в каком классе вступали в пионеры
Что в СССР делали пионеры, как принимали в комсомол и кто такие октябрята?
После победы Октябрьской революции в различных городах возникли красные детские организации, группы и объединения. 19 мая 1922 года 2-я Всероссийская конференция комсомола приняла решение о повсеместном создании пионерских отрядов.
В первые годы советской власти пионеры помогали беспризорникам и боролись с безграмотностью, собирали книги и устраивали библиотеки, занимались в технических кружках, ухаживали за животными, ходили в геологические походы, в экспедиции по изучению природы, собирали лекарственные растения. Пионеры работали в колхозах, на полях, охраняли урожай и колхозное имущество, писали письма в газеты или в соответствующие органы власти о нарушениях, которые замечали вокруг.
Подробней об истории пионерского движения читайте в материале >>
«АиФ» вспоминает, как в советское время принимали в октябрята, пионеры и кто мог стать комсомольцем.
С какого класса принимали в октябрята?
Октябрятами становились школьники 1–3-х классов, объединяемые на добровольных началах в группы при пионерской дружине школы. Группами руководили вожатые из числа пионеров или комсомольцев школы. В этих группах дети готовились ко вступлению во Всесоюзную пионерскую организацию имени В. И. Ленина.
При вступлении в ряды октябрят детям выдавался нагрудный значок — пятиконечная звезда с детским портретом Ленина. Символом был красный октябрьский флажок.
В честь победы Октябрьской революции с 1923 года школьников называли «октябрята». Октябрята объединялись в звёздочки (аналог пионерского звена) — 5 октябрят и ещё «серп» и «молот» — вожатый звёздочки и его помощник. В звёздочке октябрёнок мог занять одну из должностей — командир, цветовод, санитар, библиотекарь или физкультурник.
В последние десятилетия советской власти в октябрята принимали всех подряд учеников начальной школы, обычно уже в первом классе.
Кого принимали в пионеры?
В пионерскую организацию принимались школьники в возрасте от 9 до 14 лет. Формально приём осуществлялся на добровольной основе. Отбор кандидатов производился открытым голосованием на сборе пионерского отряда (обычно соответствовавшего классу) или на высшем — на уровне школы — пионерском органе: на Совете дружины.
Ученик, вступающий в пионерскую организацию, на пионерской линейке давал Торжественное обещание пионера Советского Союза (текст обещания в 1980-х годах можно было увидеть на задней обложке школьных тетрадей). Коммунист, комсомолец или старший пионер вручал новичку красный пионерский галстук и пионерский значок. Пионерский галстук был символом принадлежности к пионерской организации, частицей её знамени. Три конца галстука символизировали нерушимую связь трёх поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров; пионер был обязан заботиться о своём галстуке и беречь его.
Приветствием пионеров был салют — поднятая чуть выше головы рука демонстрировала, что пионер ставит общественные интересы выше личных. «Будь готов!» — призывал пионеров вожатый и слышал в ответ: «Всегда готов!»
Как правило, в пионеры принимали в торжественной обстановке во время коммунистических праздников в памятных историко-революционных местах, например 22 апреля возле памятника В. И. Ленину.
К членам организации, нарушившим Законы пионеров Советского Союза, применялись наказания: обсуждение на сборе звена, отряда, совета дружины; замечание; предупреждение об исключении; как крайняя мера — исключение из пионерской организации. Исключить из пионеров могли за неудовлетворительное поведение и хулиганство.
Сбор металлолома и макулатуры и другие виды общественно-полезной работы, помощь младшеклассникам, участие в военно-спортивных «Зарницах», занятия в кружках и, конечно, отличная учёба — вот чем были наполнены пионерские будни.
Как становились комсомольцами?
Комсомольцами становились с 14 лет. Приём проводили индивидуально. Для подачи заявления нужна была рекомендация коммуниста или двух комсомольцев со стажем не менее 10 месяцев. После этого заявление могли принять к рассмотрению в школьной комсомольской организации, а могли и не принять, если не считали подателя достойной фигурой.
Тем, чьё заявление приняли, назначали собеседование с комитетом комсомола (советом комсоргов) и представителем райкома. Чтобы пройти собеседование, нужно было выучить устав ВЛКСМ, имена ключевых вождей комсомола и партии, важные даты и главное — ответить на вопрос: «Почему ты хочешь стать комсомольцем?».
Любой из членов комитета мог на испытательном этапе задать каверзный вопрос. Если кандидат успешно проходил собеседование, ему вручали комсомольский билет, в котором документировалась уплата взносов. Школьники и студенты платили 2 коп. в месяц, работающие — один процент от зарплаты.
Исключить из комсомола могли за разгильдяйство, посещение церкви, за неуплату членских взносов, за семейные неурядицы. Исключение из организации грозило отсутствием хорошей перспективы и карьеры в будущем. Бывший комсомолец не имел права вступить в партию, уехать за границу, в некоторых случаях ему грозило увольнение с работы.
Что в СССР делали пионеры, как принимали в комсомол и кто такие октябрята?
После победы Октябрьской революции в различных городах возникли красные детские организации, группы и объединения. 19 мая 1922 года 2-я Всероссийская конференция комсомола приняла решение о повсеместном создании пионерских отрядов.
В первые годы советской власти пионеры помогали беспризорникам и боролись с безграмотностью, собирали книги и устраивали библиотеки, занимались в технических кружках, ухаживали за животными, ходили в геологические походы, в экспедиции по изучению природы, собирали лекарственные растения. Пионеры работали в колхозах, на полях, охраняли урожай и колхозное имущество, писали письма в газеты или в соответствующие органы власти о нарушениях, которые замечали вокруг.
С какого класса принимали в октябрята?
Октябрятами становились школьники 1–3-х классов, объединяемые на добровольных началах в группы при пионерской дружине школы. Группами руководили вожатые из числа пионеров или комсомольцев школы. В этих группах дети готовились ко вступлению во Всесоюзную пионерскую организацию имени В. И. Ленина.
При вступлении в ряды октябрят детям выдавался нагрудный значок — пятиконечная звезда с детским портретом Ленина. Символом был красный октябрьский флажок.
В честь победы Октябрьской революции с 1923 года школьников называли «октябрята». Октябрята объединялись в звёздочки (аналог пионерского звена) — 5 октябрят и ещё «серп» и «молот» — вожатый звёздочки и его помощник. В звёздочке октябрёнок мог занять одну из должностей — командир, цветовод, санитар, библиотекарь или физкультурник.
В последние десятилетия советской власти в октябрята принимали всех подряд учеников начальной школы, обычно уже в первом классе.
— Октябрята — будущие пионеры.
— Октябрята, прилежные ребята, хорошо учаться, любят школу, уважают старших.
— Октябрята, честные и правдивые ребята.
— Октябрята, дружные ребята, читают и рисуют, играют и поют, весело живут.
Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут.
Кого принимали в пионеры?
В пионерскую организацию принимались школьники в возрасте от 9 до 14 лет. Формально приём осуществлялся на добровольной основе. Отбор кандидатов производился открытым голосованием на сборе пионерского отряда (обычно соответствовавшего классу) или на высшем — на уровне школы — пионерском органе: на Совете дружины.
Ученик, вступающий в пионерскую организацию, на пионерской линейке давал Торжественное обещание пионера Советского Союза (текст обещания в 1980-х годах можно было увидеть на задней обложке школьных тетрадей). Коммунист, комсомолец или старший пионер вручал новичку красный пионерский галстук и пионерский значок. Пионерский галстук был символом принадлежности к пионерской организации, частицей её знамени. Три конца галстука символизировали нерушимую связь трёх поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров; пионер был обязан заботиться о своём галстуке и беречь его.
Приветствием пионеров был салют — поднятая чуть выше головы рука демонстрировала, что пионер ставит общественные интересы выше личных. «Будь готов!» — призывал пионеров вожатый и слышал в ответ: «Всегда готов!»
Как правило, в пионеры принимали в торжественной обстановке во время коммунистических праздников в памятных историко-революционных местах, например 22 апреля возле памятника В. И. Ленину.
К членам организации, нарушившим Законы пионеров Советского Союза, применялись наказания: обсуждение на сборе звена, отряда, совета дружины; замечание; предупреждение об исключении; как крайняя мера — исключение из пионерской организации. Исключить из пионеров могли за неудовлетворительное поведение и хулиганство.
Сбор металлолома и макулатуры и другие виды общественно-полезной работы, помощь младшеклассникам, участие в военно-спортивных «Зарницах», занятия в кружках и, конечно, отличная учёба — вот чем были наполнены пионерские будни.
Законы пионеров Советского Союза
Пионер предан Родине, партии, коммунизму.
Пионер готовится стать комсомольцем.
Пионер равняется на героев борьбы и труда.
Пионер чтит память погибших борцов и готовится стать защитником Отечества.
Пионер лучший в учебе, труде и спорте.
Пионер — честный и верный товарищ, всегда смело стоящий за правду.
Пионер — товарищ и вожатый октябрят.
Пионер — друг пионерам и детям трудящихся всех стран.
Пионер честен и правдив. Его слово — как гранит.
Пионер не валяется в постели утром, а поднимается сразу, как ванька-встанька.
Пионеры стелют постели своими, а не чужими руками.
Пионеры моются тщательно, не забывая мыть шею и уши, чистят зубы и помнят, что зубы — друзья желудка.
Пионеры точны и аккуратны.
Пионеры стоят и сидят прямо, не горбясь.
Пионеры не боятся предлагать свои услуги людям. Пионеры не курят; курящий пионер уже не пионер.
Пионеры не держат руки в карманах; держащий руки в карманах не всегда готов.
Пионеры охраняют полезных животных.
Пионеры помнят всегда свои обычаи и законы.
Как становились комсомольцами?
Комсомольцами становились с 14 лет. Приём проводили индивидуально. Для подачи заявления нужна была рекомендация коммуниста или двух комсомольцев со стажем не менее 10 месяцев. После этого заявление могли принять к рассмотрению в школьной комсомольской организации, а могли и не принять, если не считали подателя достойной фигурой.
Тем, чьё заявление приняли, назначали собеседование с комитетом комсомола (советом комсоргов) и представителем райкома. Чтобы пройти собеседование, нужно было выучить устав ВЛКСМ, имена ключевых вождей комсомола и партии, важные даты и главное — ответить на вопрос: «Почему ты хочешь стать комсомольцем?».
Любой из членов комитета мог на испытательном этапе задать каверзный вопрос. Если кандидат успешно проходил собеседование, ему вручали комсомольский билет, в котором документировалась уплата взносов. Школьники и студенты платили 2 коп. в месяц, работающие — один процент от зарплаты.
Исключить из комсомола могли за разгильдяйство, посещение церкви, за неуплату членских взносов, за семейные неурядицы. Исключение из организации грозило отсутствием хорошей перспективы и карьеры в будущем. Бывший комсомолец не имел права вступить в партию, уехать за границу, в некоторых случаях ему грозило увольнение с работы.
УСТАВ ВСЕСОЮЗНОГО ЛЕНИНСКОГО КОММУНИСТИЧЕСКОГО СОЮЗА МОЛОДЕЖИ
Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи — самодеятельная общественная организация, объединяющая в своих рядах широкие массы передовой советской молодежи. Комсомол — активный помощник и резерв Коммунистической партии Советского Союза, являющейся руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций.
Весь смысл своей деятельности комсомол видит в осуществлении решений партии и Советского правительства, претворении в жизнь великой Программы построения коммунистического общества в СССР. Верный ленинским заветам, ВЛКСМ помогает партии воспитывать молодежь в духе коммунизма, неукоснительного соблюдения Конституции СССР и советских законов, вовлекать ее в практическое строительство нового общества, готовить поколение всесторонне развитых людей, которые будут жить, работать и управлять общественными делами при коммунизме.
Величайшая честь для комсомольца — стать членом КПСС. ВЛКСМ работает под руководством Коммунистической партии Советского Союза, является активным проводником политики партии во всех областях коммунистического строительства. Сила комсомола — в руководстве КПСС, в идейной убежденности и преданности делу партии, в сознательной дисциплине, единстве его рядов. Комсомол учится у партии по-ленински жить, работать, бороться и побеждать.
Главная задача Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи — воспитывать юношей и девушек на великих идеях марксизма-ленинизма, на героических традициях революционной борьбы, на примерах самоотверженного труда рабочих, колхозников, интеллигенции, вырабатывать и укреплять у молодого поколения классовый подход ко всем явлениям общественной жизни, готовить стойких, высокообразованных, любящих труд молодых строителей коммунизма.
Священный долг комсомола — готовить молодежь к защите социалистической Родины, воспитывать самоотверженных патриотов, способных дать решительный отпор нападению любого врага. Комсомол воспитывает у юношей и девушек глубокое уважение к государственным Гербу, Флагу, Гимну СССР, олицетворяющим героическую историю, мощь и величие социалистической Отчизны.
Что нужно было сделать, чтобы стать пионером?
Современной молодежи трудно объяснить суть пионерского движения. Люди которые жили в период существования Советского Союза прекрасно помнят субботники, сбор макулатуры и металлолома.
Стать пионером было достаточно не просто. Принимали не просто школьника, которому исполнилось десять лет. Существовали определенные критерии отбора. Но если ребенок становился пионером, то это событие он запоминал навсегда.
Исторические сведения
Для каждого пионера 19 мая является знаменательной датой. Именно тогда праздновали «День Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина». Но этот праздник изначально могли бы отмечать другого числа.
В 1918 году большевики пытались сформировать отряд коммунистов, но этому помешала Гражданская война. Тогда идея отошла на второй план.
Осенью 1921 года принято решение о создании политического объединения, в которой будут состоять дети. Она называлась «Спартак». Тогда в Москве было несколько подобным организаций. В мае появилась идея создать именно пионерское движение. Тогда и был написан легендарный гимн пионеров «Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы пионеры — дети рабочих». Текст придумал поэт и писатель Александр Жаров, музыку — композитор Сергей Кайдан-Дешкин.
Посвящение в пионеры
Дети по своей воле вступали в ряды пионеров. Это мог сделать каждый школьник, которому еще не исполнилось 14 лет. В таком возрасте ученик уже не мог быть октябренком.
При отборе учитывались оценки ребенка и его поведение. Сначала вопрос подымался внутри его класса, а потом уже на общем собрании всей школьной дружины. Некоторые в принципе не могли стать пионерами. К этой категории относились те, кто не имел особых достижений и дети верующих людей.
Почетное звание пионера школьники обычно получали на торжественном мероприятии 22 апреля. Церемония чаще всего проходила возле памятника Владимира Ленина или в большом актовом зале.
В завершении все пионеры поднимали руку по диагонали над головой и громко произносили девиз «Будь готов! Всегда готов!».
Отряды и звенья
После посвящения класс становился пионерским отрядом. Ответственность за учеников нес вожатый — старшеклассник, которого называли в честь погибшего воина или известного пионера. Отряд в свою очередь состоял из звеньев. А все отряды вместе назывались школьной дружиной.
Занимались пионеры не только учебой, и подготовкой к поступлению в комсомол. По субботам проводили уборку в парках на благо общественному развитию, собирали макулатуру и металлолом.
Лишиться звания пионера было не так уж и сложно. В первом случае, ученик поступал в ряды комсомольцев и ему уже исполнилось 14 лет. Либо же по решению школьной дружины подростка могли исключить за плохое поведение и неуспеваемость.
«Это слишком жестко для ребенка» Последние пионеры СССР — о крахе страны и ее идеологии
В ступление в пионерскую организацию было для гражданина СССР обязательным этапом жизни, одним из важных социальных ритуалов, делающих его частью советского общества. Те, кого принимали в юные пионеры на излете Советского Союза, в 1991 году, в 2021-м перешагивают сорокалетний рубеж. «Лента.ру» попросила последних юных ленинцев рассказать о том, чем для них была пионерская организация и что они почувствовали, когда ее внезапно не стало.
«Тебя в семь лет учат умереть за воображаемый склад»
У меня была книжка «Хочу все знать», или что-то вроде этого, где была целая глава, посвященная пионерии, коммунистической партии, красным флагам… Вплоть до того, что там были выдержки из дневника Че Гевары — получается, я их еще октябренком прочитал. Это вызывало у меня неподдельный восторг: вот я октябренок и скоро стану пионером, буду делать всякие полезные вещи, собирать металлолом.
Я даже нашел какую-то ржавую железяку, наполовину вкопанную в землю. Глядя на нее, я представлял себе, что, когда у нас будет пионерский отряд, мы откопаем ее, сдадим в металлолом и будем вот такие молодцы.
Время шло вперед, и того, что происходило в политике страны, я особо не улавливал. Это все было далеко от меня, да и от остальных ребят тоже. Я помню, что, когда нас принимали, одна девочка из нашего класса отказалась стать пионеркой, и на нее все смотрели как на белую ворону: «Как так? Ты не хочешь быть пионеркой?!»
Когда нас наконец приняли в пионеры, было дичайшее разочарование — никаких серьезных дел в результате так и не началось. Никто не таскал металлолом, не собирал макулатуру. Но все было строго — сменка и красный галстук у тебя должны быть обязательно, иначе в школу не пустят.
Один раз меня не пустили, когда я сжег утюгом свой красный, а точнее оранжевый галстук. Их делали из самой дешевой, самой хреновой синтетической ткани, которая налипала на утюг, а резервного у меня не было.
Школа у нас была очень странная. Она была нетиповой, это было большое дореволюционное здание с двумя классными лестницами во флигелях, которая раньше была больницей, а потом стала школой.
На втором этаже у нас были огромные шестиметровые потолки, а на лестничной площадке между директорской и учительской стояла гигантская пятиметровая белая статуя Ленина с транспарантом «Учиться, учиться и учиться». Ширинка штанов статуи находилась примерно на уровне роста ученика. И однажды кто-то нарисовал на белоснежных брюках Ильича большой зеленый *** [член].
После этого директор нашей школы долбанулся наглухо и поставил по бокам от Ленина двух дежурных — охранять его, вроде как пост номер один
Но этого ему показалось мало. Лестница в этом старом дореволюционном здании была очень широкой. Чтобы никто не бегал (здание-то аварийное), директор расставлял дежурный класс по всей лестнице, ровно посередине нее, боком к входу, не держась за руки, а на расстоянии половины пролета, чтобы восходящий поток шел у тебя перед лицом, а нисходящий — за спиной, и люди не перемешивались. То есть по правой стороне лестницы люди поднимаются, а по левой спускаются, и ты стоишь в виде такой дорожной разметки. Еще двое дежурят возле Ленина, и еще по паре — в каждом коридоре.
Каждому классу выпадало дежурить раз-два в месяц, он на пять минут раньше снимался с уроков и на пять минут позже приходил — нужно было успеть выстроиться в эту разметку до звонка. Было две смены. Пересменка происходила в два часа дня, а последний урок первой смены заканчивался в 13:15-13:25 — то есть между первой и второй сменой было около 40 минут.
Внизу у нас был большой парадный холл с раздевалкой, столовой и всем остальным, и вход на эту парадную лестницу. Дежурный класс выстраивался в виде омоновской шеренги на первом этаже возле лестницы и следил, чтобы пока первая смена не спустится, вторая смена не заходила наверх.
Если человек спустился и забыл что-то наверху, мы его обратно уже не пускали. Те же, кому надо было наверх, пытались сгруппироваться и пробить эту шеренгу. Иногда это им удавалось, в особенности старшеклассникам. Мы, естественно, бились как львы, потому что ведь порядок нужно поддерживать! Плескали в других какими-то жидкостями, кусались, били. Естественно, будучи на другой стороне, мы сами пытались прорвать оцепление. Меня однажды за особую ретивость вызвали и сказали, что «а вот так уже делать нельзя — они нарушают, но и ты нарушаешь».
На следующий год мы проходили в галстуках пару месяцев, постепенно контроль за их ношением снижался, и как-то вдруг все постепенно перестали их носить, один за другим. Но тогда же появилась тема с вольной одеждой, и люди стали приходить в школу в джинсах, в футболках.
Они отказались от формы не потому, что она им надоела, а потому, что она была в дичайшем дефиците. Поэтому одевались кто во что горазд. Если она и была, то не подходила по размеру. Эти мешковатые штаны и пиджак на три размера больше я помню хорошо
Ленина убрали только после октября 1993 года — он стоял долго, посреди дикого капитализма Гайдара и Чубайса. Потом наконец директору намекнули, что статуя выглядит как анахронизм и может вызвать определенные вопросы: власть-то сменилась, какой еще Ленин? И у нас произошел ленинопад, но он был тихим. Мы пришли в школу — а Ленина нет, и поста номер один нет. Ходили слухи, что Ленина поставили на вторую лестницу, которую директор завалил каким-то хламом. Может быть, он там стоит до сих пор. Возможно, когда школу наконец начнут приводить в порядок, рабочие найдут на второй лестнице того самого Ленина с подрисованным зеленым фломастером пенисом.
Вообще, я был очень сильно индоктринирован советской пропагандой. Какие-то книжки, рассказы… Я прочитал «Повесть о настоящем человеке», и меня она дико вштырила. Советский патриотизм, правильность этого мироустройства глубоко во мне сидели. Они просто разрушились, произошла естественная эрозия, и они ничем таким не заменились. Я не прозрел в одночасье, не признал внезапно, что все это — говно.
Но пионером я перестал быть гораздо раньше. Ведь жестокое разочарование наступило у меня сразу после церемонии принятия в пионеры. Я, как истинно верующий, подошел к учительнице и спросил, когда мы уже начнем металлолом собирать. Она на меня посмотрела как на идиота. Как раз в этот момент это и произошло: когда я понял, что это фуфло, что все, что я читал, неправда.
Проходят годы, и у тебя просто появляется тупая ритуальная обязанность носить галстук, и тебя тупо бьют за то, что ты без него, а если ты его сжег утюгом, то у тебя паническая атака. Ты понимаешь, что статус пионера доставляет тебе только дискомфорт, а ничего крутого не происходит. Соответственно, когда этот статус отвалился, сожаления не было никакого
Хотя по большому счету хорошо, когда педагоги занимаются воспитанием детей в стиле скаутского движения, с которого пионерию и слизали, — с какими-нибудь нашивками за достижения, выездами на природу, смешными ритуалами… Потому что это интересная игра для детей, способная научить их чему-то хорошему. Например — работать в команде, чувству ответственности.
А есть другая ситуация. Может быть, помнишь рассказ о том, как старшие мальчики играли в солдатиков в парке, приняли в игру мальчика помладше и поставили его в качестве постового, и он стоял до ночи, потому что про него забыли, а он был очень ответственный? Стоял и охранял воображаемый склад, пока не подошел дяденька милиционер и не сказал: «Свободен! Я тебя отпускаю с караула!» Вот это стандартная индоктринирующая советская история. Это слишком жестко для ребенка, это звериная серьезность.
Когда тебя готовят умереть в семь лет за воображаемый склад — это не очень хорошая история. А когда тебя учат петь под гитару у костра, вязать узлы и, ловко балансируя, переходить ручьи или вместе решать какие-то задачи — это другое. Школьный «Брейн-ринг» дал мне гораздо больше, чем вся пионерская организация. Ведь эта игра научила меня взаимовыручке, командной работе и быстро соображать. Не форма, не галстук, не устав и не история о том, что на часах надо стоять, пока не умрешь или пока тебя не отпустит милиционер.
«В воздухе витало ощущение запущенности»
Мне казалось, что пионерия — это некое общее дело, которым мы будем заниматься вместе с друзьями. Не просто будем хорошими сами по себе, а целенаправленно. Вся пионерская история воспринималась как кружок, в котором нужно будет выполнять задания, нацеленные на увеличение добра вокруг (даже не в мире). Было приятно ощутить себя полезным и правильным.
Что такое пионерское движение, я знал только по детским книгам (вроде Тимура с командой). Мне хотелось туда, потому что это было здорово — вместе с друзьями заниматься чем-то интересным. У нас был хороший класс, мы дружили не только группами, но и все вместе с удовольствием общались.
В то время я, как наивный идеалист, видел все в радужных цветах. Может быть, оттого, что меня воспитывали мама и бабушка, а в классе была очень уютная и домашняя училка. Мы были какими-то одуванчиками. Не было строгости, не было какой-то жуткой «советской ответственности». Поэтому быть пионером было здорово.
У меня легкий синдром дефицита внимания (СДВГ) — мне вообще бывает странно осмыслить что-то в отрыве от собственных фантазий. Поэтому непонятные, большие, сложные и не касающиеся непосредственно меня вещи я очень сильно упрощал, они ускользали из фокуса внимания. Гораздо понятнее была прикладная сторона пионерской жизни: быть вежливым, добрым, собирать макулатуру, металлолом.
Особенно понятно было следование правилам, потому что ритуальная сторона для эсдэвэгэшников — норма жизни. Чтобы избежать внутреннего дискомфорта, я стараюсь придерживаться стандартного поведения. Поэтому все, что помогает упорядочивать, воспринимается нами хорошо или нормально. Без удивления. Мне вообще это казалось большой игрой: можно что-то делать, за что тебя похвалят, так почему бы и нет?
Торжественная линейка, на которой мы читали пионерскую клятву, стала моим очень ярким воспоминанием. Всем классом обсудили перспективы: еще несколько лет — и комсомол. И мы серьезно обсуждали, кто пойдет, а кто не хочет.
Но в то время уже в воздухе витало ощущение запущенности и жесткости. С самого начала в речах взрослых о пионерах чувствовался пафос. Скорее всего, потому что они сами не сильно верили (на фоне происходящего) в то, о чем говорили
Линейка была в апреле, перед окончанием учебы. А уже осенью я перешел в новую школу. Вот там было уже как-то не по-детски, не так наивно, и на меня смотрели с удивлением. То ли район другой, то ли в школе иначе вели обучение, но слово «пионер» там было скорее ругательством.
Было сначала странно, а потом и обидно, что новые одноклассники обесценивают то, что я считал правильным. Пионерские идеалы — это очень банальный, в общем-то, уклад. В них нет ничего сверх обычного, кроме какого-то душевного аванса — быть правильным из принципа. И вот над этим принципом посмеивались.
Какое-то время я носил галстук, стараясь следовать тому самому принципу. Но пара преподавателей как-то не очень лестно упомянула эту привычку, и мне не захотелось выделяться (я и без того был своеобразный).
В итоге галстук сначала лежал в шкафу на средней полке, потом переехал куда-то наверх, а потом и вовсе потерялся. Но рисовать я на нем, как многие другие, ничего не стал. Было обидно — это был символ моих светлых ожиданий от будущего.
Что касается родителей, то папа «предвидел» и регулярно обсуждал происходящее. Но поскольку он крутился сам (сразу после издания закона о кооперативах он организовал такой и занимался кучей всего — предпринимательствовал), то происходящее воспринимал с энтузиазмом. Он не питал никаких иллюзий относительно советской власти (собственно, как и к власти вообще) и дичайше не переносил коммунистов. Ему государственная идеология была противна крайне. Кроме того, он долгое время был в системе — инспектором уголовного розыска. Ушел, сильно разочаровавшись.
Мама относилась нейтрально-настороженно: крупные перемены чреваты ухудшением личного благополучия, а семью нужно сохранить, детей кормить.
Когда прошла эйфория от смены власти при Ельцине (или, вернее, Ельциным), то не было каких-то потрясений, сомнений в том, как быть и что делать: папа пытался вести бизнес, мама держала дом. Было не сложнее и не страшнее, чем при СССР.
Что касается пионерии, то для них это был остаток Идеологически Неприятного Режима. Вроде как отвалилось — и слава богу! Хотя папа, при всей своей нелюбви к коммунистической идеологии и в целом понятийном отношении к жизни, меня ни разу не кошмарил в связи с тем, что я был пионером. Без лишнего трепета, без пафоса и попыток разуверить. Пионер? Хорошо. Молодец.
Вообще, пионерское движение как воспитание в нормализованной культуре — вещь полезная. Аналогично и Юнармия. Это хороший инструмент для формирования мировоззрения. Плохо то, что в обоих случаях перекос случается в очень узкие и политизированные нормы. В этом смысле оба инструмента в том виде, в каком мы их знали (пионерия) и знаем (Юнармия), плохи.
Зачем детям политика? Сформировать понимание политики можно в общих чертах. При большом желании и гуманистические идеалы можно извратить. Та же сегрегация, упор на духовные скрепы — лишнее. Поэтому в текущем виде молодежное движение несколько однобоко. Хорошо, что оно не единственное, — можно все-таки выбирать.
«Градус ответственности быстро снижался»
Светлана Пасечник, Москва:
В то время меня все устраивало, это были лучшие годы моей жизни. Мы много ездили по пригородам, катались на велосипедах. Было очень спокойно. Если я боялась зайти в подъезд, потому что там стояла шумная компания, то ловила на улице любого незнакомого мужчину и просила меня проводить до квартиры. Проблемы были смешными: например, забыла школьную форму, пришла в вязаном платье, все в классе посмеялись.
Ленин, конечно, не был богом, но именно он преподносился как человек, благодаря которому у нас есть это спокойствие и безопасность. Он пришел, сделал революцию, к власти пришли те, кто надо, и теперь мы живем в прекрасном процветающем обществе. Никаких других исторических личностей в моем уме тогда не было.
Родители мои постоянно учились, продвигались в аспирантуру, — мы просто были погружены в то, как «хорошо в стране советской жить». Если что-то и доносилось про Запад — так это про технологии, вкусняшки или что-то в этом роде.
У меня родственники и знакомые ездили, скажем, в Германию, привозили — до сих пор помню — мармеладных мишек. Мы их ели по одному, обсасывая по полчаса, пока он не «умрет», не позволяли себе его жевать. Было представление о том, что за границей есть какие-то крутые ништяки, которых нет у нас.
Мне повезло, я не знала, что существуют серьезные препоны для того, чтобы выехать за границу, потому что мой отец много ездил по всяким командировкам и брал меня с собой. Я была в Литве, в Латвии — в Риге… Это, конечно, был СССР, но для нас это все равно было что-то другое, ведь они разговаривали на другом языке. Так что для меня это была такая же заграница, как, скажем, Франция.
Что касается пионерии, я всегда боялась, что меня могут не принять, потому что за поведение у меня всегда был «неуд» — такой уж у меня характер.
Этот страх был обусловлен тем, что без этого ритуала получалось, что общество не принимает тебя как своего члена. Потому что надо, потому что всех примут, а тебя нет, и будешь как дура непринятая. Не было никакого логического объяснения этому
Мне представлялось, что пионеры — это такие ответственные и неравнодушные члены общества, на которых потом держатся закон и порядок, а не нахлебники. Цепочка «пионер — комсомолец — член партии» в голове присутствовала, но про построение коммунизма мы вообще не думали. Мы не знали, за что или против чего мы боремся, скорее были за все хорошее против всего плохого. Такие квазихристианские ценности.
Я очень хорошо помню, что, когда нас принимали, один мальчик отказался, сказал, что ему это не надо. Все были в шоке: как это? А он ответил, что родители сказали ему, что все это ерунда. Мое непонимание его поступка было основано на том, что все мы не понимали, как это возможно.
Кстати, градус ответственности быстро снижался. Сначала всех агитировали за вступление, потом оказалось, что те, кто не хочет, могут этого не делать. Сначала все должны были учить клятву и выходить читать ее по одному, а потом по факту у нас было «хоровое пение». И все это очень обесценивало саму ситуацию, уже было непонятно, зачем это все, ведь ты не брал на себя персональную ответственность. Просто постоял в толпе — и все.
Принимали нас у поезда, который вез гроб с Лениным, и как только это случилось, все начало меняться очень резко. Гуманитарная помощь, письма от американских детей… Вся эта пионерия обесценилась. Я ясно помню, как мы обсуждали с одноклассниками: «Ой, я эту клятву не произносил, просто губами шевелил». Надо сказать, я ее так и не выучила, мне было не до этого, и принимали нас всем классом — скопом.
Все было очень быстро: весной нас приняли, а буквально месяца через полтора меня перевели в частный лицей, где все было по-другому. Мама вышла замуж за достаточно обеспеченного человека, а-ля нового русского. Мой мир изменился в одночасье — весь. Так что в эти полтора месяца я просто носила галстук, и больше ничего. Безусловно, мне потом очень не хватало того времени. Этот момент был переломным и в истории страны, и в моей жизни, но в моем случае это больше связано с личными переживаниями и семейными обстоятельствами.
И мне кажется, что как раз отсутствие идеологических организаций привело нас к тому состоянию, в котором мы находимся сейчас. Тогда люди хотя бы видели какой-то смысл в своей жизни, а когда нас резко лишили его, сказали «крутись как хочешь», ценности стали резко меняться — пошло-поехало, кто во что горазд, когда люди не видят смысла, когда понимаешь, что без бумажки и без денег ты букашка, непонятно, где себя приложить, куда себя деть. Я уже не говорю обо всяких сектах и о том, к чему это приводит в маленьких городах.
Моя мама сейчас живет в деревне в Воронежской области. Там было 30 тысяч жителей, клуб, библиотека. Сейчас там нет ничего, все заброшено. Школа тоже закрылась. Теперь там живет человек 500. Людям стало абсолютно нечего делать, и никто нам не дал ничего взамен.
Но я сейчас говорю не про какую-то большую светлую цель, а про социальную политику, которая в утрированном варианте описывается словами «за все хорошее против всего плохого». Ходить в кружок — хорошо, а курить во дворе за забором — плохо. Нужны люди, которые это прививали бы с точки зрения ценностей.
Конечно, государство всегда захочет вложить в это и свою идеологию. Как сейчас. Наша нынешняя идеология — это поиск врага. Лучше всего мы умеем сплачиваться против внешней угрозы. И это очень печально, потому что если раньше враги хотя бы хотели у нас отнять светлое будущее, то теперь его нет. Никто не воспитывает в людях стремление к саморазвитию (в хорошем смысле, а не так, как это делают «тренеры личностного роста»). У нас общество потребления — купи, купи, купи… Купи то, купи это, купи новый айфон. А Запад не дает тебе купить новый айфон, потому что санкции.
«Ленин вписывался в общую картину мифологии»
Это была какая-то данность, и все. Я не задумывалась, это было просто неким фактом: вот существует пионерия, вот у нас советское государство, дедушка Ленин. Хотя, в отличие от других детей, у меня было окошко в другой мир, потому что моя лучшая подруга — ливанка. От нее я узнала, что у них там нет пионерии, нет дедушки Ленина и вообще все по-другому.
Дедушка Ленин для меня был просто неким персонажем, скорее сказочным. Все это так далеко отстояло от нас в прошлом, что я даже не задумывалась о его реальности. Мы, конечно, помним по книжкам, как там все было сладенько, так что это был положительный герой, но как-то я классе в первом-втором, будучи совсем мелкой, поймала себя на одной мысли.
Я читала все, что мне попадалось под руку, и у меня в голове сложилась очень странная картина мироздания: вот у нас есть Ленин, и еще, поскольку как раз тогда начали везде раздавать всякие детские Библии, над нами есть Господь Бог. Прочитала греческие мифы и подумала: у греков нет никакого Господа Бога и Ленина, зато есть Олимп, а на нем свои боги. И все это у меня отлично укладывалось в голове, Ленин вписывался в общую картину мифологии. Тогда я, конечно, не назвала бы это мифологией, но по ощущениям было именно так.
Что касается внешнего мира, то мне почему-то казалось, что все страны хорошие. Может быть, потому, что у меня были франкоговорящие друзья, семья, живущая в другой стране.
Мне казалось, что злобные капиталисты, нарисованные на плакатах Маяковского, остались где-то в прошлом, что мы их давно победили. Весь мир стал хорошим, в Америке живут хорошие люди, у нас — хорошие, вот и все
Но в пионеры вступать было нужно, меня посчитали. Тогда, насколько я понимаю, вообще в первый раз спрашивали, хочешь ты быть пионером или нет. Это, видимо, не было какой-то привилегией. Раньше же это делали в порядке очереди — сначала отличников, потом тех, кто похуже учится, и так далее.
Принимали меня в мае 1990 года, в Орле. Когда меня спросили, хочу ли я быть пионеркой, я сказала: «А можно нет?»
Было это связано с тем, что за несколько лет до этого я не то чтобы ударилась в религию, но в Бога поверила. Причем пришло это не из семьи, не от бабушки и дедушки — бабушка была тихой верующей. А я как-то почитала Библию, стала разговаривать с подругой, которую воспитывали не в СССР, и спросила ее, верит ли она в Бога — чисто для поддержания разговора. Она ответила: «Конечно!» Мы стали об этом беседовать, и я поняла, что тоже хочу верить в Бога. И стала верить.
Не помню, кто мне это сказал, но это витало в воздухе: что если ты веришь в Бога, то пионером тебе быть никак нельзя, это взаимоисключающие вещи. Почему-то тогда у меня была такая установка, не знаю, может быть, я сама это придумала или мне кто-то сказал… Я подумала: блин, пионерия-то не навсегда, а Господь — навсегда.
Вот я и спросила, можно ли мне не быть пионеркой, потому что галстук же надо было обязательно надевать в школу! Так что клятву я не давала, но галстук мне повязали вместе со всеми у памятника погибшим в Великой Отечественной войне. Дети выходили и бубнили строчки клятвы по одному. А я просто вышла, ничего не стала говорить, вожатая повязала мне на шею галстук, сказала «Поздравляю!» — и я пошла по своим делам.
Единственное, почему мне хотелось быть пионеркой, — это потому, что пионеры могли ходить в начальную школу и там заниматься с детьми. Как это называлось, «брать шефство». Чем я занималась — в упор не помню, но вспоминаю, что их можно было как-то организовывать, куда-то водить, что-то рассказывать… Мне казалось, что это так классно — возиться с мелкими, командовать ими.
Когда Горбачев был в Форосе, я слышала обо всем этом по радио и помню изумленные лица родителей. Мы тогда отдыхали на море, было только радио, а телевизор ловил только украинские каналы. Я очень хорошо помню ощущение тревожности тогда.
А потом стало резко нечего жрать, очереди… И как родители рисуют на кухне красный транспарант «Зарплату медработникам!»
Именно тогда пришло понимание того, что в стране уже все плохо. Начался гуманитарный кризис. До этого, конечно, взрослые много чего говорили, но в детстве мне казалось, что политика — это такая скучная вещь, что интересоваться этим нет никакого смысла.
Галстуки нас заставляли носить аж до седьмого класса — в нашем «красном» регионе это было нормально. Это был то ли 1993, то ли 1994 год — в то время в финансовом плане у нас было все настолько плохо, что фотографий того периода у меня почти нет.
При этом сама пионерская организация существовала, и, скажу тебе, в славном городе Орле она существует до сих пор. В прошлом году, проходя 19 мая через площадь, я увидела целую кучу пионеров, вполне себе юных и салютующих.
Если смотреть на пионерскую организацию с точки зрения опыта, то сразу хочется провести параллель с гитлерюгендом — и больше никак. Это всегда была обязаловка, видимость и какая-то необходимость эту видимость поддерживать. Наверное, молодежные политические организации — это клево. Но всеобщая обязательная пионерия — нет. Классные пионеры были у Гайдара, которые всем помогали, но это же сказка, мифология.