в каком году начались крестьянские выступления против продразверстки
Правда о продразвестке в России
Продразверстка– это следствие военной политики царского и временного правительства России.
Одним из самых страшных, по мнению наших либералов, преступлений Советской власти против своего народа, было насильственное «отбирание» излишек продовольствия у крестьян в пользу государства. Продразверстка стала обязательной частью политики «военного коммунизма», за которую Советскую власть в лице большевиков яростно критиковали их оппоненты, начиная от социал-демократов и заканчивая монархистами.
Однако, что касается продразвёрстки, то она не была изобретением советской власти. Продразверстка являлась одним из способов решения продовольственной проблемы в стране, вынужденно принятым Правительством Царской России и затем поддержанным Временного Правительства после отречения от власти царя Николая второго. Продразверстка досталась большевикам, так сказать, по наследству, от предыдущих властей России.
Продразвёрстка, сокращение от словосочетания продовольственная развёрстка, это политика обеспечения заготовок продовольствия за счёт обложения крестьян налогом в виде зерновых («хлеб») и других продуктов в Российской Империи (РИ), Российской Республике (РР) и РСФСР проводимая в период с 1916 по 1921 год. Начало продразвёрстки было положено правительством Российской Империи в ноябре (декабре) 1916 года и продолжено Временным Правительством (в виде «хлебной монополии»), а затем и Советским правительством.
Откуда она взялась, эта самая продразвёрстка? Ответ очень и очень прост. От нехватки продуктов питания в годы войны. Ведь с началом Первой мировой войны проблема снабжения населения и армии продовольствием становилась с каждым месяцем все более и более острой.
Почему — можно понять из следующих цифр. В 1914 году Императорская армия насчитывала примерно 6,5 миллионов человек. Но к 1917 году в вооруженных силах было уже свыше 15 миллионов человек. Понятно, что большинство этих людей до войны были крестьянами, поскольку в России до революции в деревнях и селах проживало более 80 процентов населения. Соответственно, большое число мужчин, ранее занятых в сельском хозяйстве, были призваны в армию. Количество работников и посевных площадей сокращалось, возникла острая нехватка продовольствия.
Первые полтора года войны государство участвовало в снабжении населения эпизодически. Но к 1916 году стало понятно, что требуются экстренные меры. С весны 1916 года в ряде губерний вводится карточная система. А осенью того же года правительство пришло к мысли о необходимости введения продразвёрстки.
Суть ее заключалась в том, что Министерством земледелия Царской России всем губерниям определялся план по заготовке определенного количества хлеба в зависимости от урожая, норм потребления и прочих факторов. При этом государство продолжало и обычную закупку хлеба, сверх того, что должен был быть заготовлен в обязательном порядке.
Продразвёрстка царского правительства провалилась — власти губерний и уровнем ниже либо просто саботировали указания из Петрограда, либо же изначально подсчеты по заготовкам были проведены с ошибками и планы оказались нереальными для выполнения. Ну и к тому же выяснилось, что апелляция к патриотическим чувствам производителей, мягко говоря, не работает. Один раз призыв выделить некоторое количество хлеба для нужд государств мог сработать. На постоянно основе — нет.
Проблема перешла по «наследству к » Временному правительству — и оно тоже ничего толком не смогло сделать. Попытки ввести твердые цены, монополию государства на торговлю хлебом, учет излишков у населения — все они терпели крах. Цены на продовольствие и промышленные товары за несколько месяцев 1917 года выросли в пять-шесть раз по сравнению с 1916 годом. Хлеб, по сути, становился своего рода валютой. И конечно же, крестьяне просто так отдавать его не хотели. Как по, так называемым «твердым ценам», которые мало соотносились с реальным положением дел в стране, так и по рыночным ценам, точнее, по «базарно-спекулятивным».
Пробовали использовать казачьи отряды для изъятия хлебных излишков у крестьянских хозяйств, но особого успеха они не имели, так как время было военное и зерно приходилось забирать у вооруженных крестьян, что приводило к большим взаимным кровопролитиям. То есть, по существу, начиналась настоящая гражданская война между государством и крестьянством. А сил уже ни у Царского, ни у Временное правительство для подобных операций не хватало.
Хотя и большевики первое время жестких мер не предпринимали, полагаясь на структуры, доставшиеся от прежних правительств. Но уже к весне 1918 года стало понятно, что ситуация близка к катастрофе. Если вначале речь шла о нехватке продовольствия, то сейчас реальной была перспектива голода.
При этом попытки наладить обмен излишков зерна на промышленные товары тоже терпела неудачу. В 1918 году часть губерний, где был хлеб, оказались вне контроля правительства Советской России.
Крестьяне по-прежнему отказывались сдавать государству хлеб по твердым ценам. Собственно, для них в этом не было никакого смысла. В ответ большевики начали организовывать специальные отряды, которым вменялось изымать хлеб у «кулаков и помещиков». Особого эффекта от этой меры не было — часто таким отрядам приходилось вступать в настоящие сражения с крестьянами, среди которых было много недавних фронтовиков.
Так что январский декрет Совнаркома РСФСР можно считать продолжением той политики, которая была заложена еще царским правительством. За несколько лет власти так и не нашли более-менее приемлемого способа перераспределения излишков продовольствия. Большевики в итоге пришли к выводу, что сделать это можно только насильственными методами.
Но как показали дальнейшие события, ставка на продотряды тоже была ошибочной. В марте 1921 года продразверстка была заменена на фиксированный продналог и появился НЭП, довольно быстро решивший проблемы обеспечения продовольствием населения России.
Продразвёрстка против голода
Зерно — фронту. Продразвёрстка в России. Идея продразвёрстки во время голода казалась спасительной.
Прибытия продуктов не предвидится
«Запасов хлеба на Северном Кавказе много, но перерыв дороги не дает возможности отправить их на север, до восстановления пути доставка хлеба немыслима. В Самарскую и Саратовскую губернии послана экспедиция, но в ближайшие дни не удается помочь Вам хлебом. Продержитесь как-нибудь, через неделю будет лучше…» — писал Иосиф Сталин из Царицына отчаявшемуся Ленину.
Как упоминалось в предыдущей части цикла, будущий лидер СССР был отправлен на юг России на сбор продовольствия для городов севера страны. А ситуация в них действительно была катастрофическая: к 24 июля 1918 года в Петрограде пять дней подряд не выдавали продовольствия населению. Гражданская война охватила летом Самарскую губернию, которая издавна была житницей России, и поток зерна в столицу фактически иссяк. В августе удалось завезти в Петроград всего 40 вагонов при минимально требуемых ежемесячных 500. Владимиру Ленину даже предлагали закупать хлеб за рубежом, расплачиваясь золотой казной страны.
Интересно проследить рыночные цены на хлеб в новой большевистской России. При средней заработной плате в 450 рублей в январе 1919 года в Пензе пуд муки продавался за 75 рублей, в Рязанской губернии уже за 300 рублей, в Нижнем Новгороде – за 400 рублей, а в Петрограде отдавать приходилось больше 1000 рублей. Голод, как всегда, щадил только избранных судьбой, то есть богатых – они почти не ощущали дефицита продовольствия. Бедняки голодали практически поголовно, а средний класс мог себе позволить сытно поесть только пару-тройку раз в месяц.
В попытке переломить существующую ситуацию 1 января 1919 года собрали Всероссийское совещание продовольственных организаций, расположенных на территориях, подконтрольных большевикам. Ситуация полной безнадежности на этом совещании была дополнительно омрачена пермской катастрофой, случившейся за несколько дней до форума. Причиной её стал Колчак, захвативший в Перми около 5000 вагонов с топливом и продовольствием.
Итогом совещания стал Декрет от 11 января 1919 года, вошедший в историю под названием «О разверстке между производящими губерниям зерновых хлебов и фуража, подлежащих отчуждению в распоряжение государства». Принципиальным отличием от всех предыдущих декретов в новом было положение о том, что брать с крестьян хлеб необходимо не столько, сколько они смогут дать, а сколько нужно взять большевикам. А новой власти необходимо было много хлеба.
Советская Россия в осаде
Продовольственная база красных в Гражданской войне в период 1918-1919 годов была совсем плачевной: треть населения проживала в Москве и Петрограде и занята была совсем не на сельскохозяйственных работах. Кормить их просто было нечем, цены на продукты росли как на дрожжах. За 11 месяцев 1919 года цены на хлеб в столице выросли в 16 раз! Красная Армия требовала новых солдат, а брать их приходилось из сельскохозяйственной зоны, ослабляя её продуктивность. При этом белые обладали гораздо большим продовольственным потенциалом. Во-первых, не было в тылу городов-миллионников, требующих гигантских объемов хлеба. Во-вторых, Кубань, Таврия, Уфимская, Оренбургская, Тобольская и Томские губернии, находившиеся под контролем Врангеля, Колчака и Деникина, исправно поставляли продовольствие и для армии, и для горожан. Во многом декрет 11 января 1919 года был вынужденной мерой большевиков – в другом случае продовольственный коллапс был бы неизбежен.
Какие расчеты приводило руководство при разработке логики разверстки? В губерниях, которые были богаты собственным хлебом, на душу населения приходилось примерно 16-17 пудов хлеба в год. Крестьяне в 1919 году не голодали – они просто держали хлеб у себя, не желая делиться с горожанами, так как твердые закупочные цены были ниже рыночных в несколько десятков раз. Поэтому в правительстве решили, что отныне на каждого жителя села будет 12 пудов хлеба в год и не больше. Все излишки изымались в пользу государства по мизерным ценам, а чаще всего бесплатно. Каждая губерния получала из Центра нормативы по сбору хлеба с подконтрольных территорий, а местные правители разверстывали эти цифры по уездам, волостям и селам.
Жертвы Поволжья
О разрушительных масштабах Гражданской войны очень наглядно говорит пример Ставропольской губернии, которая в предвоенное время производила более 50 млн пудов хлеба. Продразверстка обязала в 1920 году собрать с губернии 29 млн, а на деле удалось выбить только 7 млн. Внес вклад в общий голод и Врангель, который продал за границу всего за 8 месяцев 10 млн пудов крымского зерна. Оптимистичны были итоги продразверстки на берегах Днепра, где удалось собрать более 71 млн пудов, но и тут мешали бандиты Махно, а также слабая транспортная сеть. Невозможность транспортировки собранного зерна снова стала острой проблемой для большевиков – для перевозки привлекались даже пассажирские эшелоны.
Итоги продразвёрстки неоднозначны и жестоки. С одной стороны – голод Поволжья и зверства бойцов «продармии», а с другой – снабжение жизненно важных регионов страны продовольствием. Хлеб большевикам удалось более или менее равномерно распределить по всем подконтрольным губерниям и городам. Государственный паек в 1918 году покрывал лишь 25% потребностей горожан в питании, а спустя два года он обеспечивал уже две трети. На Сормовском заводе вообще, похоже, не слышали о голоде. Всю Гражданскую войну заводчане срок в срок получали хлеб и даже несколько раз чуть не поднялись бунтовать, когда качество муки в пайке вдруг снизилось.
Продразвёрстку удалось отменить только после уничтожения главных сил Белой армии, когда потребность в продовольствии была стала не столь острой. «Мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянства продовольствия, брали для покрытия расходов на армию и на содержание рабочих… Иначе победить в разоренной стране мы не могли», — так вспоминал мрачную историю продразверстки Владимир Ленин. Однако зерно уходило не только к военным и рабочим. Обеспечивали изымаемым у крестьян хлебом всех проживающих в городах кормящих матерей и беременных женщин. А к концу 1920 года пайками кормили 7 млн детей в возрасте до 12 лет. Одно известно точно: продразверстка спасла миллионы жизней. А сколько по её вине погибло от голода, до сих пор неизвестно.
По материалам «Профиля» и «Российской газеты».
Факты против лжи. Продразверстка от царя до большевиков.
Вот только в империи у крестьян не отбирали подчистую все, что им удавалось вырастить и сохранить, а брали исключительно излишек хлеба. За который платили. Настоящими деньгами, а не обесценившимися советскими дензнаками, годившимися только на оклеивание нужников. Мало того, платили и за подвоз хлеба до железнодорожной станции, что использовалась как стимулирующая крестьян мера. В конце концов, при монархии не было ни продармий, ни продотрядов, потому как со своим народом русская держава воевать не собиралась. Опять же, никакие гоп-компании с пулеметами под командованием одетых в кожанки комиссаров, в села не наведывались. Все это будет позже. И, как не удивительно это звучит, царская продразверстка была… добровольной.
Стоит добавить, что реквизиции при недоверстке если и происходили, то изымалось только то зерно, что вывозилось на продажу. Если же оно лежало в амбарах, то его не трогали. Да, царское правительство было вынуждено ввести твердые и низкие закупочные цены на хлеб, что, само собой, не нравилось крестьянам. Они возмущались, грозились, что будут сеять исключительно для собственных нужд, леваки в Думе устроили тому же Риттиху настоящую обструкцию… Но едва «проклятый царизм» был свергнут, как пришедшее ему на смену революционное Временное правительство ввело государственную монополию на торговлю хлебом. За исполнением которой, впрочем, не сильно-то и следило, как и за многим другим. Все изменилось, когда в октябре к власти пришли «выразители чаяний трудового народа», за который они взялись уже по-настоящему.
То, что устроили большевики русскому селу, ничем иным как войной назвать трудно. Это и была война, необъявленная, жестокая, до полного уничтожения противника. Но почему ленинская партия бескомпромиссно решила атаковать крестьянство, составлявшее на тот момент большинство (более 80%) населения России, и к 1917 году основательно распропагандированное и комплементарное в своей массе к любым революционным идеям? Все очень просто. Для того, чтобы понять это, достаточно почитать высказывания большевистского лидера Ленина. Так, еще в 1902 году тот на голубом глазу заявлял, что «класс мелких производителей и мелких землевладельцев является реакционным классом». А уже в победном 1917-м не только навешивал ярлыки, но и, не стесняясь, грозил:
Однако как показала история, насчет «бескровной борьбы» Ильич явно погорячился. Он еще в январе 1918-го выступил с инициативой создать несколько тысяч отрядов, имеющих полномочия расстреливать сопротивляющихся или уклоняющихся от сдачи хлеба крестьян. Но тогда эта прогрессивная мысль не нашла поддержки у однопартийцев и вызвала резкое неприятие у стоявших на четко прокрестьянских позициях эсеров, которые еще были представлены в Советах. Только к концу весны удалось запустить этот процесс, тогда от имени партии и самого Ленина были изданы соответствующие воззвания к рабочим и декреты, изданы законы, запрещающие накапливать выращенные крестьянами культуры. «Борьба с голодом» была возложена на товарища Зиновьева, впоследствии к ней активно подключился и товарищ Цюрупа.
За дойку крестьянства большевики взялись с особым усердием, довольно скоро к продотрядам Наркомпрода, составлявшим порядка 50 тыс. вооруженных грабителей в законе на усиление были брошены 75 тыс. красноармейцев. Действовавшие в деревнях продотряды, как правило, усиливались двумя пулеметными расчетами. В методах новая власть себя не ограничивала и не рефлексировала от слова совсем.
При этом поскольку свободная торговля хлебом запрещалась, а с теми, кто ради выживания пробовал ослушаться этого запрета, повели нещадную борьбу. Такие люди назывались «мешочниками», причем это были не только крестьяне, но изрядно оголодавшие горожане, принцип действия которых в основном сводился к натуральному обмену различных промтоваров на все тот же хлеб и прочие сельскохозяйственные культуры. На таких вынужденных коммерсантов устраивались классические облавы, участь пойманных определяли сами ловившие.
А нам в СССР рассказывали только про «125 блокадных грамм», помните? И после этого красные обижаются, когда их сравнивают с фашистами!
Начиная с 1918 года вплоть до середины 1919-го в двадцати губерниях центральной России произошло 340 крестьянских выступлений. Ожесточившиеся селяне тоже особо не церемонились, например, вспарывали красным животы и засыпали туда зерно. Весьма характерна в этом случае история крестьянской расправы над интернациональным «летучим» отрядом на Тамбовщине, состоявшим из немцев, австрияков, латышей, венгров, евреев и китайцев под командованием Софы Гельберг, получившей прозвище «Красная Соня». Эта мадам с каким-то садистским наслаждением любила расстреливать священников, офицеров, гимназистов, глумиться над людьми, унижать их и убивать на глазах жен, детей и родителей, причем без суда и следствия. В одном из сел ее «летучий отряд» заявил о том, что будет учрежден совет, куда должны быть выбраны уважаемые люди села, однако когда те вышли из толпы, революционеры их попросту расстреляли у церковной стены. Что спровоцировало бунт, в результате которого селяне смяли красных, а комиссару выдавили глаза и распилили на части живьем. Впоследствии все подразделение Красной Сони было уничтожено, а ее саму захватили живой и посадили на кол.
Для чего нужна была вся это кровь, когда вопрос можно было решить иначе? Все дело в том, что большевики иначе не желали. Им нужна была война. Война с классом, который наряду с аристократией, священничеством, традиционалистской интеллигенцией мешал их планам. К тому же на момент их прихода к власти представители этого класса составляли большинство населения России.
В июне 1918-го ВЦИК принимает декрет «Об организации комитетов деревенской бедноты», которые планируется учредить по всем селам, а их члены должны, по замыслу вершителей истории, помогать изымать «излишки» у соседей. А впоследствии и возглавить местные советы. Другое дело, что преимущественно лодырей и алкоголиков, не желавших работать, а потому бедствовавших в русских деревнях той поры было не так много – не более 4% от всех крестьян. Да и многие из тех, кто попадал под критерии большевистского понимания термина «беднота», восставать против членов общины не хотели. Соседи и родственники же, как-никак. И тут не помогало спущенное сверху разрешение реквизировать хозяйственное и прочие имущество у «кулаков» в пользу бедных. Процесс создания комбедов шел шатко-валко, они, конечно, возникали, но в основном больше на бумаге.
Тем не менее уже в декабре того же 1918-го года власть организовывает первый Всероссийский съезд земельных отделов, комитетов бедноты и коммун о построении социализма в деревне, где раскрывает свои карты, провозгласив «организацию земледельческих коммун, советских коммунистических хозяйств и общественной обработки земли». Далее следует декрет ЦИК от 4 февраля 1919-го о переходе «от единоличных форм землепользования к товарищеским». Чтобы осуществить этот «переход» требовалось сломать традиционное мышление русского крестьянина. А сделать это можно было, только развязав гражданскую войну на селе, натравив одних «правильных» крестьян на других – «неправильных».
Симпатизировавший большевизму, но после посещения СССР разочаровавшийся в этом явлении философ, математик и общественник Бертран Рассел вспоминал о том, как говорил с вождем об аграрном вопросе:
«Когда я спросил его о социализме в сельском хозяйстве, он с энтузиазмом объяснил, как ему удалось восстановить бедных крестьян против богатых, и они скоро стали вешать их на ближайшем дереве. «Ха-ха-ха!» От его гогота при рассказе об убитых у меня кровь застыла в жилах». (Russell В. Unpopular Essays. N.Y., 1950. P. 171).
И это при том, что согласно аграрной переписи 1917 года, в 19 российских губерниях только 103 тыс. семей из 5 млн использовали наемный труд. При этом эти семьи пользовались трудом 129 тыс. работников, то есть в среднем услугами одного работника на семью. Вот такие мироеды! Тем менее кровь пролилась, и пролилась обильно. Крестьяне, большинство из которых прошли через фронты Первой мировой, начали вести настоящие войны против постоянно терроризировавших их красных.
Так, в 1918 году на территории Симбирской, Пензенской, Казанской, Оренбургской и Уральской губерний вспыхнуло так называемое чапанное восстание (чапан – зимний крестьянский армяк), спровоцированное жестокостью продотрядов и большевистских органов власти. Всего в этой крестьянской войне приняли участие более 150 тыс. крестьян и примкнувших к ним солдат-красноармейцев, центром восстания стал волжский Ставрополь (ныне Тольятти). Выступление было подавлено красными с особой жестокостью:
Однако вслед за «чапанным» на территории Самарской, Уфимской и Казанской губернии полыхнуло «вилочное восстание» (крестьяне были «вооружены» преимущественно вилами и прочими орудиями аграрного труда) или «Восстание Черного орла». Это выступление было также спровоцировано жестокостью продоотрядчиков, которые требовали от крестьян села Новая Елань выдать 5535 пудов зерна, а когда получили ответ, что это невозможно, заперли в качестве заложников в холодном амбаре в тридцатиградусный мороз двадцать человек, в их числе и двух женщин. В восстании приняли участие более пятидесяти тысяч человек, оно также было жестоко подавлено красными при помощи артиллерии, кавалерии и бронепоезда, были убиты три тысячи повстанцев, тысяча – арестована, около сотни сел сожжены.
Пролив немало крови, большевистский режим понимает, что, несмотря на суровые меры в отношении повстанцев, полностью прогнуть деревню под свои идеологические лекала не получается. К тому же бездарное, построенное исключительно на принуждении и терроре хозяйствование вкупе с сильнейшей засухой приводит к тяжелейшему голоду 1921 – 1922 годов в 35 губерниях Поволжья, Новороссии и Донбасса, Крыма, Башкирии, Казахстана, Приуралья и Западной Сибири. Жертвами этой беды стали более пяти миллионов человек. Впрочем, инфернальная клика и эту трагедию умудрилась использовать на пользу своей стратегии – была начата беспрецедентная атака на церковь под предлогом изъятия церковных ценностей, дабы впоследствии на них закупить за рубежом зерно для голодающих.
21 марта 1921 года коммунистическая верхушка решает заменить продразвёрстку более адекватным продналогом. А в марте меняет политику «военного коммунизма» на НЭП. И село, и экономика постепенно оживают, бунтовавшие крестьяне зарывают обрезы и пробуют вернуться к нормальной мирной жизни. Страну перестает лихорадить. Но это была лишь временная передышка. Напившийся крови зверь прилег отдохнуть, набраться сил перед очередным ударом. Впереди страну ждали раскулачивание и коллективизация, новый страшный искусственный голод, трудодни и отсутствие паспортов у колхозников, послевоенный голод, а затем страна начнет массово закупать хлеб за рубежом…
Продразвёрстка при Царе Николае II 1916 года
Однако в конце 1916 г. власти, не решившись на изменения, ограничились планом массовой реквизиции зерна. Вольная покупка хлеба заменялась продразверсткой между производителями. Величина наряда устанавливалась председателем особого совещания в соответствии с урожаем и размерами запасов, а также нормами потреблений губернии. Ответственность за сбор хлеба была возложена на губернские и уездные земские управы. Путем местных обследований было необходимо выяснить нужное количество хлеба, вычесть его из общего на уезд наряда и остаток разверстать между волостями, которые должны были довести величину наряда до каждого сельского общества. Распределение нарядов по уездам управы должны были провести к 14 декабря, к 20 декабря разработать наряды для волостей, те, к 24 декабря, для сельских обществ и, наконец, к 31 декабря о своем наряде должен был знать каждый домохозяин. Изъятие возлагалось на земские органы совместно с уполномоченными по заготовке продовольствия.
Крестьянин во время пахоты Фото: РИА Новости
Председатель воронежского земского уездного собрания А.И. Алехин. Фото: Родина
Впрочем, трудно сказать, насколько были реальны заверения земств об изъятии «всего хлеба без остатка» в случае полного выполнения разверстки. Ни для кого не составляло секрета, что хлеб в губернии был. Но конкретное его количество было неизвестно — в результате земства были вынуждены выводить цифры из имеющихся на руках данных сельскохозяйственной переписи, норм потребления и засева, урожайности хозяйств и т.д. При этом хлеб предыдущих урожаев не учитывался, так как, по мнению управ, он уже ушел на потребление. Хотя это мнение кажется спорным, учитывая, что многие современники упоминают хлебные запасы крестьян и заметно выросший уровень их благосостояния в войну, другие факты подтверждают, что недостаток хлеба в деревне явно существовал. Городские лавки Воронежа регулярно осаждали малоимущие крестьяне из пригородов и даже других волостей[11]. В Коротоякском уезде, по донесениям, крестьяне говорили: « Нам самим еле достанет хлеба, а вот паны помещики имеют много хлеба и много скота, но скот у них мало реквизировали, а потому следует больше реквизировать и хлеб, и скот» [12]. Даже наиболее благополучный Валуйский уезд обеспечивал себя во многом за счет подвоза хлеба из Харьковской и Курской губерний. Когда поставки оттуда были запрещены, положение уезда заметно ухудшилось[13]. Очевидно, дело в социальной стратификации села, при которой бедняки села страдали не меньше бедняков города. В любом случае, выполнение правительственного плана разверстки было невозможно: отсутствовал организованный аппарат для сбора и учета хлеба, разверстка была произвольной, не хватало материальной базы для сбора и хранения зерна, не был решен железнодорожный кризис. Тем более продразверстка, направленная на снабжение армии и заводов, никак не решала проблему снабжения городов, которая при уменьшении запасов хлеба в губернии должна была только обостриться.
Согласно плану, за январь 1917 г. губерния должна была сдать 13,45 млн пудов зерна: из них 10 млн пудов ржи, 1,25 — пшеницы, 1,4 — овса, 0,8 — проса; столько же полагалось заготовить и в феврале. Для сбора зерна губернским земством было организовано 120 ссыпочных пунктов, по 10 на уезд, располагавшихся в 50–60 верстах друг от друга, причем большинство из них же должно было открыться в феврале[14]. Уже при разверстке начались затруднения: Задонский уезд принял на себя лишь часть наряда (вместо 2,5 млн пудов ржи — 0.7 млн, а вместо 422 тыс. пудов проса — 188), а из определенных на Бирюченский уезд 1,76 млн пудов хлеба к февралю было разверстано только 0,5 млн[15]. Разверстка наряда волостями была выпущена из-под контроля управ из-за отсутствия с деревнями надежной связи, поэтому там дело сильно затянулось.
К концу февраля 1917 г. губерния не только не выполнила план, но и недодала 20 млн пудов зерна[23]. Собранный хлеб, как было очевидно с самого начала, нельзя было вывезти. В итоге на железной дороге скопилось 5,5 млн пудов хлеба, который порайонный комитет обязывался вывезти не ранее как через два с половиной месяца. Ни вагонов для разгрузки, ни топлива для локомотивов на учете не было. Нельзя было даже перевезти муку на сушильни или зерно на размол, так как внутренними рейсами комитет не занимался. Да и топлива для мельниц тоже не было, из-за чего многие из них простаивали или готовились прекратить работу [24]. Последняя попытка самодержавия решить продовольственную проблему провалилась из-за неумения и нежелания решить комплекс реальных экономических проблем в стране и отсутствия необходимой в военных условиях государственной централизации управления экономики.