в каком году впервые применили электронный хронометр
Фотофиниш и электронный хронометраж
Для определения порядка прихода атлетов обычно используется фотофиниш. Впервые фотофиниш (на основе техники фотографии) и электро-механический хронометраж был применен на Олимпийских играх 1912 года. В 1928 году была применена техника замедленной съемки. Революция в совмещении фотофиниша и автохронометража происходит в 1932 году на Олимпийских Играх в Лос-Анджелесе. Изобретенная Густавусом Т.Кирби в воплощенная в металле Kodak- Bell Lab’s дву-объективная камера оснащенная числовым электро-механическим хронометром стала образцом для других компаний на десятилетия до появления электронных устройств. Один объектив этой камеры снимал со скоростью 126 кадров в секунду на кинопленку линию финиша, другой снимал встроенный электро-механический хронометр с вращающимися дисками на которых были нанесены числовые отметки. Хронометр запускался от стартового пистолета. Несмотря на все технические новшества эти устройства не были официально признаны в качестве источника официального времени они лишь рассматривались судьями как дополнительный источник информации. Впервые электронные системы хронометража наравне с ручным временем были применены на во всех видах с временным нормативом на Олимпийских Играх в 1968 году в Мехико. При чем электронное время признавалось официальным — но записывалось как «ручное» — с точностью до 1-й десятой секунды. Но окончательно официальными, результаты полученные про помощи системы фотофиниша и автохронометража, с принятой до сегодняшнего дня точностью до 1-й сотой секунды стали только с 1972 года — Олимпиады в Мюнхене.
Хранители времени: что такое спортивный хронометраж
1972 год. В разгаре холодная война. Противостояние империй. Битва идеологий. СССР — США. Это был не просто финал баскетбольного турнира на Олимпиаде в Мюнхене. Столкновение мировоззрений, где победа демонстрировала отнюдь не только спортивное преимущество. Ментальное. Жизненное.
Хронометрист матча, будущий президент ФИФА Йозеф Блаттер допустил ошибку, которая могла стать фатальной для целого поколения советских баскетболистов. В самом конце поединка он запустил секундомер, когда игрок под щитом вбросил мяч. А по правилам баскетбола отсчет времени начинается, когда спортсмен мяч принимает. Тонкая грань.
До конца матча, меж тем, остается три секунды, а США ведут с преимуществом в одно очко. Ошибку замечают, команды возвращаются на площадку, в том числе и ликующие уже американцы, чтобы доиграть матч. Судья вручную отсчитывает время на электронном секундомере назад. Казалось бы, пустая формальность, за три секунды выиграть Олимпиаду? А дальше — как в кино. Сказка, вошедшая в историю мирового спорта. Иван Едешко делает пас через всю площадку, а Александр Белов подхватывает мяч у чужого кольца, вколачивает его в корзину и приносит сборной Советского Союза историческую победу на Олимпиаде — 51:50.
Вот она, значимость спортивного хронометража, который порой вершит судьбы. Голы, очки, секунды. Эту хрестоматийную фразу часто произносят, когда хотят коротко выразить суть спорта. А она предельно проста: победитель определяется только в этот конкретный момент, только здесь и сейчас. И уже завтра чемпион может быть другим.
Время — неотъемлемая часть спорта, такая же, как сами атлеты,
болельщики и судьи. Проводя античные Олимпиады, греки не фиксировали время, тогда их интересовал только сам факт победы. История умолчала, как на эту вольность реагировал мифологический бог времени Хронос. Но что без точного часового механизма не обойтись, однажды стало отчетливо ясно. Иначе как определить победителя, когда на глаз это сделать невозможно?
Впервые время в спорте стали измерять в секундах в 1731 году на конных состязаниях в Англии. И началось. Развитие часовых технологий, по сути, ускорило становление самого спорта. По всему миру начали проводить соревнования, возникали спортивные клубы, а требования к фиксации результатов стремительно росли.
Настоящий прорыв случился в 1912 году. Часовой дом Longines создал первую электромеханическую систему спортивного хронометража, получившую название «Разорванная нить». Кто из спортсменов пришел к финишу первым, теперь однозначно определяла высокоточная техника. Это была революция в фиксации времени.
Особенно нововведение пригодилось на самой быстрой и престижной легкоатлетической дистанции в сто метров. Система была впервые применена на Федеральном гимнастическом празднике в Базеле. И чем профессиональнее становился спорт, тем более совершенные часовые технологии в нем применялись. В 1928 году Longines создал карманный хронограф, фиксировавший одну сотую долю секунды. По тем временам — совершенная технология.
Особняком стоят взаимоотношения Longines с конным спортом, в частности с его самой статусной дисциплиной — скачками. В этом виде состязаний точность хронометража особенно важна, поскольку исход забега определяют сотые, а иногда даже тысячные доли секунды. А знаете, что такое одна тысячная доля секунды в скачках? Всего один сантиметр! Какого уровня должна быть техника, чтобы при высочайшей динамике эпизода уловить эти крохи, которые, впрочем, тоже могут стоить миллионы? Учитывая аристократичность и благородство скачек, скандалы и интриги здесь исключены. Вопрос о победителе должен решаться в честной борьбе, не вызывая кривотолков и обид. А какие суммы ставятся на тотализаторе! Мировой оборот ставок на скачки достигает 100 миллиардов долларов, поэтому цена мгновения в этом виде спорта действительно не дает права на ошибку.
Кстати, первыми покупателями часов бренда стали люди, причастные к конному спорту: тренеры, жокеи, судьи, зрители на трибунах ипподромов, а также конные заводы и тренировочные центры для скаковых лошадей.
С тех давних пор швейцарский часовой дом — официальный хронометрист самых престижных мировых скачек. В наши дни к ним относятся Royal Ascot, Prix de Diane Longines, Kentucky Derby, Dubai World Cup, Qatar Prix de l’Arc de Triomphe, Melbourne Cup Carnival и т. д. Всего же часовой дом поддерживает более ста ведущих состязаний по всей планете. В их числе — турнир Prix Longines Future Racing Stars («Будущие звезды скачек Longines»), где швейцарский часовой бренд поддерживает юных талантов среди наездников изо всех уголков земного шара и дает им возможность в соревновательном режиме повысить свое мастерство.
Кроме того, Longines является официальным партнером и официальными часами Международной федерации скаковых сообществ (IFHA) и присуждает приз победителю Longines «Лучшая скаковая лошадь мира» и «Лучший наездник мира».
А в знак особого признания компании Longines было доверено право стать официальным хранителем хронометража легендарного ипподрома в английском Аскоте, где проводятся, пожалуй, самые престижные скачки в мире. Их ежегодно посещает королева Елизавета II, что делает состязания главным событием не только в спортивном, но и в светском календаре. Кстати, говорят, она никогда не опаздывает. Вот уж действительно: точность — вежливость королей. Особенно тех, что знают цену времени.
Корабельный хронометр: краткая история навигации
Морской хронометр — это не просто прибор, по которому кок может узнать, в котором часу подавать обед. Исторически это устройство несло значительно более важную функцию — без помощи хронометра невозможно было определить долготу, а значит — точное местоположение корабля. Иначе говоря, от времени зависела навигация и — жизнь моряков.
Глава 1. Море времени
Дело в том, что широта — это абсолютная величина, то есть доля расстояния от экватора до полюса. А вот долгота «эфемерна», отсчитывается она от определённого меридиана, и за ноль можно принимать любой пункт (занятно, что разные страны в разное время считали нулевыми совершенно разные меридианы). Когда корабль находится близ обозначенного на карте берега, определить долготу можно, но в открытом море это сугубо расчётная величина, при измерении которой ко всему прочему не от чего оттолкнуться.
В 1530 году нидерландский математик Фризиус Реньер Гемма предложил относительно простой способ определения долготы с помощью угла нахождения Солнца (днём) или Полярной звезды (ночью) над горизонтом в строго определённое время, например, в полдень или полночь. При этом точность измерения угла была достаточно высока, а вот приблизительное понимание полудня приводило к значительным погрешностям. Плюс-минус несколько временных минут могли дать несколько градусов погрешности — а при плавании на большие расстояния это означало отклонение на десятки и сотни миль! Проблема была столь значима, что в 1714 году британский парламент учредил специальный орган — Комиссию долгот, единственным назначением которой было поощрение изобретательства, направленного на решение задачи.
Создание абсолютно точных морских часов упиралось в несколько вопросов. Во‑первых, высокая влажность, солевые испарения, изменение давления и так далее приводили к механическим изменениям элементов механизма. Они истирались, деформировались, ломались. А во-вторых, что более значимо, обычный маятник, работающий за счёт гравитации, в плавании функционировал не очень хорошо: в зависимости от области плавания разница в гравитационных силах, воздействующих на него, могла достигать 0,2%. И, конечно, корабль постоянно качало.
Первые попытки создать морской хронометр, работающий независимо от качки и прочих факторов, были предприняты в конце XVII века. Известны разработки Христиана Гюйгенса, Уильяма Дерема и других учёных. Но в уже упомянутом 1714 году свежеобразованная Комиссия долгот учредила приз в 10 000 фунтов (впоследствии сумму подняли до 20 000 фунтов) за разработку подобных часов — и за дело взялись обычные часовщики. Судите сами: на наши деньги это от 2 до 4 миллионов фунтов стерлингов!
Преуспел в итоге английский часовщик-самоучка Джон Гаррисон. Они с братом Джеймсом были специалистами по «часовым шкафам», большим напольным часам с длинными маятниками. За «тендер» Гаррисон взялся в 1730 году в возрасте 37 лет, и свой первый морской хронометр, известный ныне как H1, продемонстрировал в 1736-м. В том же году он совершил испытательное плавание из Лондона в Лиссабон на паруснике «Центурион» и обратно на другом корабле «Орфорд» (из-за того, что капитан «Центуриона» внезапно скончался в Лиссабоне). По прибытии время сверли с «образцовым» экземпляром — отклонение всё-таки было, хотя и не очень большое. Гаррисон понял, что работа не так проста, и с первой попытки решить вопрос не удастся.
Гаррисон разработал модель H2, которую планировали испытать при плавании через океан, но испытания отменили из-за начала войны между Англией и Испанией, а пока шли боевые действия, часовщик начал строить вариант H3, ещё более совершенный. В нём он впервые в истории часового искусства применил подшипники и биметаллические детали, позволяющие компенсировать температурные расширения.
Мы не будем подробно рассказывать о дальнейшем пути Гаррисона — об этом написана не одна книга. Скажем лишь, что те самые знаменитые часы H4, которые в итоге решили проблему морского хронометража, он закончил в 1761 году в возрасте 68 лет, а несколькими годами позже показал модель H5, которая была официально признана Комиссией долгот работающей. В 1772 году престарелый Гаррисон, наконец, получил свой приз, не считая более 4000 фунтов (на наши деньги — около миллиона фунтов), выделенных ему за эти годы на разработки.
Часы Гаррисона распространились по миру — они стояли на кораблях исследователей, в частности, Джеймса Кука, и на военных судах. Сегодня на оригиналы работы Гаррисона и его наследников можно посмотреть в Музее науки и техники в Лондона, в Гринвичской обсерватории и ряде других музеев.
Оставалось одно «но». Морские часы Гаррисона были сложным и дорогих механизмом. Делать такие часы умели считанные часовщики, и очень небольшой процент кораблестроителей оборудовали свои суда морскими хронометрами подобной точности. Вплоть до середины XIX века морские хронометры трудно было назвать серийной продукцией — а требовалось их очень много, в особенности когда Англия первой издала указ об обязательной установке этих устройств на все военные и гражданские суда. Вот тут-то и появился Улисс Нардан.
Глава 2. Вежливость королей
Леонард-Фредерик Нардан был одним из многих швейцарских часовщиков начала XIX века. Швейцария тогда начинала набирать силу, выходя в лидеры мирового производства хронометров и перехватывая это знамя у доминирующих британцев. Главным часовым городом материковой Европы была Женева. Темпы роста швейцарцев были неимоверными. Сравните: за 1800 год Швейцария и Англия произвели равное количество, по 200 000 часов, а полвека спустя, в 1850-м, Англия выпустила всё те же 200 тысяч, а Швейцария — 2 200 000 устройств!
В первую очередь это было связано с «серийной революцией»: швейцарцы начали отходить от традиционного принципа производства, семейного дела. До того часовщики, конечно, объединялись в профсоюзы, но работали сами по себе, делали всё в одиночку — от механизма до росписи циферблата, обучали тайнам мастерства детей, и, по сути, были ближе к ювелирному делу, нежели к механическому производству, где уже давно правили бал артели и мануфактуры. В первой половине XIX века Швейцария постепенно перешла к мануфактурной схеме работы, при этом не потеряв высочайшего качества, создавшего славу их продукции.
Леонард-Фредерик был классическим часовщиком. На его работах стояла личная маркировка, и свои умения он передал сыну, Улиссу, родившемуся в Ле-Локле 22 января 1823 года. Ле-Локль тогда не был часовой столицей мира (как уже говорилось, ей была скорее Женева), но ряд часовщиков там работал. В Швейцарии в принципе не было городка, где бы не работало хотя бы несколько часовщиков. К слову сказать, часовую индустрию в Ле-Локле ко всему прочему сильно «подсекла» Великая французская революция. Из-за приграничного положения городка там было много сочувствующих якобинцам, и швейцарские власти проводили репрессивную политику во избежание революции; целый ряд сильных часовщиков эмигрировали во Францию, в основном — в Безансон.
Но вернёмся к Улиссу Нардану и морским хронометрам. Улисс продолжил дело отца — но уже на новый лад. В 1846 году он вопреки семейным традициям основал мануфактуру с наёмными работниками. Назвал он её, как и следовало, собственным именем — Ulysse Nardin. Мануфактура сходу начала работать в двух направления — карманных и морских часов. Карманные часы всегда пользовались спросом и обеспечивали прибыль, морские — сулили контракты с армией.
В 1860 году Улисс внедрил в работу специфический прибор — астрономический калибратор высокой точности, позволявший откалибровать карманные часы до десятых долей секунды. Это устройство изобрёл в начале века «отец швейцарских часов» Жак-Фредерик Урье, но оно практически не применялось для обычных хронометров. Спешим напомнить, что в то время часы нередко не имели даже минутной стрелки, а на вопрос «который час» вполне корректным считался ответ «да где-то полдень».
Последствия не заставили себя ждать. В 1862 году на Всемирной выставке в Лондоне карманные часы Ulysse Nardin получили свою первую золотую медаль. Это была высочайшая на тот момент награда в отрасли, как если бы современный фильм получил одновременно «Оскара», «Золотую пальмовую ветвь» и «Золотого медведя». В 1865 году мануфактура переехала на улицу Жарден (если переводить — Садовую улицу), где располагается по сей день. Руководство Улисс разделил с сыном — достигшим 21 года Полем-Давидом.
Параллельно развивалось и производство морских хронометров. Они уже далеко ушли от оригинальной конструкции Гаррисона и базировались как на внедрённых английским часовщиком принципах, так и на других, конкурирующих схемах, появившихся в конце XVIII — начале XIX веков. К слову, Нардан начал применять биметаллы и другие «ноу-хау» морских часов в обычных моделях — так до него не делал практически никто.
Проблемой морских хронометров был, как говорилось выше, их труднодоступность. Ни один производитель не мог быстро изготовить серию из, скажем, 50 морских хронометров, чтобы обеспечить однотипными приборами флот какой-нибудь страны. Они по‑прежнему оставались штучным товаром. Имея опыт в мануфактурном производстве часов высочайшего качества, Нардан разработал ряд моделей морских хронометров, обеспечивающих идеальную точность и при этом подходящих для более или менее серийного производства. Впоследствии это дало значительный эффект. Например — забежим вперёд — в 1904 году компания подписала контракт с Императорским двором Японии об оснащении морскими хронометрами всего японского флота. Аналогичный контракт она пыталась подписать с Россией, но с бумагами что-то не сложилось, и в итоге партия морских хронометров Ulysse Nardin была приобретена российским флотом в частном порядке единичной сделки. Возник исторический казус: во время русско-японской войны 1904−1905 годов корабли обеих воюющих сторон были оснащены одними и теми же хронометрами!
Но увидеть успех своего морского предприятия Улиссу было не суждено — он скоропостижно скончался в 1876 году в возрасте 53 лет. Спустя два года на Всемирной выставке в Париже Ulysse Nardin получила сразу две золотые медали — вторую за карманные часы и первую за морские хронометры. Четвёртую такую медаль компания получила на Всемирной выставке в Чикаго 1893 года — той самой, где блистал король электричества Никола Тесла. Вообще, с момента основания компания получила более 4300 (!) различных отраслевых наград.
Начиная с конца XIX века, компания защитила целый ряд патентов на «усложнения», то есть дополнительные функции, повышающие точность или придающие часам новые возможности. Вообще говоря, в специальной литературе тип часов, на которых специализируется компания, и сегодня называется grand complication watch — некоторые его ветви напрямую вышли из профессиональных приборов для измерения времени XIX века и сегодня требуют точно такой же высочайшей точности в изготовлении наряду с сохранением традиций. Мы не будем останавливаться на технических новшествах начала XX века. Для примера скажем, что в 1936 году компания выпустила 24-дюймовый карманный хронометр, секундная стрелка которого отмеряла десятые доли секунды — впервые в отрасли.
Глава 3. Морская слава
Вернёмся к морским хронометрам. В 1975 году, Невшательская обсерватория выпустила официальный альманах со статистическим данными по истории швейцарского часового дела. В соответствии с ним из 4504 сертификатов качества, выданных с 1846 по 1975-й швейцарским морским хронометрам, 4324 (то есть 95%) получили устройства Ulysse Nardin. Морские часы компании получили 2411 отраслевых наград (из них 1069 — первых призов) и суммарно 14 медалей Всемирных выставок, из них 10 — золотых.
В то же время значение морских хронометров постепенно стало снижаться. Сперва это было связано с «кварцевой революцией», то есть появлением новой технологии, использующей кристалл кварца в качестве колебательной системы в часах. В Швейцарии это привело, как известно, к так называемому «Кварцевому кризису», когда на рынок массово пришли недорогие и точные японские часы. Но это другая история.
Морские хронометры начали было переходить на кварц — но здесь революции и кризиса не случилось, потому что уже в 1980-е годы корабли стали массово использовать спутниковую навигацию для определения местоположения. Это сделало морские хронометры попросту ненужными — теперь долготу определял компьютер. Впрочем, любой современный корабль в обязательном порядке оборудован кварцевым высокоточным хронометром на случай сбоя системы GPS. Когда с сигналом всё в порядке, этот хронометр корректируется, сверяясь с мировым временем через тот же спутник.
В 1996 году в память о своей навигационной истории компания выпустила легендарную уже модель Marine Chronometer 1846 с механизмом Perpetual Ludwig, названном в честь разработчика, часовщика Людвига Эшслина. Как нетрудно догадаться, это была модель с вечным календарём, и она стала родоначальницей коллекции Marine, символизирующей тесную связь марки с морем. Позже, в 1999 году, появилась модель GMT Perpetual, сочетающая вечный календарь с несколькими временными зонами — компания в полной мере оправдывала славу разработчика класса grand complication watch. По сей день компания ежегодно получает патенты на новые механизмы и представляет модели со всё более широкими возможностями, не изменяя при этом классическим дизайнерским традициям.
А что же Ulysse Nardin? Компания успешно пережила все кризисы и вовремя вышла из рухнувшего в один момент рынка морских хронометров. Возник вопрос: что же делать с многочисленными наработками и полуторавековыми традициями в этой области? И ответ не заставил себя долго ждать. Дело в том, что высокоточные технологии морского хронометража не устарели и не стали бесполезными. Они просто перестали быть нужными в конкретной отрасли — в навигации. Но это не отменяет их невероятного качества, выносливости в любых экстремальных условиях, полной независимости от изменения температуры и влажности — и так далее. Поэтому технологии окончательно перешли в область, в которой компания и без того была одни из мировых лидеров, то есть в производство высококачественных наручных часов.
Последний шедевр из коллекции Ulysse Nardin Marine, напрямую связанный с морской историей и традициями, — это модель Marine Torpilleur. В коллекции уже были часы Marine Grand Deck («верхняя палуба») и Marine Regatta («регата»), torpilleur же переводится как «торпедный катер». Это название подчёркивает как динамику и функциональность модели (такие катера были лёгкими и маневренными), так и исторические военные связи компании — про японский и русский флоты мы рассказывали выше.
Сердце модели — калибр UN-118 с автоподзаводом (запас хода при этом — 60 часов) и кремниевым спуском. Диаметр калибра — 31,6 мм, толщина — 6,45 мм, состоит он из 248 деталей, имеет функции индикации часов, минут, секунд, запаса хода и даты с быстрой корректировкой в любом направлении. О морской теме в первую очередь говорит дизайн циферблата — римские цифры, исторические «морские» шрифты, характерные формы стрелок. И, конечно, на море намекает и очень серьёзная для подобных часов водонепроницаемость, до 50 метров!
Marine Torpilleur диаметром 42 мм представлен в трёх моделях — из 18-каратного розового золота с белым циферблатом на кожаном ремешке, а также из нержавеющей стели с белым циферблатом на кожаном ремешке и с синим циферблатом на браслете.
Вообще говоря, компания Ulysse Nardin — это пример гармоничного сочетания исторических традиций и высоких технологий XXI века. Например, в 118-м калибре спуск сделан из кремния и синтетического алмаза, и эта технология, известная как DIAMonSIL, является специфическим ноу-хау, запатентованным всего несколько лет назад. С другой стороны, циферблаты Ulysse Nardin делаются посредством традиционной ручной техники — мы бывали на их производстве Donzé Cadrans в Ле-Локле и писали об этом статью.
И, конечно, это море. Не зря же Джон Гаррисон 250 лет назад изобрёл морские часы, а Улисс Нардан 150 лет назад довёл их до совершенства.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Корабельный хронометр: краткая история навигации
Морской хронометр – это не просто прибор, по которому кок может узнать, в котором часу подавать обед. Исторически это устройство несло значительно более важную функцию – без помощи хронометра невозможно было определить долготу, а значит – точное местоположение корабля. Иначе говоря, от времени зависела навигация и – жизнь моряков.
Глава 1. Море времени
Дело в том, что широта – это абсолютная величина, то есть доля расстояния от экватора до полюса. А вот долгота «эфемерна», отсчитывается она от определённого меридиана, и за ноль можно принимать любой пункт (занятно, что разные страны в разное время считали нулевыми совершенно разные меридианы). Когда корабль находится близ обозначенного на карте берега, определить долготу можно, но в открытом море это сугубо расчётная величина, при измерении которой ко всему прочему не от чего оттолкнуться.
В 1530 году нидерландский математик Фризиус Реньер Гемма предложил относительно простой способ определения долготы с помощью угла нахождения Солнца (днём) или Полярной звезды (ночью) над горизонтом в строго определённое время, например, в полдень или полночь. При этом точность измерения угла была достаточно высока, а вот приблизительное понимание полудня приводило к значительным погрешностям. Плюс-минус несколько временных минут могли дать несколько градусов погрешности – а при плавании на большие расстояния это означало отклонение на десятки и сотни миль! Проблема была столь значима, что в 1714 году британский парламент учредил специальный орган – Комиссию долгот, единственным назначением которой было поощрение изобретательства, направленного на решение задачи.
Создание абсолютно точных морских часов упиралось в несколько вопросов. Во-первых, высокая влажность, солевые испарения, изменение давления и так далее приводили к механическим изменениям элементов механизма. Они истирались, деформировались, ломались. А во-вторых, что более значимо, обычный маятник, работающий за счёт гравитации, в плавании функционировал не очень хорошо: в зависимости от области плавания разница в гравитационных силах, воздействующих на него, могла достигать 0,2%. И, конечно, корабль постоянно качало.
Первые попытки создать морской хронометр, работающий независимо от качки и прочих факторов, были предприняты в конце XVII века. Известны разработки Христиана Гюйгенса, Уильяма Дерема и других учёных. Но в уже упомянутом 1714 году свежеобразованная Комиссия долгот учредила приз в 10 000 фунтов (впоследствии сумму подняли до 20 000 фунтов) за разработку подобных часов – и за дело взялись обычные часовщики. Судите сами: на наши деньги это от 2 до 4 миллионов фунтов стерлингов!
Преуспел в итоге английский часовщик-самоучка Джон Гаррисон. Они с братом Джеймсом были специалистами по «часовым шкафам», большим напольным часам с длинными маятниками. За «тендер» Гаррисон взялся в 1730 году в возрасте 37 лет, и свой первый морской хронометр, известный ныне как H1, продемонстрировал в 1736-м. В том же году он совершил испытательное плавание из Лондона в Лиссабон на паруснике «Центурион» и обратно на другом корабле «Орфорд» (из-за того, что капитан «Центуриона» внезапно скончался в Лиссабоне). По прибытии время сверли с «образцовым» экземпляром – отклонение всё-таки было, хотя и не очень большое. Гаррисон понял, что работа не так проста, и с первой попытки решить вопрос не удастся.
Гаррисон разработал модель H2, которую планировали испытать при плавании через океан, но испытания отменили из-за начала войны между Англией и Испанией, а пока шли боевые действия, часовщик начал строить вариант H3, ещё более совершенный. В нём он впервые в истории часового искусства применил подшипники и биметаллические детали, позволяющие компенсировать температурные расширения.
Мы не будем подробно рассказывать о дальнейшем пути Гаррисона – об этом написана не одна книга. Скажем лишь, что те самые знаменитые часы H4, которые в итоге решили проблему морского хронометража, он закончил в 1761 году в возрасте 68 лет, а несколькими годами позже показал модель H5, которая была официально признана Комиссией долгот работающей. В 1772 году престарелый Гаррисон, наконец, получил свой приз, не считая более 4000 фунтов (на наши деньги – около миллиона фунтов), выделенных ему за эти годы на разработки.
Часы Гаррисона распространились по миру – они стояли на кораблях исследователей, в частности, Джеймса Кука, и на военных судах. Сегодня на оригиналы работы Гаррисона и его наследников можно посмотреть в Музее науки и техники в Лондона, в Гринвичской обсерватории и ряде других музеев.