезли с башен полевые орудия и, расставив их по улицам, обдавали нас огнем. Мы кинемся на них с копьями, а они тотчас загородят улицу столами, лавками, дровами; мы отступим, чтобы выманить их из-за ограды,— они преследуют нас, неся в руках столы и лавки, и, лишь только заметят, что мы намереваемся обратиться к бою, немедленно заваливают улицу и под защитой своих загородок стреляют по нас из ружей, а другие, будучи в готовности, с кровель и заборов, из окон бьют по нас из самопалов, кидают камнями, дрекольем. ».
Особенно упорными были схватки на Никитской улице и Сретенке. В полдень, в самый разгар боя, здесь появились ратники Пожарского. Зарайский воевода, в числе первых подошедший к столице и сумевший скрытно от поляков расположить своих ратников в слободах, внимательно следил за развитием событий в Москве. Князь Дмитрий держал воинов в постоянной готовности к схватке с врагами. Услышав набат в городе, он с небольшим конным отрядом поспешил на помощь сражающимся горожанам. Его дружина первой из ополчения вошла в Белый город. Мгновенно оценив обстановку, русский воевода отправился в стрелецкую слободу, стоявшую неподалеку. Собрав стрельцов и посадских людей, Пожарский дал бой наемникам, появившимся на Сретенке возле церкви Введенской богородицы. Вслед за тем он послал своих людей на Трубу (Пушкарский двор). Пушкари тотчас пришли на подмогу и привезли с собой несколько легких орудий. С их помощью князь Дмитрий отбил наступление наемников и «втоптал» их назад в Китай-город. Сказалась высокая ратная выучка воинов зарайского гарнизона. Однако в Кремль пробиться не удалось — сил было мало.
Ратники Пожарского, бившегося в первых рядах с саблей в руках, вернулись в Белый город, на Сретенку. Повсюду в разных концах Московского посада главными узлами сопротивления стали стрелецкие слободы. Против Ильинских ворот стрельцы под началом воеводы Ивана Бутурлина не позволили Гонсевскому прорваться в восточные кварталы Белого города и не пропустили врага к Яузским воротам. На Тверской улице роты наемников были отброшены от Тверских ворот. В Замоскворечье сопротивление возглавил воевода Иван Колтовский. Здесь восставшие, соорудив высокие баррикады у наплавного моста, обстреливали Водяные ворота Кремля.
Пожарский приказал построить острожек у церкви Введенской богородицы и поставить в нем пушки. Ополченцы и москвичи быстро вырыли ров и насыпали вал. Из бревен и досок сбили крепостные стены, поставили частокол. Польский гетман вывел из Кремля на помощь коннице пехоту. Часть польской конницы была спешена. Поляки вновь атаковали восставших. Отряд зарайского воеводы сражался целый день с численно превосходящим противником. О том, как действовали воины отмечено у того же Маскевича: «Жестоко поражали нас из пушек со всех сторон. По тесноте улиц мы разделились на четыре или на шесть отрядов; каждому из нас было жарко; мы не могли и не умели придумать, чем пособить себе в такой беде, как вдруг кто-то закричал: «Огня, огня, жги дома!» Наши пахолики подожгли один дом — он не загорелся; подожгли в другой раз — нет успеха, в третий раз, в четвертый, в десятый — все тщетно: сгорает только то, чем поджигали, а дом цел. Я уверен, что огонь был заколдован. Достали смолы, прядева, смоленой лучины — и сумели запалить дом, так же поступили и с другими, где кто мог. Наконец занялся пожар: ветер, дуя с нашей стороны, погнал пламя на русских и принудил их бежать из засад, а мы следовали за разливающимся пламенем, пока ночь не развела нас с неприятелем. Все наши отступили к Кремлю и Китай-городу».
Далее Маскевич писал: «В сей день, кроме битвы за деревянною стеною, не удалось никому из нас подраться с неприятелем: пламя охватило домы и, раздуваемое жестоким ветром, гнало русских, а мы потихоньку подвигались за ними, беспрестанно усиливая огонь, и только вечером возвратились в крепость (Кремль). Уже вся столица пылала; пожар был так лют, что ночью в Кремле было светло, как в самый ясный день, а горевшие домы имели такой страшный вид и такое испускали зловоние, что Москву можно было уподобить только аду, как его описывают. Мы были тогда в безопасности — нас охранял огонь. В четверток мы снова принялись жечь город, которого третья часть осталась еще неприкосновенною — огонь не успел так скоро всего истребить. Мы действовали в сем случае по совету доброжелательных нам бояр, которые признавали необходимым сжечь Москву до основания, чтобы отнять у неприятеля все средства укрепиться».
История сообщила нам имя человека, который предал Родину и подал пример полякам, — им оказался русский изменник Михаил Салтыков. Отступая от своего подворья, боярин приказал холопам сжечь хоромы, чтобы нажитое им богатство никому не досталось. Пожар заставил повстанцев отступить. Его «успех» оценили. «Видя, что исход битвы сомнителен,— доносил Гонсевский королю,— я велел зажечь Замоскворечье и Белый город в нескольких местах». Исполнителями этого страшного, но верного решения (в условиях в основном деревянного города) стали немецкие наемники, взявшие на себя обязанности факельщиков. Ветер гнал огонь на повстанцев, те отступали. Вслед за пожаром шли вражеские солдаты. В деревянной Москве в обстановке уличных боев пожар принял громадные размеры и выгнал из засад и баррикад защитников города. Это помогло Гонсевскому сломить сопротивление горожан на Кулишках и подле Тверских ворот. Таким образом, польский гарнизон, проигрывая битву за Москву, призвал на помощь огонь, поляки и немцы подожгли огромный город.
В тесноте охваченных пожаром московских улиц, но словам гетмана Жолкевского, «происходило великое убийство; плач, крик женщин и детей представляли нечто подобное дню Страшного суда; многие из них с женами и детьми сами бросались в огонь, и много было убитых и погоревших. ». В горящей Москве русские не могли долго обороняться и многие бежали из города навстречу подходившему к Москве земскому ополчению.
До конца держались лишь возглавляемые Дмитрием Пожарским отряды, которые успешно отбивали попытки поляков зажечь ту часть города у Сретенки, где они оборонялись. В ожесточенном бою ратники отбивали одну за другой атаки польской конницы и наемной немецкой пехоты. 20 марта в бою в укреплении около своего двора на Лубянке Дмитрий Михайлович был трижды ранен. Падая на землю, он простонал: «Лучше мне было бы умереть, чем видеть все это». Оставшиеся в живых боевые соратники Пожарского увезли тяжело раненного воеводу сначала в Троице-Сергиев монастырь, затем в его вотчину Мугреево в Суздальском уезде.
В первый день битвы за Москву выгорела небольшая часть Москвы. Однако оккупанты решили сжечь весь город, чтобы осаждающие не смогли воспользоваться его домами и ресурсами. Польское командование отдало приказ «зажечь весь город, где только можно». Для выполнения этого приказа были выделены две тысячи немцев, отряд польских пеших гусар и две хоругви (отряда) польской конницы. Поджигатели выступили из Кремля за два часа до рассвета. Пламя, которому способствовал сильный ветер, охватывало дома и улицы. Теперь горела вся столица. Пожар был так лют, что ночью в Кремле было светло, как в самый ясный день. 21 марта захватчики продолжали жечь город. Пожар и уличная битва вошли в историю как «московское разорение».
Во время пожара восставшие послали за помощью в Коломну и Серпухов. Земские воеводы Иван Плещеев и Федор Смердов-Плещеев немедленно двинули свои отряды и прибыли в Замоскворечье. Подошедший в это время на помощь Гонсевскому из Можайска полк Струся не смог пробиться в столицу: москвичи захлопнули прямо перед носом его гусар ворота Деревянного города. Тогда на помощь пришли факельщики, которые подожгли стену. С приходом свежего полка польский гарнизон усилился и теперь мог за крепостными стенами ждать подкреплений из Польши.
Москвичи, после подавления последних очагов сопротивления, стали покидать выгоревшую столицу. Лишь некоторые 21 марта пришли к Гонсевскому просить о помиловании. Тот велел им снова присягнуть Владиславу и отдал приказ полякам прекратить убийства, а покорившимся москвичам иметь особый знак — подпоясываться полотенцем.
Огромная, богатая и многолюдная Москва в три дня была обращена интервентами в пепелище. Гетман Жолкевский свидетельствовал: «столица московская сгорела с великим кровопролитием и убытком, который и оценить нельзя. Изобилен и богат был этот город, занимавший обширное пространство; бывшие в чужих краях говорят, что ни Рим, ни Париж, ни Лиссабон величиною окружности своей не могут равняться сему городу. Кремль остался совершенно цел, но Китай-город во время такого смятения негодяями. разграблен был и расхищен; не пощадили даже храмов; церковь св. Троицы, бывшая у москвитян в величайшем почитании, (собор Василия Блаженного. — А. С.), также была ободрана и ограблена негодяями». Таким образом, польский гетман отозвался о действиях своих недавних солдат и наемников.
Сожжение Москвы сопровождалось жуткими грабежами. Обдирали в храмах драгоценные оклады икон, ломали раки чудотворцев, даже в оставшемся у врага Китай-городе разгромили купеческие лавки. Немецкий наемник Конрад Буссов хвастал, что солдаты захватили «огромную и превосходную добычу золотом, серебром, драгоценными камнями». Он отмечал, что в течение нескольких дней «не видно было, чтобы московиты возвращались, воинские люди только и делали, что искали добычу. Одежду, полотно, олово, латунь, медь, утварь, которые были выкопаны из погребов и ям и могли быть проданы за большие деньги, они ни во что не ставили. Это они оставляли, а брали только бархат, шелк, парчу, золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуг. В церквах они снимали со святых позолоченные серебряные ризы, ожерелья и вороты, пышно украшенные драгоценными каменьями и жемчугом. Многим польским солдатам досталось по 10, 15, 25 фунтов серебра, содранного с идолов, и тот, кто ушел в окровавленном, грязном платье, возвращался в Кремль в дорогих одеждах». Перепивались, жемчужинами заряжали ружья и ради забавы палили в прохожих. В результате русскому народу был причинен огромный урон: были разграблены или погибли в огне многие культурно-исторические ценности, бесценные памятники русской цивилизации.
Сожжение древней Москвы потрясло русский народ. Из уст тысяч беженцев люди узнавали подробности неслыханной трагедии, услышали и имя отважного воеводы князя Дмитрия Пожарского. Весть о гибели столицы разнеслась по стране, вселяя в сердца русских людей ненависть к иноземным захватчикам, зовя на борьбу с ними. Долетела страшная весть и до Нижнего Новгорода, до его ополченцев, которые по призыву Прокопия Ляпунова спешили к Москве, чтобы объединиться в одну земскую рать.
Подошедшим к столице 21 марта передовым отрядам земского ополчения открылась страшная картина. На месте Москвы еще дымилось пожарище, от домов остались одни печные трубы. Закопченными стояли кремлевские, китайгородские стены и стены Белого города. Лишь кое-где среди заснеженных полей темнели уцелевшие слободы. Архиепископ Арсений Елассонский, поставленный Гонсевским вместо Гермогена, вспоминал: «И когда пылали дома и церкви, то одни солдаты убивали народ, а другие грабили дома и церкви… Народ же всей Москвы, богатые и бедные, мужчины и женщины, юноши и старики, мальчики и девочки, бежали не только от страха перед солдатами, но более всего от огненного пламени; одни по причине своей поспешности бежали нагими, другие босыми, и особенно при холодной погоде, бежали толпами, как овцы, бегущие от волков. Великий народ, многочисленный, как песок морской, умирал в бесчисленном количестве от холодов, от голода на улицах, в рощах и полях без всякого презрения, непогребенные…». Число погибших Арсений оценивает в 300 тыс. человек, Стадницкий в 150 тыс. человек. Видимо, эти цифры завышены, однако очевидно, что Москва понесла огромные людские потери. Множество людей погибло от рук интервентов, другие сгорели, задохнулись в дыму, третьи — умерли уже после бегства из города, от холода и голода.
Тем временем к Москве подошел отряд казаков Просовецкого. Гонсевский попытался реализовать план по разгрому противника по частям, и казаков атаковала польская кавалерия Зборовского и Струся. Казачий отряд шел с «гуляй-городом», представлявшим собой подвижную ограду из огромных саней, на которых стояли щиты с отверстиями для стрельбы из самопалов. При каждых санях находилось по десятку человек: они и санями управляли на поле боя, и, остановившись, вели огонь из пищалей. Окружая войско со всех сторон — спереди, с тыла, с боков, эта ограда препятствовала отборной польской коннице добраться до русских. Конникам Струся пришлось спешиться. Только таким образом противнику удалось прорвать один из фасов «гуляй-города», и казаки вынуждены были отступить, не проявив особого упорства в бою. Однако уже подходили основные силы ополчения, и поляки вернулись в крепость.
Автор: Самсонов Александр Статьи из этой серии: Смута