в каком году произошло разделение христианской церкви на католическую и православную произошло
История одного раскола. Православие и Католицизм
В этом году весь христианский мир одновременно отмечает главный праздник Церкви — Воскресение Христово. Это вновь напоминает об общем корне, от которого ведут происхождение основные христианские конфессии, о существовавшем некогда единстве всех христиан. Однако уже почти тысячу лет между восточным и западным христианством это единство нарушено. Если многим знакома дата 1054 года как официально признанный историками год разделения Православной и Католической Церквей, то, возможно, не всем известно, что ей предшествовал длительный процесс постепенного расхождения.
В данной публикации читателю предлагается сокращенный вариант статьи архимандрита Плакиды (Дезея) [1] «История одного раскола». Это краткое исследование причин и истории разрыва между западным и восточным христианством. Не рассматривая детально догматических тонкостей, останавливаясь только на истоках богословских разногласий в учении блаженного Августина Иппонийского, отец Плакида приводит историко-культурный обзор событий, предшествовавших упомянутой дате 1054 года и последовавших после нее. Он показывает, что разделение произошло не в единочасье и не внезапно, а явилось следствием «длительного исторического процесса, на который повлияли как вероучительные разногласия, так и политические и культурные факторы».
Основная работа по переводу с французского оригинала была выполнена студентами Сретенской Духовной семинарии под руководством Т.А. Шутовой. Редакторская правка и подготовка текста осуществлена В.Г. Массалитиной. Полный текст статьи опубликован на сайте «Православная Франция. Взгляд из России».
Учение епископов и церковных писателей, чьи произведения были написаны на латинском языке, — святителей Илария Пиктавийского (315–367), Амвросия Медиоланского (340–397), преподобного Иоанна Кассиана Римлянина (360–435) и многих других — было полностью созвучно с учением греческих святых отцов: святителей Василия Великого (329–379), Григория Богослова (330–390), Иоанна Златоуста (344–407) и других. Западные отцы отличались от восточных подчас лишь тем, что делали акцент более на нравоучительной составляющей, нежели на глубоком богословском анализе.
Первое покушение на эту вероучительную гармонию произошло с появлением учения блаженного Августина, епископа Иппонийского (354–430). Здесь мы встречаемся с одной из самых волнующих загадок христианской истории. В блаженном Августине, которому в наивысшей степени было присуще чувство единства Церкви и любовь к нему, не было ничего от ересиарха. И тем не менее по многим направлениям Августин открыл христианской мысли новые пути, оставившие глубокий отпечаток в истории Запада, но в то же время оказавшиеся почти полностью чуждыми не-латинским Церквям.
С одной стороны, Августин, самый «философствующий» из отцов Церкви, склонен к превозношению способностей человеческого разума в области богопознания. Он разработал богословское учение о Святой Троице, которое легло в основу латинской доктрины об исхождении Святого Духа от Отца и Сына (на латыни — Filioque). Согласно более древней традиции, Святой Дух берет Свое начало, так же как и Сын, только от Отца. Восточные отцы всегда придерживались этой формулы, содержащейся в Священном Писании Нового Завета (см.: Ин. 15, 26), и видели в Filioque искажение апостольской веры. Они отмечали, что в результате этого учения в Западной Церкви произошло некое принижение Самой Ипостаси и роли Святого Духа, что, по их мнению, привело к определенному усилению институциональных и юридических аспектов в жизни Церкви. С V века Filioque повсеместно допускалось на Западе, практически без ведома не-латинских Церквей, но в Символ веры оно было добавлено позже.
В том, что касается внутренней жизни, Августин настолько подчеркивал человеческую немощь и всемогущество Божественной благодати, что получалось, будто он умалял человеческую свободу перед лицом Божественного предопределения.
Гениальная и в высшей степени привлекательная личность Августина еще при его жизни вызывала восхищение на Западе, где его вскоре стали считать величайшим из отцов Церкви и почти полностью сосредоточились только на его школе. В значительной степени римский католицизм и отколовшиеся от него янсенизм и протестантизм будут отличаться от Православия тем, чем они обязаны святому Августину. Средневековые конфликты между священством и империей, введение схоластического метода в средневековых университетах, клерикализм и антиклерикализм в западном обществе являются в различной степени и в разных формах либо наследием, либо последствиями августинизма.
В IV–V вв. появляется еще одно разногласие между Римом и другими Церквями. Для всех Церквей Востока и Запада первенство, признанное за Римской Церковью, проистекало, с одной стороны, из того, что она была Церковью бывшей столицы империи, а с другой — из того, что она была прославлена проповедью и мученичеством двух первоверховных апостолов Петра и Павла. Но это первенство inter pares («между равными») не означало, что Римская Церковь является резиденцией централизованного управления Вселенской Церковью.
Однако, начиная со второй половины IV века, в Риме зарождается иное понимание. Римская Церковь и ее епископ требуют себе главенствующей власти, которая делала бы ее руководящим органом правления Вселенской Церковью. Согласно римской доктрине, это первенство основано на ясно выраженной воле Христа, Который, по их мнению, наделил этой властью Петра, сказав ему: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою» (Мф. 16, 18). Папа Римский считал себя уже не просто преемником Петра, признаваемого с тех пор первым епископом Рима, но и его викарием, в котором как бы продолжает жить первоверховный апостол и через него править Вселенской Церковью.
Несмотря на некоторое сопротивление, это положение о первенстве было мало-помалу принято всем Западом. Остальные Церкви в целом придерживались древнего понимания первенства, нередко допуская некую двусмысленность в своих отношениях с Римским престолом.
Кризис в Позднем Средневековье
VII в. стал свидетелем рождения ислама, который начал распространяться с молниеносной скоростью, чему способствовал джихад — священная война, позволившая арабам покорить Персидскую империю, долгое время бывшую грозным соперником империи Римской, а также территории патриархатов Александрии, Антиохии и Иерусалима. Начиная с этого периода, патриархи упомянутых городов часто были вынуждены поручать управление оставшейся христианской паствой своим представителям, которые пребывали на местах, в то время как сами они должны были жить в Константинополе. В результате этого произошло относительное уменьшение значимости этих патриархов, а патриарх столицы империи, кафедра которого уже во время Халкидонского собора (451) была поставлена на второе место после Рима, таким образом стал, в какой-то степени, высшим судьей Церквей Востока.
С появлением Исаврийской династии (717) разразился иконоборческий кризис (726). Императоры Лев III (717–741), Константин V (741–775) и их преемники запретили изображать Христа и святых и почитать иконы. Противников императорской доктрины, в основном монахов, бросали в тюрьмы, подвергали пыткам, умерщвляли, как во времена языческих императоров.
Римские папы поддержали противников иконоборчества и прервали общение с императорами-иконоборцами. А те в ответ на это присоединили к Константинопольскому Патриархату Калабрию, Сицилию и Иллирию (западную часть Балкан и север Греции), которые до того времени находились под юрисдикцией папы Римского.
Одновременно с этим, для того чтобы успешнее противостоять наступлению арабов, императоры-иконоборцы провозгласили себя приверженцами греческого патриотизма, очень далекого от господствовавшей до этого универсалистской «римской» идеи, и потеряли интерес к негреческим областям империи, в частности, к северной и центральной Италии, на которые притязали лангобарды.
Законность почитания икон была восстановлена на VII Вселенском соборе в Никее (787). После нового витка иконоборчества, начавшегося в 813 г., православное учение окончательно восторжествовало в Константинополе в 843 г.
Общение между Римом и империей было тем самым восстановлено. Но то, что императоры-иконоборцы ограничили свои внешнеполитические интересы греческой частью империи, привело к тому, что Римские папы стали искать для себя других покровителей. Ранее папы, не имевшие территориального суверенитета, были лояльными поданными империи. Теперь, уязвленные присоединением Иллирии к Константинополю и оставленные без защиты перед лицом нашествия лангобардов, они обратились к франкам и в ущерб Меровингам, которые всегда поддерживали отношения с Константинополем, стали способствовать приходу новой династии Каролингов, носителей иных амбиций.
Тем не менее, политический разрыв между франкским миром и папством с одной стороны и древней Римской империей Константинополя с другой был предрешен. А такой разрыв не мог не привести и к собственно религиозному расколу, если принять во внимание то особое богословское значение, какое христианская мысль придавала единству империи, рассматривая его как выражение единства народа Божия.
Во второй половине IX в. антагонизм между Римом и Константинополем проявился на новой почве: встал вопрос, к какой юрисдикции отнести славянские народы, вступавшие в то время на путь христианства. Этот новый конфликт также оставил глубокий след в истории Европы.
В то время папой стал Николай I (858–867), человек энергичный, стремившийся установить римскую концепцию господства папы во Вселенской Церкви, ограничить вмешательства светских властей в церковные дела, а также боровшийся против центробежных тенденций, проявлявшихся у части западного епископата. Свои действия он подкреплял получившими хождение незадолго до этого поддельными декреталиями, якобы выпущенными предыдущими папами.
Но Борис, разочарованный тем, что не получил от Константинополя автономную церковную иерархию для своего народа, повернулся на некоторое время к Риму, принимая латинских миссионеров. Фотию стало известно, что те проповедуют латинское учение об исхождении Святого Духа и, похоже, используют Символ веры с добавлением Filioque.
Тогда же папа Николай I вмешался во внутренние дела Константинопольского Патриархата, добиваясь смещения Фотия, чтобы с помощью церковных интриг восстановить на кафедре бывшего патриарха Игнатия, низложенного в 861 г. В ответ на это император Михаил III и святитель Фотий созвали в Константинополе собор (867), постановления которого впоследствии были уничтожены. Этот собор, по-видимому, признал учение о Filioque еретическим, объявил неправомерным вмешательство папы в дела Константинопольской Церкви и разорвал с ним литургическое общение. А так как от западных епископов в Константинополь поступили жалобы на «тиранию» Николая I, то собор предложил императору Людовику Германскому низложить папу.
В результате дворцового переворота Фотий был низложен, а новый собор (869–870), созванный в Константинополе, осудил его. Этот собор до сих пор считается на Западе VIII Вселенским собором. Затем при императоре Василии I святитель Фотий был возвращен из опалы. В 879 г. в Константинополе снова был созван собор, который в присутствии легатов нового папы Иоанна VIII (872–882) восстановил Фотия на кафедре. Тогда же были сделаны уступки в отношении Болгарии, которая возвратилась в юрисдикцию Рима, сохранив при этом греческое духовенство. Впрочем, Болгария вскоре добилась церковной независимости и осталась в орбите интересов Константинополя. Папа Иоанн VIII написал патриарху Фотию письмо, осуждавшее добавление Filioque в Символ веры, не осуждая при этом само учение. Фотий, вероятно не заметив этой тонкости, решил, что одержал победу. Вопреки устойчивым ложным представлениям можно утверждать, что никакой так называемой второй Фотиевой схизмы не было, а литургическое общение между Римом и Константинополем сохранялось еще более века.
XI в. для Византийской империи был поистине «золотым». Мощь арабов окончательно подорвана, Антиохия вернулась в состав империи, еще немного — и был бы освобожден Иерусалим. Разгромлен болгарский царь Симеон (893–927), пытавшийся создать выгодную для него романо-болгарскую империю, та же участь постигла Самуила, поднявшего восстание с целью образования македонского государства, после чего Болгария вернулась в империю. Киевская Русь, приняв христианство, быстро становилась частью византийской цивилизации. Стремительный культурный и духовный подъем, начавшийся сразу после торжества Православия в 843 г., сопровождался политическим и экономическим расцветом империи.
Как ни странно, но победы Византии, в том числе над исламом, были выгодны и Западу, создав благоприятные условия для зарождения Западной Европы в том виде, в каком она будет существовать в течение многих веков. А точкой отсчета этого процесса можно считать образование в 962 г. Священной Римской империи германской нации и в 987 г. — Франции Капетингов. Тем не менее, именно в XI в., казавшимся столь многообещающим, между новым западным миром и Римской империей Константинополя произошел духовный разрыв, непоправимый раскол, последствия которого были для Европы трагичными.
С начала XI в. имя папы больше не поминалось в константинопольских диптихах, а это означало, что общение с ним прервано. Это завершение длительного процесса, изучаемого нами. Точно не известно, что послужило непосредственной причиной этого разрыва. Возможно, поводом стало включение Filioque в исповедание веры, отправленное папой Сергием IV в Константинополь в 1009 г. вместе с извещением о его вступлении на Римский престол. Как бы то ни было, но во время коронации германского императора Генриха II (1014) Символ веры пелся в Риме с Filioque.
Кроме введения Filioque был еще целый ряд латинских обычаев, возмущавших византийцев и увеличивавших поводы для разногласий. Среди них особенно серьезным было использование пресного хлеба для совершения Евхаристии. Если в первые века повсюду использовался квасной хлеб, то с VII–VIII веков Евхаристия стала совершаться на Западе с использованием облаток из пресного хлеба, то есть без закваски, как это делали древние евреи на свою пасху. Символическому языку в то время придавалось огромное значение, вот почему греками использование пресного хлеба воспринималось как возвращение к иудаизму. Они видели в этом отрицание той новизны и того духовного характера жертвы Спасителя, которые были предложены Им взамен ветхозаветных обрядов. В их глазах использование «мертвого» хлеба означало, что Спаситель в воплощении принял лишь человеческое тело, но не душу…
В XI в. с большей силой продолжалось укрепление папской власти, которое началось еще во времена папы Николая I. Дело в том, что в X в. власть папства была как никогда ранее ослаблена, будучи жертвой действий различных группировок римской аристократии или испытывая давление германских императоров. В Римской Церкви распространились различные злоупотребления: продажа церковных должностей и пожалование их мирянами, браки или сожительства в среде священства… Но во время понтификата Льва XI (1047–1054) началась настоящая реформа Западной Церкви. Новый папа окружил себя достойными людьми, в основном уроженцами Лотарингии, среди которых выделялся кардинал Гумберт, епископ Белой Сильвы. Реформаторы не видели иного средства для исправления бедственного состояния латинского христианства, кроме усиления власти и авторитета папы. В их представлении папская власть, так как они ее понимали, должна распространяться на Вселенскую Церковь, как латинскую, так и греческую.
В 1054 г. произошло событие, которое могло остаться незначительным, однако послужило поводом для драматического столкновения между церковной традицией Константинополя и западным реформаторским течением.
Стремясь получить помощь папы перед угрозой норманнов, покушавшихся на византийские владения юга Италии, император Константин Мономах по наущению латинянина Аргира, назначенного им правителем этих владений, занял примирительную по отношению к Риму позицию и пожелал восстановить единство, прерванное, как мы видели, в начале века. Но действия латинских реформаторов на юге Италии, ущемлявшие византийские религиозные обычаи, обеспокоили Константинопольского патриарха Михаила Кирулария. Папские легаты, среди которых был и непреклонный епископ Белой Сильвы кардинал Гумберт, прибывшие в Константинополь для переговоров об объединении, замыслили руками императора сместить несговорчивого патриарха. Дело кончилось тем, что легаты возложили на престол Святой Софии буллу об отлучении Михаила Кирулария и его сторонников. А через несколько дней в ответ на это патриарх и созванный им собор отлучили от Церкви самих легатов.
Два обстоятельства придали поспешному и необдуманному поступку легатов значение, которые не могли оценить в то время. Во-первых, они снова затронули вопрос о Filioque, неправомочно упрекая греков в том, что те исключили его из Символа веры, хотя не-латинское христианство всегда рассматривало это учение как противоречащее апостольской традиции. Кроме того, византийцам стали ясны замыслы реформаторов распространить абсолютную и прямую власть папы на всех епископов и верующих даже и в самом Константинополе. Представленная в таком виде экклезиология казалась им совершенно новой и также не могла в их глазах не противоречить апостольской традиции. Ознакомившись с ситуацией, остальные восточные патриархи присоединились к позиции Константинополя.
1054 г. следовало бы рассматривать не столько как дату раскола, сколько как год первой неудавшейся попытки воссоединения. Никто тогда и представить себе не мог, что разделение, которое произошло между теми Церквями, которые вскоре назовут Православной и Римско-Католической, будет длиться веками.
В основе раскола лежали главным образом вероучительные факторы, касающиеся различных представлений о тайне Святой Троицы и о структуре Церкви. К ним добавились также расхождения в менее важных вопросах, относящихся к церковным обычаям и обрядам.
В течение Средних веков латинский Запад продолжал развитие в направлении, которое еще более удалило его от православного мира и его духа.
С другой стороны, произошли серьезные события, которые еще больше затруднили понимание между православными народами и латинским Западом. Вероятно, самым трагичным из них был IV крестовый поход, отклонившийся от основного пути и завершившийся разорением Константинополя, провозглашением латинского императора и установлением господства франкских сеньоров, которые по своему произволу кроили земельные владения бывшей Римской империи. Многие православные монахи были изгнаны из своих монастырей и заменены монахами латинскими. Все это, вероятно, происходило непреднамеренно, тем не менее такой поворот событий был логическим следствием создания западной империи и эволюции латинской Церкви с начала Средневековья.
[1] Архимандрит Плакида (Дезей) родился во Франции в 1926 г. в католической семье. В 1942 г., шестнадцати лет, поступил в цистерцианское аббатство Бельфонтэн. В 1966 г. в поисках подлинных корней христианства и монашества основал вместе с монахами-единомышленниками монастырь византийского обряда в Обазине (департамент Коррэз). В 1977 г. монахи монастыря решили принять Православие. Переход состоялся 19 июня 1977 г.; в феврале следующего года они стали монахами афонского монастыря Симонопетра. Вернувшись через некоторое время во Францию, о. Плакида вместе с перешедшей в Православие братией основал четыре подворья монастыря Симонопетра, главным из которых стал монастырь преподобного Антония Великого в Сен-Лоран-ан-Руайан (департамент Дром), в горном массиве Веркор. Архимандрит Плакида — доцент патрологии в Свято-Сергиевском православном богословском институте в Париже. Он основатель серии «Spiritualitй orientale» («Восточная духовность»), выпускаемой с 1966 г. издательством аббатства Бельфонтэн. Автор и переводчик многих книг по православной духовности и монашеству, важнейшими из которых являются: «Дух пахомиевского монашества» (1968), «Видехом свет истинный: Монашеская жизнь, ее дух и основополагающие тексты» (1990), «“Добротолюбие” и православная духовность» (1997), «Евангелие в пустыне» (1999), «Пещь вавилонская: Духовный путеводитель» (2001), «Основы катехизиса» (в 2-х т. 2001), «Уверенность в невидимом» (2002), «Тело — душа — дух в православном понимании» (2004). В 2006 г. в издательстве Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета впервые увидел свет перевод книги «Добротолюбие» и православная духовность». Желающим ближе познакомиться с биографией о. Плакиды рекомендуем обратиться к приложению в этой книге — автобиографической заметке «Этапы духовного странствия». (Прим. пер.)
[2] Пипин III Короткий (лат. Pippinus Brevis, 714–768) — французский король (751–768), основатель династии Каролингов. Сын Карла Мартела и потомственный майордом, Пипин сверг последнего короля из династии Меровингов и добился своего избрания на королевский престол, получив санкцию Римского папы. (Прим. пер.)
[3] Святой Феодосий I Великий (ок. 346–395) — римский император с 379 г. Память — 17 января. Сын полководца, родом из Испании. После гибели императора Валента провозглашен императором Грацианом его соправителем в восточной части империи. При нем христианство окончательно стало господствующей религией, а государственный языческий культ запрещен (392). (Прим. пер.)
[4] Романией называли свою империю те, кого мы именуем «византийцами».
[5] См. особенно: Дворник Франтишек. Фотиева схизма: История и легенды. (Колл. «Unam Sanctam». № 19). Париж, 1950; Он же. Византия и римский примат. (Колл. «Unam Sanctam». № 49). Париж, 1964. С. 93–110.
XI век
Великий церковный раскол 1054 года
Причины для разделения единой христианской Церкви на Западную и Восточную формировались на протяжении всего первого тысячелетия существования христианства. Поводом же к церковному расколу стал конфликт первоиерархов двух столиц – Рима и Константинополя.
Римским первосвященником был Лев IX. Еще будучи немецким епископом, он долго отказывался от Римской кафедры и лишь по неотступным просьбам духовенства и самого императора Генриха III согласился принять папскую тиару. В один из дождливых осенних дней 1048 года в грубой власянице – одежде кающихся, с босыми ногами и посыпанной пеплом головой он вступил в Рим, чтобы занять Римский престол. Такое необычное поведение польстило гордости горожан. При торжествующих криках толпы его немедленно провозгласили папой. Лев IX был убежден в высокой значимости Римской кафедры для всего христианского мира. Он всеми силами старался восстановить ранее поколебавшееся папское влияние как на Западе, так и на Востоке. С этого времени начинается активный рост и церковного, и общественно-политического значения папства как института власти. Папа Лев добивался уважения к себе и своей кафедре не только путем радикальных реформ, но и активно выступая защитником всех притесненных и обидимых. Именно это и заставило папу искать политического союза с Византией.
В то время политическим врагом Рима были норманны, которые уже захватили Сицилию и теперь угрожали Италии. Император Генрих не мог предоставить папе необходимой военной поддержки, а отказываться от роли защитника Италии и Рима папа не хотел. Лев IX решил просить помощи у византийского императора и Константинопольского патриарха.
С 1043 года Константинопольским патриархом был Михаил Керулларий. Он происходил из знатного аристократического рода и занимал высокий пост при императоре. Но после неудавшегося дворцового переворота, когда группа заговорщиков попыталась возвести его на престол, Михаил был лишен имущества и насильно пострижен в монахи. Новый император Константин Мономах сделал гонимого своим ближайшим советником, а затем, с согласия клира и народа, Михаил занял и патриаршую кафедру. Отдавшись служению Церкви, новый патриарх сохранил черты властного и государственно-мыслящего человека, который не терпел умаления своего авторитета и авторитета Константинопольской кафедры.
В возникшей переписке между папой и патриархом, Лев IX настаивал на первенстве Римской кафедры. В своем письме он указывал Михаилу, что Константинопольская Церковь и даже весь Восток должны слушаться и почитать Римскую Церковь как мать. Этим положением папа оправдывал и обрядовые расхождения Римской Церкви с Церквами Востока. Михаил готов был примириться с любыми расхождениями, но в одном вопросе его позиция оставалась непримиримой: он не желал признавать Римскую кафедру выше Константинопольской. Согласиться на такое равенство римский епископ не хотел.
Весной 1054 года в Константинополь прибывает посольство из Рима во главе с кардиналом Гумбертом, человеком горячим и высокомерным. Цель визита была обсудить возможности военного союза с Византией, а также примириться с патриархом, не умаляя при этом первенства Римской кафедры. Однако посольство с самого начала взяло тон, не соответствующий примирению. Послы папы отнеслись к патриарху без должного почтения, надменно и холодно. Видя такое отношение к себе, патриарх отплатил им тем же. На созванном Соборе Михаил выделил папским легатам последнее место. Кардинал Гумберт счел это унижением и отказался вести какие-либо переговоры с патриархом. Пришедшая из Рима весть о смерти папы Льва не остановила папских легатов. Они продолжали действовать с прежним дерзновением, желая проучить непослушного патриарха. 15 июля 1054 года во время богослужения в Софийском соборе они обратились с проповедью к народу, жалуясь на упорство патриарха. Окончив речь, кардинал Гумберт положил на главный престол собора акт отлучения патриарха и его приверженцев. Выйдя из храма, папские послы отрясли прах со своих ног и воскликнули: «Пусть видит и судит Бог».
Храм был переполнен людьми, но все настолько были поражены увиденным, что стояла гробовая тишина. Акт передали патриарху. Прочитав документ, Михаил распорядился огласить его. Послышались крики возмущения. Народ поддержал своего патриарха. В Константинополе поднялся мятеж, который чуть не стоил жизни как папским послам, так и самому императору. 20 июля 1054 года патриарх Михаил созвал Собор, на котором была произнесена встречная анафема. Деяния Собора были разосланы всем восточным патриархам. Так начался великий раскол. Попытки договориться о воссоединении предпринимались еще в течение полутора веков. Окончательное же разделение между Востоком и Западом произошло после захвата и разорения Константинополя крестоносцами в 1204 году.
Ансельм Кентерберийский
Было это почти тысячу лет назад. Маленькому мальчику Ансельму из итальянского города Аосты приснился сон. Будто должен он подняться на самую высокую гору в их окрестностях, ибо там, на горе, обитает Сам Господь Бог. «И взошел я в Царство Небесное, где Господь накормил меня хлебом». Так, пробудившись, ребенок рассказывал о своем видении.
Этим мальчиком был не кто иной, как будущий философ и богослов, учитель Католической Церкви святой Ансельм, архиепископ Кентерберийский.
Когда Ансельму минуло 15 лет, умерла его мать, а отец, уважаемый и богатый горожанин, стал вымещать свое горе на безответном подростке. Не выдержав упреков и побоев, Ансельм решился на побег. «Старый слуга согласился уйти вместе со мной, чтобы я не пропал на чужбине. Когда мы шли через горный перевал во Францию, я совсем ослабел от голода и ел снег. Слуга заплакал и в отчаянии стал рыться в пустой сумке. И – о чудо! – там невесть каким образом оказался кусок белого хлеба. Старик протянул его мне, и я вспомнил свой детский сон. Господь снова накормил меня хлебом!»
После трех лет скитаний Ансельм оказался в Нормандии, в Бекском монастыре Девы Марии. Настоятелем обители был в то время ученый муж по имени Ланфранк, который открыл при монастыре свою знаменитую школу. И вскоре святой Ансельм стал ее лучшим учеником. А в 28 лет он принял монашеский постриг. Ансельм во всем старался подражать жизни святых отцов: согласно преданию, он пребывал непрерывно в посте и молитвенном бдении, а также прославился как непревзойденный проповедник. Будучи рукоположен в священный сан, святой Ансельм вскоре занял место своего учителя, Ланфранка, когда того перевели на должность настоятеля в другой монастырь. Именно там, в обители Девы Марии, Ансельм начал писать свои выдающиеся богословские труды.
Толкование святого Ансельма получило всеобщее признание в христианском мире. К мнению авторитетного богослова стали прислушиваться во всей Европе. В своих трудах святой Ансельм пытался дать ответ на самые важные философские вопросы. Он рассуждал: «Что лежит в основе познания мира? Вера или разум? Очевидно, вера. Ибо, подобно тому как весь мир возник из ничего, из одной только Божественной идеи, так и постижение этого мира начинается с идеи. С веры в Бога. Вера – необходимое условие для познания». Это учение святого Ансельма, которое выражается девизом: «Верую, чтобы понимать», – привлекло многих сторонников. Впоследствии среди них были такие великие ученые, как Декарт, Лейбниц, Гегель.
В те времена, в XI веке, на Европу обрушились тяжкие испытания. Войны, эпидемии, неурожаи… «Да есть ли на свете Бог?» – вопрошали друг друга несчастные и обездоленные. Люди жаждали ответа на этот самый важный вопрос. И главной заслугой святого Ансельма до сих пор считается сформулированное им доказательство бытия Божия. В богословии это доказательство именуется онтологическим, оно основано на реалиях человеческой жизни. «Наш разум не способен вообразить то, чего не может быть. Следовательно, раз понятие о Боге заложено в нашем сознании с самого рождения, то это само собой доказывает существование Бога, Творца всего сущего».
Земной путь святого Ансельма трудно назвать счастливым, хотя, казалось бы, в своей карьере он достиг высот церковной иерархии.
В 1066 году, после знаменитой битвы при Гастингсе, герцог Нормандии Вильгельм Завоеватель покорил Англию. Предстоятелем Католической Церкви в Англии, архиепископом Кентерберийским, стал сподвижник Вильгельма, уже упоминавшийся Ланфранк. Святой Ансельм не раз бывал в Англии вместе со своим учителем, и местные христиане полюбили этого благочестивого пастыря. После того как умер Ланфранк, английские священнослужители желали провозгласить святого Ансельма архиепископом Кентерберийским. Однако новый король Англии Вильгельм Второй, прозванный Рыжим, не любил Ансельма. Ведь святой критиковал порочную жизнь, царившую при дворе, обличал пороки самого короля. Четыре года пост архиепископа был не занят. Но вот Вильгельм Рыжий тяжело заболел и, ожидая смерти, убоялся кары небесной за свои грехи. Он наконец-то дал согласие на избрание святого Ансельма архиепископом Кентерберийским. И – о чудо! – вскоре после этого король выздоровел. Но вместо благодарности Господу за свое исцеление Вильгельм Рыжий вновь погрузился в порочную жизнь. И еще сильнее возненавидел святого Ансельма.
Скромный по натуре, Ансельм не стремился к титулам и почестям. Он безо всякого притворства отказывался от поста архиепископа. И говорил при этом: «Отцы и братья! Раз уж вы настаиваете, чтобы я руководил вами, я вынужден согласиться. Но посох и кольцо архиепископа должны вручаться от имени Церкви, а не из рук земного короля». Согласно преданию, святой Ансельм так и не разжал свой кулак, чтобы принять посох от Вильгельма Рыжего, и тот лишь символически коснулся посохом его сжатых пальцев.
Святой Ансельм также выступал против симонии, то есть купли-продажи церковных должностей. И через четыре года из-за притеснений со стороны короля Ансельм Кентерберийский добровольно отправился в изгнание, из которого окончательно вернулся в Англию только спустя десять лет.
Борьба за инвеституру, то есть спор о том, кто должен назначать священнослужителей на епископские должности – Церковь или монарх, – развернулась по всей Европе. В начале XII века было достигнуто соглашение. «Епископы должны оказывать надлежащие почести правителям своей страны, однако символы их духовного сана им может вручать только Церковь».
Ансельм Кентерберийский умер в Англии в 1109 году, а в конце XV столетия Католическая Церковь причислила его к лику святых.
Христианство и язычество
Славянское язычество во времена князя Владимира было религией семейной. Русский народ жил отдельными общинами, со своими племенными и кровными связями. Каждая семья имела своих совершителей религиозных обрядов в лице ее старейших членов. Жрецов почти не существовало, поэтому не было особо ревностных защитников язычества. Принимая по княжеской воле крещение, многие не находили его противным старой вере. В своем большинстве народ не понимал смысла Таинства.
Борьба язычества с христианством выражалась не в активной борьбе, а, скорее, в сохранении наряду с новой христианской верой прежних языческих верований. Христианство с его общественным характером богослужений не мешало людям в домашнем быту соблюдать семейные обряды предков. Потому на Руси христианство и язычество смешались в народном сознании. Древние русские источники называют этот период двоеверием.
Двоевер одновременно мог быть и благочестивым христианином, и истовым язычником. Он соединял множество старых верований и обрядов с христианством, которые придавали ему своеобразную народную окраску, сохранявшуюся еще долго после князя Владимира. К примеру, жития и повествования о христианских подвижниках превращались у двоевера в героические эпосы и саги, а сами святые – в героев и полубогов. Их память на Руси порой чтилась плясками и жертвенными тризнами. В то же время на мифические существа языческого пантеона распространялись христианские обряды. Так, домовому и лешему приносили освященные в храме пасхальные куличи и яйца. Существовал даже особый обряд христосования с самым злым из мифических обитателей славянского дома – овинником.
Принято было на Светлое Христово Воскресение выходить всей семьей к трущобам и буреломам, чтобы громкими криками донести «благую весть» о Воскресении Христа хозяевам полей, лесов и вод. Да и в самом храме, на колокольне, как виделось двоеверу, должно было обитать загадочное и небезопасное существо «колокольный май».
Таким образом, появился целый мир фантастических образов и обрядов, в которых христианская вера участвовала лишь материалами, именами, а содержание было языческим.
Однако тихое противостояние двух вер порой прерывалось открытой борьбой за возврат идолов. Происходило это во времена народных бедствий по подстрекательству волхвов. Они настраивали народ против княжеской власти и представителей христианства как виновников гнева покинутых богов.
Так, в Великом Новгороде в 1071 году один волхв «обманул чуть ли не весь город», – сокрушается летописец. Кудесник много пророчествовал о будущих временах и гневе забытых идолов. В знак верности своих предсказаний он пообещал перейти реку перед всем народом, не замочив ног. На берегу собрался весь город. Был там и князь с дружиной. Пришел и епископ с крестом в руках. Он обратился к собравшимся: «Кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, кто же верует Богу, пусть по кресту идет». И разделились люди надвое. Князь с дружиной встали около епископа, а народ весь пошел к волхву. «И начался мятеж великий…» – замечает летописец. Видя это, князь выступил вперед. Шумная толпа затихла, ожидая, что скажет он в защиту себя и новой веры.
– Знаешь ли, что завтра случится и что потом будет? – спросил он у волхва.
– Знаю все! – ответил самоуверенно волхв.
– А знаешь ли, что будет с тобою сегодня, сейчас? – не отступал князь.
– Чудеса великие сотворю!
Князь, убедившись, что слова волхва услышаны всеми, выхватил из ножен меч и разрубил его пополам. Мятеж кончился. «Люди разошлись», – подводит итог летописец.
В целом особенностью русского христианства была терпимость в отношении к традициям Древней Руси. Введение христианства на Руси осуществлялось более мягким путем, чем, к примеру, на Западе, где попытки полностью искоренить религиозные обычаи приводили лишь к многолетним войнам и исчезновению отдельных культурных слоев.
Православная Церковь не разрушала некоторые языческие обряды. Церковь вкладывала в них христианское содержание. Так, праздник Коляды слился с Рождеством Христовым и Крещением. Сохранился и праздник Масленицы, который доныне отмечается перед Великим постом.
Но главное, что под воздействием Православия изменились русский характер, представления о человеке и его месте в обществе, о природе и Боге.
Благодаря новой вере сплотились разрозненные объединения восточных славян. И это, в конечном счете, привело к образованию древнерусской народности.
Первые русские святые Борис и Глеб
Сколько злодейских убийств совершалось и совершается в мире! Борьба за власть унесла жизни многих людей как до, так и после Бориса и Глеба. Однако именно их гибель произвела огромное впечатление на древнерусское общество. Их посмертное почитание в короткие сроки распространилось по всей Руси, опережая церковное прославление.
Борис размышляет о суетности мира и бессмысленности власти. Он напоминает себе об основных христианских добродетелях – смирении и любви. Но всего сильнее переживается Борисом мысль о мученичестве. Он вспоминает страдания святых мучеников Никиты, Вячеслава и Варвары, погибших от руки отца или брата. Утверждаясь в мысли, что вольное мучение есть подражание Христу, Борис дважды повторяет: «Если кровь мою прольет, мученик буду Господу моему». Однако древнерусский автор показывает не только желание Бориса принять мученический венец, но и ярко рисует всю трудность прощания Бориса с жизнью. Не только об умершем отце плачет Борис, но и о своей погибающей юности.
На рассвете сообщники Святополка ворвались в шатер Бориса и пронзили его копьями. Верный слуга, пытавшийся прикрыть князя своим телом, был убит на его груди. Завернув тело Бориса в шатер, на телеге его повезли в Киев. Под городом, увидев, что Борис еще дышит, два варяга добивают его мечами.
Описание убийства Глеба пронзает сердце читателя острой жалостью. Юноша, почти мальчик, трепещет под ножом убийцы. Ни одна деталь храброго и добровольного принятия своей доли не смягчает ужаса этого убийства. По приказу убийц собственный повар Глеба перерезает ножом ему горло. Предсмертная мольба Глеба оканчивается его уверенностью, что всякий ученик Христов оставляется в мире для страдания и всякое невинное и вольное страдание в мире есть страдание за имя Христово. Этот дух вольного страдания торжествует и в Глебе над его человеческой слабостью и желанием жить.
Тело князя было брошено на берегу, и лишь через несколько лет найдено Ярославом, который похоронил его рядом с Борисом.
Мученичество святых князей лишено всякого подобия героизма. Это не твердое ожидание смерти и не вызов силам зла, который столь часто слышится в страданиях древних мучеников. Напротив, идея жертвы, отличная от героического мученичества, выступает с особой силой. И подвиг двух юных князей заключался в том, что перед лицом смерти для каждого из них оказалось важным только одно – быть со Христом, быть как Христос. Русская Церковь не делала различия между смертью за веру во Христа и смертью в последовании Христу, особо почитая последнюю.
Подвиг непротивления злу стал национальным русским подвигом, подлинным религиозным открытием русского народа. Через святых страстотерпцев Бориса и Глеба, как через Евангелие, образ кроткого и страдающаго Спасителя вошел в сердце русского народа, как самая заветная его святыня.
Христианская кротость и смирение двух братьев помогали русскому народу в течение веков сохранять терпение и мудрость в самые трудные моменты истории.
Начало монашества на Руси
Начало монашеству на Руси было положено еще князем Владимиром. При нем чернецы и черницы (так называли тех, кто принимал монашество и облекался в черные одежды) селились около построенных храмов, образуя небольшие безымянные монастыри. При его сыне Ярославе Мудром начали строить отдельно стоящие «именные» монастыри. В основном их возводили князья или бояре в честь своих небесных покровителей. Такие монастыри строили на помин души и для того, чтобы принять предсмертный постриг. В то время каждый православный христианин, будь то князь или простолюдин, желал если не жить, то умереть монахом. Однако, как замечает летописец, эти монастыри были поставлены «от богатства», а не «слезами, молитвой и постом».
Первыми, кто основал монастырь своими трудами и подвигами, были преподобные Антоний и Феодосий Печерские. Именно они справедливо считаются основателями русского монашества, несмотря на то что и до них на Руси монашество существовало уже более полувека.
Преподобный Антоний родился в Черниговской области и, достигнув совершенных лет, ушел на Афон. Там, приняв постриг, он стал жить отшельником в пещере. Через некоторое время Антоний получает благословение вернуться на Русь и там насадить иночество. По возвращении с Афона Антоний обошел все существующие киевские монастыри и ни в одном не нашел себе «тихого пристанища». Он видел смысл монашеского подвига в стремлении удаляться от общества и его суеты. За чертой города он нашел небольшую пещеру, выкопанную в холмистом берегу Днепра. Здесь Антоний и поселился в 1051 году. Так возник Печерский (то есть пещерный) монастырь, впоследствии получивший название Киево-Печерской Лавры.
Слава об отшельнике вскоре разнеслась не только по Киеву, но и по другим городам. Многие стали приходить к нему за духовным советом. Некоторые же оставались, деля с ним трудности пещерного подвига. Когда число сподвижников Антония значительно увеличилось, он удалился в затвор на соседнюю гору, не оставляя в то же время духовного окормления братьев нового монастыря.
Одним из первых учеников преподобного Антония был Феодосий. Вскоре после удаления Антония он был избран игуменом. Постепенно Феодосий перенес монастырь из пещер на гору. Пещеры остались для Антония и тех, кто желал затвора. Феодосий же не только не изолировал монастырь от мира, но поставил его в самую тесную связь с ним, предназначая для общественного служения.
Феодосий и сам идет в мир. Мы видим его в Киеве, на пирах у князя, в гостях у бояр. Духовничество в то время было сильным средством нравственного влияния на общество. Зная это, Феодосий умел соединять со своими посещениями кроткое учительство и христианскую проповедь. Он строит рядом с монастырем богадельню для нуждающихся. Каждую субботу он посылает в город воз с хлебом для заключенных в тюрьмах. Осуждаемые находили в лице Феодосия справедливого заступника перед князем и судьями. Однажды явилась в Печерский монастырь неправедно осужденная вдова. Встретив Феодосия и не узнав его, она попросила проводить ее к игумену. На вопрос Феодосия: «Зачем тебе он нужен, ведь он человек грешный?» – вдова отвечала: «Я не знаю этого, но точно знаю, что он многих избавил от печали и напасти, и пришла просить его защиты перед судом». Чрезмерная благотворительность Феодосия вызывала ропот у некоторых иноков, тем более что сам монастырь оставался порой без куска хлеба. Однако в своих поучениях Феодосий напоминал братии, что сами они пользуются жертвой мирян и что платить миру должны не одной только молитвой, но и милостыней.
Личный подвиг Феодосия был глубоко сокрыт. Он всегда весел лицом, но под верхней одеждой у него колючая, грубая рубаха – власяница. Монах, подошедший ранним утром к его келье, слышит его «молящегося слезно и совершающего земные поклоны». Услышав шум шагов, Феодосий притворяется спящим и отвечает лишь на третий оклик, словно проснувшись от сна. Но больше всего бросается в глаза непрерывность его трудов. Феодосий работает и за себя, и за других. Он всегда готов взяться за топор, чтобы нарубить дров или натаскать воды из колодца. По ночам он мелет жито для всей братии. Повару, просившему у него послать кого-нибудь из свободных монахов наколоть дров, он отвечает: «Я свободен».
Вместе с этим Феодосий кроток и любвеобилен. Он не любит прибегать к наказаниям. Его мягкость к покинувшим монастырь изумительна. Он плачет о них, а возвращающихся принимает с радостью. Был один брат, который «часто убегал» из монастыря, и всякий раз, возвращаясь, находил радостную встречу. Кротким остается Феодосий всегда и ко всем. Таков он и к разбойникам, пытающимся ограбить монастырь, таков он и к слабым инокам.
Феодосий вместе со своим учителем Антонием в своей жизни явил русским людям путь новой, святой, христианской жизни. Первого из них отличала жертвенная любовь и служение людям, второго – суровость иноческого подвига. Они создали целую дружину духовных богатырей. Благодаря им русское монашество сразу же начало свой золотой век.
Золотой век русского иночества
В средние века те иностранцы, кто ближе знакомился с русскими людьми, писали, что этот народ – самый религиозный в Европе. Одним из доказательств этого утверждения служит расцвет монашества в Древней Руси. Монастыри оказали благотворное влияние на нравственное состояние еще языческого по сути общества. Они наглядно демонстрировали ему идеал христианского самоотречения.
В сознании современников Печерский монастырь с его подвигами, мученичеством и чудесами стал «подобен небу». Поэтому неслучайно иноков стали называть «земными ангелами» или «небесными людьми». То, что сохранила нам история о киево-печерских подвижниках, их количестве и видах их подвигов, лишний раз подтверждает сказанное.
Повсеместно распространенный образ пещерной подвижнической жизни, принятый на Востоке, становится у нас вследствие суровых климатических условий особым подвигом. Монах обрекался на крайне изнурительное существование среди вечной сырости, при отсутствии света и свежего воздуха. Пещерничество как специальный подвиг продолжалось и после того, как монастырь был уже выстроен над землей. Но теперь оно, как правило, соединялось с другим подвигом – с затворничеством.
Наиболее известные печерские затворники – Исаакий, Никита, Лаврентий – проводили в молчании десятилетия, посвящая свою жизнь молитве и телесным подвигам. Например, Иоанн Многотерпеливый провел в затворе более 30 лет. И за все это время никто не слышал от него ни одного праздного слова, лишь слова молитвы. До сих пор в Киево-Печерской Лавре можно увидеть железные вериги этого подвижника, которые он никогда не снимал.
Помимо пещерного, сурового направления духовной жизни, восходящего к преподобному Антонию, существовал и путь кротости и смирения, восходящий к преподобному Феодосию. Так, своеобразное служение миру несет монах Прохор Лебедник. Он получил свое прозвище от изобретенной им формы постничества: не есть другого хлеба, кроме приготовленного из собранной им самим лебеды. Во время голода Прохор кормил многих нуждающихся незатейливыми продуктами своей аскетической кухни.
Инок Алимпий иконописец – труженик, не дающий отдыха своей руке, кроткий, никого не карающий и возлагающий надежды лишь на одного Бога. Он раздавал бедным все свои средства. По зависти Алимпий был оклеветан и гоним своими братьями. Его чудесные краски совершали исцеления.
Подражает Феодосию в своем смиренном трудничестве Никола Святоша, бывший князь Святослав Черниговский, первый князь-инок на Руси. Как простой монах, он проходил послушание на братской кухне, шил одежды и работал на огороде. Не довольствуясь такими послушаниями, Николай просил у игумена назначить его привратником. Став им, он кланялся каждому входившему в монастырь и просил молитв за себя – грешного и убогого привратника. Такое смирение князя-инока вызвало бурю негодования его братьев-князей, которые просили у игумена прекратить унижения родственника и не назначать их брату никакого послушания. Однако Николу никто и никогда не видел праздным, а работая, он непрестанно произносил молитву Иисусову. После его смерти брат Изяслав, получивший исцеление от власяницы Николы, всегда надевал ее на себя перед битвой. Свои немалые княжеские средства Никола Святоша употребил на церковное строительство и на помощь бедным. Он пожертвовал в монастырь также немало книг.
Еще преподобный Феодосий положил много трудов для создания монастырской библиотеки. Инок Иларион все дни и ночи проводил за писанием книг. Монах Никон переплетал книги, а сам Феодосий прял для этого нити. Несмотря на низкий уровень образованности народа, в монастыре почти все были грамотны. О неграмотном иноке летописец сообщает как о явлении редком. Книголюбие и любовь к духовному просвещению с самого начала пресекают на Руси соблазн аскетического отвержения культуры.
Основанная преподобным Антонием и устроенная преподобным Феодосием, Киево-Печерская обитель сделалась образцом для остальных русских монастырей. По ее образцу возводились обители в других землях Древней Руси.
Книжное просвещение в Древней Руси
До принятия христианства на Руси существовала письменность, но она была неорганизованной. Древний летописец отмечает, что «славяне писали чертами и резами, но без устроения». С христианством на Русь пришла письменность иного рода. Это была письменность с устроением: со знаками препинания, с определенной грамматикой и разделением на слова. Она практически сразу стала письменностью богатейшего литературного языка.
Одним из первых славянских переводов, после перевода богослужебных книг, стал «Источник знания» святого Иоанна Дамаскина. Из него древнерусский книжник мог узнать об основных понятиях философских систем Аристотеля, Платона и других античных мыслителей. Здесь же содержались сведения об основных науках. Таким образом, с принятием христианства Русь получила доступ к сокровищнице знаний христианской Европы и Византии, за которыми стоял тысячелетний опыт античной цивилизации.
В то же время Древняя Русь очень быстро перешла от усвоения опыта других народов к самобытному развитию. Уже в середине XI века, при Ярославе Мудром, в творчестве русских зодчих, художников наметился свой, оригинальный почерк, проявилось ни с чем не сравнимое собственное «лицо» – взять хотя бы новгородский собор святой Софии, построенный в 1050 году.
То же можно сказать и о древнерусской литературе. Уже в 1045 году, всего через полстолетия после обретения письменности, появилось «Слово о законе и благодати». Оно было написано священником Иларионом, будущим первым киевским митрополитом русской национальности.
В форме торжественной проповеди, разделенной на три части, Иларион развивает три идеи: о духовном превосходстве Нового Завета (то есть «благодати») над Ветхим Заветом («законом»), о великом значении крещения Руси и роли князя Владимира в достижении величия земли Русской. Постепенно переходя от общего к частному, Иларион соединяет богословскую мысль и политическую идею. Его рассуждения представляют стройное и органическое развитие одной идеи – прославления Руси. В то же время Илариону чужда мысль о национальной ограниченности. Он все время подчеркивает, что русский народ есть только часть человечества. «Слово о законе и благодати» – произведение единственное в своем роде. Таких трудов не знала Византия. Это историософское сочинение, утверждающее существование Руси, ее связь с мировой историей, ее место в мировой истории. Из него, как из семени, выросло гигантское древо русской литературы и философской мысли.
Другим знаменитым древнерусским мыслителем был митрополит Климент Смолятич, о котором летописец говорит, что такого мудрого философа Русь еще не видывала. К сожалению, до наших дней сохранилось лишь одно его сочинение, которое свидетельствует о блестящем знании автором греческих и александрийских источников. Работ другого древнерусского мыслителя – епископа Кирилла Туровского – сохранилось значительно больше. По его проповедям видно, что это был выдающийся оратор, подражавший знаменитым греческим риторам. На севере Руси выделялся новгородский епископ Лука. Его стиль не так изящен, как у южан, зато этика поучительна, предметна, конкретна. Следует отметить, что на севере Руси богословская и философская мысль выражалась не столько в литературных памятниках, сколько в храмостроительстве и иконописи, достигших большого художественного совершенства.
Огромное значение для русской культуры имели летописи. Подобно «Слову» Илариона, летописание было проникнуто стремлением осознать текущие события через обращение к прошлому. Поэтому интерес монахов-летописцев к истории своего народа выразился не только в прославлении деяний христианских подвижников, но и подвигов древних языческих князей.
Летописцы в своем повествовании опирались как на исторические документы, так и на устные предания. Для них характерен народный фольклор, прямая речь героев, использование пословиц и поговорок. В начале XII века киево-печерский монах Нестор собрал летописные своды воедино. Этот свод получил название «Повесть временных лет» и является основным источником сведений для современных ученых-историков.
На Руси понимали необходимость книжного учения. Вот как оценивает летописец важность книги: «Великая польза от книжного учения. Книги есть пища обильная, реки, питающие всю вселенную, в них неизмеримая глубина. Из книг мы учимся, в словах книжных обретаем мудрость, ими утешаемся в печали, они – узда воздержания». Неслучайно умение читать и переписывать книги расценивалось в Древней Руси как великая добродетель, дело, угодное Богу.
Один из солунеких братьев, святой Кирилл, создав славянскую азбуку, сказал: «Славянское племя летит теперь вперед, словно на крыльях». Доказательством этому служит краткий, но потрясающий по своему культурному взлету период древнерусской книжности, названный «золотым веком древнерусской литературы».
Источник: Лисовой Н.Н., Аннин А.А., Первушин М.В.; Под общ. ред. Архиепископа Егорьевского Марка (Головкова), Издательство:, М.: Даръ, 2011 г. ISBN: 978–5-485–00323–4