что такое пролиферация пола фейерабенда
Пол Фейерабенд:
Избранные труды по методологии науки.
Часть III. Против методологического принуждения. 3. Пролиферация идей и теорий
Условие совместимости (consistency), согласна которому новые гипотезы логически должны быть согласованы с ранее признанными теориями, неразумно, поскольку оно сохраняет более старую, а не лучшую теорию. Гипотезы, противоречащие подтверждённым теориям, доставляют нам свидетельства, которые не могут быть получены никаким другим способом. Пролиферация теорий благотворна для науки, в то время как их единообразие ослабляет её критическую силу. Кроме того, единообразие подвергает опасности свободное развитие индивида.
На первый взгляд условие совместимости можно описать в нескольких словах. Хорошо известно (а в деталях это было показано Дюгемом), что теория Ньютона несовместима с законом свободного падения Галилея и с законами Кеплера; что статистическая термодинамика несовместима со вторым законом феноменологической теории; что волновая оптика несовместима с геометрической оптикой, и так далее. 2
Следует отметить, что здесь речь идёт о логической несовместимости; вполне возможно, что различия в предсказаниях слишком малы для того, чтобы их смог обнаружить эксперимент. Следует также отметить, что здесь речь идёт не о несовместимости, скажем, теории Ньютона и закона Галилея, а о несовместимости некоторых следствий ньютоновской теории с законом Галилея в той области, где этот закон действует. В последнем случае ситуация представляется особенно ясной. Закон Галилея утверждает, что ускорение свободного падения тел является постоянным, в то время как применение теории Ньютона к условиям поверхности Земли даёт ускорение, которое не является постоянным, а уменьшается (хотя и незначительно) с увеличением расстояния от центра Земли.
Будем рассуждать более абстрактно: рассмотрим теорию T1, которая успешно описывает ситуацию в пределах области D1. Т1 согласуется с конечным числом наблюдений (обозначим их класс буквой F), и это согласование находится в пределах М-ошибки. Любая альтернатива, которая противоречит Т1 вне класса F и в пределах М, поддерживается в точности теми же самыми наблюдениями и поэтому приемлема, если была приемлема Т1 (я допускаю, что были осуществлены только наблюдения из класса F). Условие совместимости гораздо менее терпимо. Оно устраняет некоторую теорию или гипотезу не потому, что она расходится с фактами, а потому, что она расходится с другой теорией, причём такой, что подтверждающие их примеры являются общими. Поэтому мерой справедливости оно делает непроверенную часть этой теории.
Однако мне представляется, что, хотя эти краткие рассуждения и ведут к интересной тактической критике условия совместимости и к некоторой первоначальной поддержке контриндукции, они ещё не затрагивают существа вопроса. Они показывают, что альтернатива признанной точки зрения, охватывающая подтверждающие примеры последней, не может быть устранена фактуальным рассуждением. Но они не говорят, что такая альтернатива приемлема, и тем более — что она должна использоваться. И это плохо, ибо защитники условия совместимости могут указать, что, хотя признанная концепция и не обладает полной эмпирической поддержкой, добавление новых теорий, носящих столь же неудовлетворительный характер, не улучшит ситуации; поэтому нет смысла заменять признанные теории некоторыми из их возможных альтернатив. Такая замена совсем не лёгкое дело.
Нужно изучить новый формализм и решить давно известные проблемы. Приходится заново переписывать учебники, переделывать университетские курсы, иначе интерпретировать экспериментальные результаты. А каковы итоги всех этих усилий? Всего лишь другая теория, которая с эмпирической точки зрения не обладает никакими преимуществами перед той теорией, которую она заменила.
Единственное реальное улучшение, продолжает защитник условия совместимости, состоит в добавлении новых фактов. Новые факты либо поддерживают существующие теории, либо заставляют нас изменять их, точно определяя, в чём они ошибаются. В обоих случаях новые факты содействуют реальному прогрессу, а не просто произвольному изменению.
Небесполезно повторить внешне разумное ядро этого рассуждения. Теории не следует менять до тех пор, пока к этому нет принудительных оснований, а единственным принудительным основанием для смены теории является её расхождение с фактами. Поэтому обсуждение несовместимых с теорией фактов ведёт к прогрессу, и, напротив, обсуждение несовместимых с ней гипотез не дает прогресса.
Следовательно, разумно увеличивать число имеющих значение фактов, в то время как увеличивать число фактуально адекватных, но несовместимых друг с другом альтернатив неразумно. Следует также отметить, что не исключены формальные улучшения за счёт изящества, простоты, степени общности и стройности. Однако если эти улучшения осуществлены, учёному остаётся лишь одно: собирать факты с целью проверки теории.
Так оно и есть — но это при условии, что факты существуют и доступны независимо от того, рассматриваются альтернативы, проверяемой теории или нет. Это предположение, от справедливости которого в решающей степени зависят предшествующие рассуждения, я буду называть «предположением об относительной автономности фактов», или принципом автономии. Этот принцип не отрицает, что открытие и описание фактов зависят от каких-либо теорий, но утверждает, что факты, принадлежащие эмпирическому содержанию некоторой теории, могут быть получены независимо от рассмотрения альтернатив этой теории. Я не знаю, было ли это очень важное предположение когда-либо явно сформулировано в виде особого постулата эмпирического метода. Однако оно ясно просматривается почти во всех исследованиях, имеющих дело с вопросами подтверждения и проверки. Все эти исследования используют модель, в которой единственная теория сопоставляется с классом фактов (или предложений наблюдения), которые считаются «данными».
Я думаю, что это слишком упрощённая картина действительного положения дел. Факты и теории связаны друг с другом гораздо более тесно, чем допускает принцип автономии. Не только описание каждого отдельного факта зависит от некоторой теории (которая, разумеется, может весьма отличаться от проверяемой), но существуют также такие факты, которые вообще нельзя обнаружить без помощи альтернатив проверяемой теории и которые сразу же оказываются недоступными, как только мы исключаем альтернативы из рассмотрения. Это приводит к мысли, что методологическая единица, на которую мы должны ссылаться при обсуждении вопросов проверки и эмпирического содержания, образуется всем множеством частично пересекающихся, фактуально адекватных, но взаимно несовместимых теорий.
В настоящей главе будет дан лишь самый общий очерк такой модели проверки. Но сначала я хочу обсудить один пример, который очень наглядно показывает функцию альтернатив в открытии решающих фактов.
Теперь известно, что броуновская частица представляет собой вечный двигатель второго рода и что её существование опровергает второй закон феноменологической термодинамики. Следовательно, броуновское движение принадлежит к области фактов, важных для этого закона. Возникает вопрос: можно ли открыть это отношение между броуновским движением и данным законом прямым путём, то есть путём проверки наблюдаемых следствий феноменологической теории без использования альтернативной теории теплоты? Этот вопрос легко распадается на два других вопроса:
Ответа на первый вопрос мы не знаем. Мы не знаем, что бы случилось, если бы в обсуждение не была вовлечена кинетическая теория. Однако я могу предположить, что в этом случае броуновская частица рассматривалась бы как некоторая странность (точно так же, как некоторые поразительные эффекты покойного профессора Эренхафта 5 ) и что она не заняла бы того решающего места, которое ей приписывает современная теория. Ответ на второй вопрос прост: нельзя. Посмотрим, что требуется для открытия несовместимости между феноменом броуновского движения и вторым законом термодинамики. Для этого требуется: а) измерить точное движение частицы, с тем чтобы установить изменение её кинетической энергии и энергии, потраченной на преодоление сопротивления жидкости, и б) точно измерить температуру и теплоту, переданную окружающей среде, для обоснования утверждения о том, что любая потер» в данном случае действительно компенсируется ростом энергии движущейся частицы и работой, затраченной на преодоление сопротивления жидкости.
Научно-популярные книги (сюда относятся и многие книги по философии науки) увеличивают известность фундаментальных постулатов теории, область её применения все более расширяется, а учёным-ортодоксам отпускают средства, в которых отказывают их противникам. Эмпирическая поддержка теории кажется громадной. Теперь шансы на рассмотрение альтернативных теорий действительно чрезвычайно малы, а конечный успех фундаментальных предположений квантовой теории и идеи дополнительности представляется несомненным.
В то же время достаточно очевидно, что этот видимый успех никоим образом нельзя рассматривать как признак истинности и соответствия с природой. Более того, возникает подозрение, что отсутствие значительных трудностей является результатом уменьшения эмпирического содержания, обусловленного устранением альтернатив и тех фактов, которые могли быть открыты с их помощью. Иными словами, возникает подозрение, что достигнутый успех обусловлен тем, что за время своего развития теория постепенно превратилась в жёсткую идеологию Такая идеология «успешна» не потому, что хорошо согласуется с фактами, — её успех объясняется тем, что факты были подобраны так, чтобы их невозможно было проверить, а некоторые — вообще устранены. Такой «успех» является целиком искусственным. Раз принято решение во что бы то ни стало придерживаться некоторых идей, то вполне естественно, что эти идеи сохранились. Если теперь первоначальное решение забыто или перестало быть явным, например если оно превратилось в привычку, то выживание этих идей само становится их независимой поддержкой, оно укрепляет принятое решение или делает его явным. Таким образом, круг замыкается. Именно так эмпирическое «свидетельство» может быть создано некоторой процедурой, которая получает оправдание в том самом свидетельстве, которое сама же создаёт.
Основные термины мифа были чётко зафиксированы, и мысль (которая в первую очередь приводит к такой фиксации) о том, что они являются копиями неизменных сущностей и что изменение их значений, если бы оно произошло, было бы обусловлено человеческим заблуждением, — эта мысль теперь становится весьма правдоподобной. Убеждённость в её справедливости подкрепляет все маневры, используемые для сохранения мифа (включая устранение оппонентов).
Действительно, как можно проверить или улучшить теорию, если она построена таким образом, что любое мыслимое событие можно описать и объяснить в терминах её принципов?
Единственный способ исследования таких всеохватывающих принципов может состоять в сравнении их с иным множеством столь же общих принципов, однако этот путь был исключён с самого начала. Следовательно, миф не имеет объективного значения, а продолжает существовать исключительно в результате усилий сообщества верящих в него и их лидеров — священников или Нобелевских лауреатов.
На мой взгляд, это самый решающий аргумент против любого метода, поддерживающего единообразие, — эмпирического или любого другого. Во всяком случае, любой такой метод есть метод обмана: он поддерживает невежественный конформизм, а говорит об истине; ведёт к порче духовных способностей, к ослаблению силы воображения, а говорит о глубоком понимании; разрушает наиболее ценный дар молодости — громадную силу воображения, а говорит об обучении.
Принцип пролиферации П.Файерабенда в философии науки
Фейерабенд назвал свою концепцию «эпистемологическим анархизмом». Что же это такое?
Принципы верификации и фальсификации в научном познании.
Верификация — (от лат. verificatio — доказательство, подтверждение) — понятие, используемое в логике и методологии научного познания для обозначения процесса установления истинности научных утверждений посредством их эмпирической проверки.
Проверка заключается в соотнесении утверждения с реальным положением дел с помощью наблюдения, измерения или эксперимента.
1. Непосредственная В. Эмпирической проверке подвергается само утверждение, говорящее о фактах действительности или экспериментальных данных.
2. Косвенное. Из утверждения выводится следствие, относящееся к таким объектам, которые можно наблюдать или измерять. Это следствие верифицируется непосредственно.
Принцип фальсификации не признаёт научным такое утверждение, которое подтверждается любыми другими утверждениями (порою даже взаимоисключающими), и не может быть даже в принципе опровергнуто. Существуют люди, для которых любое утверждение есть очередное доказательство того, что именно они были правы. Сообщишь такому что-нибудь, он в ответ: «А я что говорил!» Скажешь ему что-нибудь прямо противоположное, а он снова: «Вот видишь, я был прав!»
Пример: Ученый старается, чтобы научные концепции удовлетворяли принципу проверяемости (принципу верификации) или хотя бы принципу опровержимости (принципу фальсификации).
Принцип верификации утверждает: научно осмысленными являются только проверяемые утверждения.
Ученые самым тщательным образом проверяют открытия друг друга, а также свои собственные открытия. Этим они отличаются от людей, чуждых науке.
Различить то, что проверяется, и то, что в принципе невозможно проверить, помогает «круг Карнапа» (его обычно рассматривают в курсе философии в связи с темой «Неопозитивизм»). Не верифицируется (научно не осмысленно) утверждение: «Наташа любит Петю». Верифицируется (научно осмысленно) утверждение: «Наташа говорит, что любит Петю» или «Наташа говорит, что она – царевна лягушка».
Дата добавления: 2018-04-05 ; просмотров: 1142 ; Мы поможем в написании вашей работы!
Эпистемологический анархизм
Эпистемологический анархизм («анархистская теория познания») — релятивистская концепция, созданная философом науки, американцем австрийского происхождения Полом Фейерабендом и раскрытая в его работах, особенно в книге «Против метода». Этот подход провозглашает отсутствие каких-либо универсальных критериев истинности знания, а навязывание таких критериев государством или обществом рассматривает как препятствие для свободного развития науки. Каждый ученый волен развивать свою идею, какой бы абсурдной или устаревшей она ни казалась, а каждый из нас, в свою очередь, должен быть свободен в выборе, с какими из этих теорий соглашаться и каких взглядов придерживаться.
Приверженец эпистемологического анархизма не обосновывает никакой своей позиции и не заявляет о приверженности какой-либо общественной организации или типу идеологии. Он против всяких программ вообще.
Наука представляет собой по сути анархистское предприятие: теоретический анархизм более гуманен и прогрессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон и порядок.
— Пол Фейерабенд. «Против метода. Очерк анархистской теории познания» [1]
Содержание
Предпосылки возникновения
Концепция вырастает из критики ортодоксального научного подхода, в основе которого лежат два принципа:
Принципы эпистемологического анархизма
Методологически концепция эпистемологического анархизма отражена в двух основных принципах.
Принцип пролиферации
Термин «пролиферация» взят Фейерабендом из биологии, где он означает разрастание ткани организма путем размножения клеток.
Согласно этому принципу, от учёного требуется изобретать («размножать») и развивать различные концепции и теории, причем он не обязан согласовывать их с общепризнанными теориями.
Фейерабенд предлагает действовать контриндуктивно— использовать гипотезы, противоречащие хорошо подтвержденным теориям или обоснованным экспериментальным результатам. Таким образом, по мнению автора, можно избежать ограничения научной мысли догматами, авторитетом старых теорий, стандартизированным подходом к анализу фактов и т. д. А также, создание таких гипотез поможет лучше понять общепринятые теории, которые на данный момент считаются истинными. Многие свойства и слабые места теорий обнаруживаются не при сравнении их с фактами, а при сравнении их между собой.
Принцип несоизмеримости
Здесь концепция эпистемологического анархизма гласит, что различные теории невозможно сравнивать друг с другом с точки зрения истинности научного знания.
Фейерабенд считает, что создание четких универсальных стандартов в отделении истинного знания от ложного является искусственным и пагубно влияет на развитие знания.
«Идея метода, содержащего жесткие, неизменные и абсолютно обязательные принципы научной деятельности, сталкивается со значительными трудностями при сопоставлении с результатами исторического исследования. При этом выясняется, что не существует правила — сколь бы правдоподобным и эпистемологически обоснованным оно ни казалось, — которое в то или иное время не было бы нарушено».
— Пол Фейерабенд. «Против метода. Очерк анархистской теории познания» [1]
Наука может пребывать в двух «состояниях»: «период нормальной науки» — когда закрепившаяся парадигма развивается, ищутся решения проблем в рамках этой парадигмы, или период «научной революции» — когда старая парадигма изживает себя и происходит выбор новой парадигмы из множества предлагаемых подходов. В период «нормальной науки» теории могут быть сравнимы между собой с точки зрения приспособленности для решения поставленных парадигмой задач. Однако, разные парадигмы между собой не сравнимы.
В отличие от Куна, Фейерабенд вообще не допускает существования каких-либо критериев сравнения теорий или момента во времени, когда они могут быть сравнимы. Куновские два «состояния» науки для Фейерабенда только две противоположные тенденции — к сохранению и изменению. По его мнению, микрореволюции в науке происходят постоянно, а именно, когда какой-нибудь смелый ученый решается отойти от старых проверенных способов научного исследования или создает теорию, абсолютно не совместимую со старыми, и открывающую новые горизонты познания.
Таким образом, не существует правил, по которым можно отделить истинное знание от ложного или выяснить, какая из теорий лучше или хуже. Развивая эту мысль, Фейерабенд приходит к выводу, что нельзя утверждать, что научное знание более правильно и обоснованно, чем религиозное или мифологическое. Они являются равными между собой способами познания действительности, и отвергать какой-то из них будет потерей, а не приобретением.
«Дозволено всё» («Anything goes»)
Согласно эпистемологическому анархизму, единственный принцип, которого стоит придерживаться — это принцип «дозволено всё» («anything goes»). Согласно ему, каждый ученый волен изобретать свою собственную концепцию и защищать ее какими угодно аргументами. Причем аргументы отбираются в произвольном порядке, согласуясь с личными интересами, желанием произвести впечатление на других, от скуки, и т. д. Они не обязаны соответствовать требованию подтверждаемости опытом, фальсифицируемости или какому-то другому, кроме требования максимальной убедительности для остальных людей. Ученый может проводить пропаганду своих взглядов любыми доступными методами.
Отделить науку от государства
В свою очередь, каждый из нас должен быть свободен решать — поддерживать или не поддерживать теорию или гипотезу, которую отстаивает ученый. Ни государство, ни общество не может навязать человеку критерии отделения истинного знания от ложного.
В этой связи Фейерабенд высказывается именно за отделение науки от государства. По его мнению, стандартизированное образование, а также некие принятые для государственных научных учреждений воззрения, научные догмы, навязываемые людям, работающим в этой сфере, приводят к стагнации в науке, загоняют ее в тесные рамки.
В свете того, что для современного Фейерабенду общества было принято отделять науку от религии, считать их непримиримыми противоположностями, он приводит в пример такую выдающуюся личность, как Ньютон. Как известно, великий физик вдохновлялся идеей Бога, религиозными космогониями. Тот факт, что для Ньютона божественное послужило предпосылкой научного, указывает на то, что верность строгого отделения науки от религии и мифа по меньшей мере не однозначна.
Критика эпистемологического анархизма
Большинство критиков Фейерабенда соглашаются с его мнением об абстрактно рассматриваемом научном методе. Однако его эпистемологический анархизм, критикуя предшествующую Фейерабенду позитивистскую философию, доходит, по их мнению, до крайнего релятивизма, с одной стороны разрушая устаревшие догмы, а с другой превращаясь в абсурд. Изначальное утверждение Фейерабенда о существовании единственного принципа, не препятствующего прогрессу — принципа «Все сойдет» (Anything Goes), нелогично:
Все методологии имеют свои ограничения, и единственное «правило», которое сохраняет значение, таково: «Все сойдет».
Однако Фейерабенд и не говорит о том, что следует «не хотеть тонуть». Каждый имеет право выбора. И вариант «не утонуть» необязательно является истинно верным. Другими словами, похоже, что Фейерабенд не полагает стремление к истинности знания и объективности понятий о действительности важнейшей целью.
Наш первый шаг в критике обычных человеческих понятий и реакций состоит в том, чтобы выйти из круга и либо изобрести новую понятийную систему, например, новую теорию, которая входит в конфликт с наиболее прочно установленными результатами наблюдений и перевертывает наиболее правдоподобные теоретические принципы, либо же перенести такую систему из того, что вне науки, из религии, мифологии, из идей некомпетентных людей или из бреда сумасшедших.
Одна из проблем концепции заключается в том, что Фейерабенд размывает грань между способом изобретения научной теории и ее обоснования. Утверждая, что источником теории может быть все что угодно (см. цитату выше), он отрицает необходимость рационального обоснования теории, таким образом уводя свою концепцию в область крайнего релятивизма.
9. Эпистемологический методологический анархизм П
Эпистемологический анархизм П. Фейерабенда.
Фейерабенд назвал свою концепцию «эпистемологическим анархизмом». Что же это такое?
История науки подсказала Фейерабенду еще один аргумент в пользу анархизма: нет ни одного методологического правила, ни одной методологической нормы, которые не нарушались бы в то или иное врем тем или иным ученым. Более того, история показывает, что ученые часто действовали и вынуждены были действовать в прямом противоречии с существующими методологическими правилами. Отсюда следует, что вместо существующих и признанных методологических правил мы можем принять прямо противоположные им. Но и первые и вторые не будут универсальными. Поэтому философия науки вообще не должна стремиться к установлению каких-то правил научной игры.
Современное состояние аналитической философии науки можно охарактеризовать как кризис. Парадигма, созданная логическим позитивизмом, разрушена, выдвинуто множество альтернативных методологических концепций, но ни одна из них не может удовлетворительно решить стоящих проблем. Нет ни одного принципа, ни одной методологической нормы, которые не подвергались бы сомнению. В лице Фейерабенда аналитическая философия науки дошла до выступления против самой науки и до оправдания самых разных форм иррационализма. Однако если исчезает всякая грань между наукой и религией, между наукой и мифом, то должна исчезнуть и философия науки как
1.6.6. “Эпистемологический анархизм” П.Фейерабенда
Обладавший бурным темпераментом мятежный ученик К. Поппера и почитатель Л.Витгенштейна Пол Фейерабенд (Feyerabend, 1924–1994) был настроен более радикально. Он довел критические аргументы исторической постпозитивистской критики до логического конца, что, с одной стороны, явилось мощным средством разрушения устаревших догм, но с другой стороны, это, как известно, часто приводит к абсурду.
Позиция Фейерабенда, выражением которой стал принцип «anything goes» (все дозволено), получила название “эпистемологического анархизма”. Целью Фейерабенда было, «убедить читателя в том, что всякая методология – даже наиболее очевидная – имеет свои пределы…» (здесь и далее полужирным шрифтом обозначено выделение П. Фейерабенда) [Фейерабенд, с. 164–165].
Позиция Фейерабенда логически вытекает из его критики кумулятивной модели истории науки и двух его принципов: несоизмеримости и пролиферации.
Исходя из анализа истории науки, он, как и Кун, приходит к выводу о неверности прежней кумулятивной модели развития науки. История показывает, что часто старая теория не является частным случаем новой и не выводится («дедуцируется») из нее. Этой «дедуцируемости» не требует и последовательный принцип эмпиризма, суть которого состоит в утверждении, что «именно «опыт», «факты» или «экспериментальные результаты» служат мерилом успеха наших теорий… Это правило является важным элементом всех теорий подтверждения (confirmation) и подкрепления (corroboration)» [Фейерабенд, с. 160] (ср. п. 1.6.2). Но если старая теория не входит в новую, то они описывают факты с помощью терминов, имеющих разные значения, ибо сама теория детерминирует значение всех дескриптивных терминов теории, включая термины наблюдения, а также совокупность решаемых проблем и используемых методов. Тогда на смену прежнему принципу «инвариантности значений» должен прийти “тезис о несоизмеримости теорий”, утверждающий, что нет определенных однозначных логических и эмпирических критериев непредвзятой оценки конкурирующих теорий, с которой должны обязательно согласиться сторонники как одной, так и другой альтернативы.
Другим важным принципом концепции развития науки Фнйнрабенда является принцип теоретического и методологического плюрализма или «пролиферации» (proliferation – размножение) теорий и идей, основанный на том, что «опровержение (и подтверждение) теории необходимо связано с включением ее в семейство взаимно несовместимых альтернатив».
Фейерабенд утверждает, что развитие науки идет не путем сравнения теорий с эмпирическими фактами, а путем взаимной критики несовместимых теорий, учитывающей имеющиеся факты. Поэтому методологический принцип «пролиферации» теорий способствует развитию науки: “Мир, который мы хотим исследовать, представляет собой в значительной степени неизвестную сущность. Поэтому мы должны держать глаза открытыми и не ограничивать себя заранее” [Фейерабенд, с. 150].
Исходя из этого, он утверждает свой анархистский принцип: “единственным принципом, не препятствующим прогрессу, является принцип допустимо все (anything goes)” [Фейерабенд, с. 153]. С этой точки зрения оказываются бессмысленными методологические критерии верификационизма и фальсификационизма, а также принципы соответствия, недопустимости противоречия, избегания гипотез ad hoc, простоты и пр. Этот «анархистский» принцип, с точки зрения Фейерабенда, подтверждает история науки, которая демонстрирует, “что не существует правила,… которое в то или иное время не было бы нарушено… Такие нарушения не случайны… Напротив, они необходимы для прогресса науки” [Фейерабенд, с.153].
Эти центральные моменты своей концепции Фейерабенд иллюстрирует на примере описания способа, «с помощью которого Галилей справился с важным контраргументом против идеи вращения Земли». Фейерабенд подчеркивает, что «справился», а не «опроверг», ибо в этом случае мы имеем дело с изменением концептуальной системы (включающей «естественную интерпретацию»[2] – А.Л.), а также с несомненными попытками скрыть это обстоятельство» [Фейерабенд, с. 203]. Согласно Фейерабенду, Галилей меняет старую «естественную интерпретацию» на новую, используя внушение и пропагандистские уловки [Фейерабенд, с. 213].
Такова суть содержательной критики Фейерабендом предшествующей позитивистской философии науки. Но на этом он не останавливается и проводит свою логическую линию до конца, приходя к абсурду. Из тезиса о несоизмеримости теорий он выводит возможность защиты любой концепции от внешней критики,а отсюда равенство любых систем утверждений (характерная черта постмодернизма – широкого философского течения последней трети XX в.).
Такимобразом, из тезиса о несоизмеримости и принципа пролиферации Фейерабенд выводит типичный анархистский (и постмодернистский) тезис о том, что каждый делает что хочет[7], и эти «хотения» равны. Но по этой логике в данный список равных надо включать и каннибалов, и фашистов, и сторонников человеческих жертвоприношений. По этой логике надо предоставить ребенку выбор родного языка до того, как начать обучать языку. Этот абсурдный для нормального современного сознания результат является следствием отбрасывания общественного характера человеческой жизни, того, что отдельные люди и группы включены в более широкие общности, что накладывает на их свободу существенные ограничения.
Куновская модель как раз и учитывает это обстоятельство и позволяет рассматривать не только внутринаучные революции, но и сравнение упоминаемых Фейерабендом традиций, причем с учетом тезиса о несоизмеримости. Кстати, свободная дискуссия, ради обеспечения которой Фейерабенд предлагает изъять науку из школьного образования, логически невозможна в силу провозглашаемого им же тезиса о несоизмеримости (если это невозможно для разных теорий внутри естественной науки, то тем более невозможно для разных традиций мышления). Что же мы получим, если попробуем применить подход Т.Куна к заявленному Фейерабендом равенству науки и мифа, науки и религии?
С точки зрения куновской модели, “исторические феномены” науки и мифа представляют собой разные сообщества со своими парадигмами. В свое время эти сообщества не соприкасались и жили своей “нормальной” жизнью. Так, для охотников и собирателей, наверное, магическая картина мира, мир, наполненный духами, мог быть вполне адекватен их образу жизни. Но история последних столетий делает человечество все более взаимосвязанным. Это приводит к необходимости включать в свою жизнь мир техники и связанной с ней естественной науки (или изолироваться, если удается выпасть из этого мирового процесса). Столкновение мифологических сообществ с технологическими выводит первые из спокойного «нормального» в кризисное состояние, в них возникает конкуренция парадигм и сообществ. Развитие техники, порожденное научно-технической революцией XX в., способствует тому, что сообщество сторонников научно-технической парадигмы растет, а сообщество сторонников магической и мифологической парадигмы убывает.
Хорошо это или плохо? Это другой вопрос. С точки зрения Мартина Хайдеггера (1889–1976), развитие техники опасно и может погубить цивилизацию. С начала XX века это рассматривается как серьезная проблема (см. гл. 9). Хиросима и Чернобыль показали другие опасности научно-технического развития. Но изгнание науки из школ и уравнивание в правах с античным мифом не является решением этой проблемы.
Фейерабенд выступает против вытеснения наукой[8] практик парапсихологии[9] (известной у нас как экстрасенсорика) и астрологии, ссылаясь на успешность близкой им по духу восточной медицины. К этому же семейству практик можно добавить широко культивирующиеся на Западе постфрейдистские психологические практики, особенно с выходом в коллективное бессознательное (обзор их содержится в [Гроф, гл. 3]). Содержащийся в принципе пролиферации Фейерабенда призыв «держать глаза открытыми и не ограничивать себя заранее» и культивировать в культуре разнообразие вполне здрав. Но из него не следует, что надо некритически верить всему, что говорят, и что степень обоснованности, скажем, утверждений физики и астрологии равны.
Что касается различия между наукой и религией, то здесь просматривается несколько иная линия, чем в различии между наукой и мифом. Христианская религия, столкнувшись со сферой политической власти еще в Древнем Риме, изначально приняла принцип разделения “Богу – богово, кесарю – кесарево”. Тот же принцип был применен в Новое время по отношению к науке и технике: за религией осталась душа (внутренний мир человека), а в плане упорядочения мира природы (внешнего мира) первенство было отдано естественной науке, соответствующие же части Писания были переосмыслены как иносказания[10]. По тому же пути пошла приводимая Фейерабендом в качестве примера Япония, для которой европейская наука и техника были типичным историческим вызовом, на который надо было найти ответ, чтобы выжить. Наука и техника сегодня составляют некую общепризнанную данность (среду) в глобальном масштабе, но не благодаря «пропагандистским и рекламным акциям» и не «потому, что «научный рационализм выше всех альтернативных традиций» объективно (в рамках постпозитивизма нет места для подобного утверждения). Ситуация здесь, следуя постпозитивистской логике Куна, аналогична спору между, скажем, теорией относительности Эйнштейна и эфирными теориями. Сообщество в XX в. выбрало теорию Эйнштейна. Сторонники альтернативных теорий находятся в абсолютном меньшинстве, но живы. Возможно, в XXI в. что-то из их идей будет востребовано, но никаких оснований, скажем, давать на государственном уровне равный ресурс всем идеям, нет. Ресурс общества ограничен. Можно обсуждать минусы такой системы распределения ресурса, но нельзя брать в качестве альтернативы анархистский принцип.
Но Фейерабенд не признавал модели Куна. Он критиковал ее, исходя из принципов пролиферации и контриндукции. Фейерабенд полагал, что Кун ошибочно принял за два этапа две тенденции: стремление к устойчивости и стремление к пролиферации, которые сосуществуют одновременно. Особенно яро он выступал против куновской модели нормальной науки (см. его работу “Утешение для специалиста” в [Фейерабенд]): как и положено анархисту, он призывал к перманентной революции в науке. Однако, анализ структуры и истории физики (см. гл. 7 и 8) подтверждает модель Куна, а не Фейерабенда – деление на «нормальную» науку и «революцию» справедливо, хотя «нормальная» наука и не сводится к решению головоломок (см. гл. 8) – предмет критики Фейерабенда (хотя, например, в открытии структуры ДНК работа типа решения головоломки составляла существенную часть). Таким образом фейерабендовская критика Куна неадекватна. Что же касается критики предшествовавшего позитивизма с позиций антикумулятивизма и тезиса о несоизмеримости теорий, он оказывается в одной компании с Куном.
Позиция Фейерабенда напоминает позицию древнегреческих софистов. Последние указали на проблемы, которые затем решались Сократом, Платоном и Аристотелем. Мне представляется, что проблемы, высвеченные Фейерабендом, во многом были решены концепцией Куна, суть которой составляет система названных четырех взаимосвязанных понятий. В этом смысле куновскую концепцию (критическая часть которой, во многом совпадающая с критикой Фейерабенда, легла в основание постмодернизма) можно отнести к «постпостмодернизму», т.е. к позитивным концепциям, учитывающим проблемы, поставленные постмодернистами.
[1] Совместимость теорий T1 и T2 предполагает, что в Т1 нет предложения, которое противоречило бы предложению из Т2.
[2] Фейерабенд утверждает, что «существует не два отдельных акта: один – появление феномена, другой – выражение его с помощью подходящего высказывания, – а лишь один : произнесение в определенной ситуации наблюдения высказывания… «камень падает по прямой линии»». «Источник и влияние умственных операций» он называет «естественными интерпретациями»[2]» [Фейерабенд, с. 204–205]. Их можно рассматривать как форму «теоретической нагруженности» опытных данных, о которой говорят все постпозитивисты.
[3] «Для объективного познания необходимо разнообразие мнений. И метод, поощряющий такое разнообразие, является единственным, совместимым с гуманистической позицией» [Фейерабенд, с.185, 166, 178].
[4] «Свободное общество есть общество, в котором всем традициям предоставлены равные права и одинаковый доступ к центрам власти» [Фейерабенд, с. 517].
[5] “Научное образование (как оно осуществляется в наших школах) несовместимо с позицией гуманизма… Поскольку принятие или непринятие той или иной идеологии следует предоставлять самому индивиду, постольку отсюда следует, что отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки – этого наиболее современного, наиболее агрессивного и наиболее догматического религиозного института. Такое отделение – наш единственный шанс достичь того гуманизма, на который мы способны…” [Фейерабенд, с. 150, 450].
[6] Они тоже вводят представление о скрытом (тайном) как источнике яв(лен)ного. Такими источниками являются духи в магии, античные боги в античной мифологии, единый и всемогущий Бог в мировых религиях. В естественнонаучной картине мира эту функцию выполняет естественнонаучный механизм.
[7] «Каждый должен иметь возможность жить так, как ему нравится» [Фейерабенд, с. 510]
[8] Надо отметить, что критикуемый образ науки у него позитивистский и реалистический, отвечающий первой половине XX в., а не постпозитивистский Куна и Лакатоса.
[9] Парапсихология возникает в конце XIX в. как движение представителей естественной науки, пытающихся проверить наличие паранормальных явлений (телепатии, ясновидения и телекинеза), исходя из естественнонаучных критериев.
[10] На Западе христианские религии, по исходной идее (которая не соблюдалась в средние века) связаны с внутренним миром человека, и конкурируют между собой на другом поле, на котором в Новое время был провозглашен принцип плюрализма – сосуществование религиозных сообществ. Это не исключает конкуренции, для описания которой куновская модель может оказаться тоже полезной.