в каком году открылась бродячая собака
Место и дом
«Бродячая собака». Этот «подвал во втором дворе», ставший легендарным уже в короткие месяцы своего существования (31декабря 1911 года — 3 марта 1915 года), может быть, впервые в истории русской поэзии, русского театра, русской живописи — обрел ту удивительную атмосферу полной открытости, дружбы, непринужденности, внутренней свободы, которая привела к наивысшему подъему артистической и литературной жизни Петербурга серебряного века, ее блистательному расцвету, к сожалению столь недолгому и так трагически и жестоко оборванному. Недаром почти каждый из постоянных или частых посетителей «Собаки» писал о ней позже с такой щемящей душу нежностью, с такой ностальгической грустью.
Никогда — ни до, ни после этого — в России не соприкасались так близко, не сливались в единый поток литературная, театральная и художественная стихии. И никогда — об этом тоже нужно сказать — Россия не соприкасалась так полно и тесно с Европой и культурой европейского авангарда XX века, получая от них столько нового и, в свою очередь, оказывая на них огромное влияние. Именно поэтому «Бродячая собака» — явление не только русской, но и мировой культуры; и ее организаторы и создатели понимали это в значительно большей степени, чем мы — потомки.
«Бродячая собака» возникла не на пустом месте. Это было первое ночное литературно-артистическое кабаре в России. Но именно в том доме, где была организована «Бродячая собака», за 70 лет до нее находился салон братьев Виельгорских – средоточие музыкальной и артистической культуры Петербурга середины XIX века. Ни одна неделя не обходилась здесь без концертов или музыкальных вечеров. Позже более полувека этот дом принадлежал Я.А. Дашкову и его детям; здесь создавалось знаменитое собрание книг, портретов, гравюр, рукописей, документов П.Я. Дашкова — уникальное собрание материалов по русской истории, открытое для пользования всему Петербургу. Таким образом, «Бродячая собака» была организована именно там, где уже многие годы до нее находился один из важнейших культурных центров Петербурга.
БРОДЯЧАЯ СОБАКА
«БРОДЯЧАЯ СОБАКА» («Художественное общество Интимного театра») – самое известное литературно-артистическое кабаре Петербурга Серебряного века.
«Бродячая собака» открылась 31 декабря 1911 на углу Итальянской улицы и Михайловской площади в подвале старинного дома Дашкова, когда-то принадлежавшего знакомому Пушкина И.А.Яковлеву. Идейным вдохновителем, организатором и «хунд-директором» (от немецкого hund – собака) кабаре был Борис Пронин, театральный деятель, режиссер, актер. Пронин отнюдь не обладал выдающимися организаторскими способностями – в многочисленных воспоминаниях современников отчетливо ощущается несколько пренебрежительное отношение к деловым талантам Пронина; однако сам проект был настолько хорош и настолько необходим в тогдашней атмосфере Петербурга, перенасыщенного творческими флюидами, что он был просто обречен на успех. Более того, «Бродячая собака» фактически преломила судьбу Бориса Пронина: впоследствии, в ностальгии по фантасмагорической атмосфере «Собаки», Пронин снова и снова возвращался к идеям открытия литературно-художественных кафе (1916, Петроград – «Привал комедианта», 1922, Москва – «Странствующий комедиант»).
В разных источниках «Бродячую собаку» называют кафе, театром, кабачком, кабаре. Пользуясь современной терминологией, «Собаку» точнее всего можно назвать клубом, местом сбора и общения артистов, поэтов, режиссеров, художников – петербургской богемы, местом для «посвященных», где можно было свободно общаться на профессиональные темы, обсуждать творческие планы, праздновать юбилеи, демонстрировать свое искусство для профессионалов-коллег. С Б.Прониным замысел создания артистического клуба обсуждали писатель А.Толстой, архитектор И.Фомин, драматург Н.Евреинов, режиссеры В.Подгорный, И.Петров, художники С.Судейкин, М.Добужинский и Н.Сапунов. А.Толстому принадлежит и идея названия: в процессе поисков достойного помещения, он сравнил группу своих друзей и коллег с бездомными собаками, ищущими приюта.
Найденное помещение было отремонтировано в очень короткие сроки. Ко дню открытия была выстроена крошечная эстрада; посередине стоял круглый некрашеный деревянный стол в окружении стульев с соломенными сиденьями; висела «люстра», с укрепленными на деревянном ободе несколькими свечами; был организован «буфет» – самовар и бутерброды.
Вечера в «Бродячей собаке» открывались к 12 часам ночи, когда заканчивались спектакли петербургских театров, ведь поначалу «Собака» была закрыта для посторонней публики, здесь собирались только художники – в самом широком смысле слова. Со своими стихами выступали Ахматова, Гумилев, Мандельштам, Маяковский, Кузмин, Бальмонт, Хлебников; танцевали Т.Карсавина, М.Фокин, Е.Лопухов; пели оперные артисты – Е.Попова, П.Журавленко; играли драматические артисты – Е.Тиме, Ю.Юрьев; музыканты – И.Сац, М.Гнесин. «Собака» славилась и выступлениями популярнейшей в те времена цыганки Б.Казарозы. В подвале часто бывали Мейерхольд, Аверченко, Хлебников, Вахтангов, Прокофьев, Луначарский, Чуковский и многие другие столь же известные люди. Здесь отмечались юбилеи – один из первых был посвящен 20-летию службы Юрия Юрьева на сцене Александринского театра. В его честь в подвале была показана ироничная «Ассирийско-Вавилонская» оперетта; а завершился праздник «открытием» памятника Юрьеву на площади Александринского театра. В «Бродячей собаке» проходили литературные вечера и случались скандалы (драка Мандельштама с Хлебниковым, Бальмонта с Морозовым), чествования и маскарады, театрализованные представления. Здесь блистали знаменитые петербургские красавицы Серебряного века, подруги и музы поэтов и художников, «коломбины десятых годов», как позже писала о них Ахматова: С.Андроникова, П.Богданова-Бельская, А.Зельманова-Чудовская, Е.Баркова-Осмеркина, и блистательная Ольга Судейкина-Глебова, ставшая главным персонажем ахматовской Поэмы без героя.
Однако вскоре вход в подвал был открыт и для посторонней публики – «Бродячая собака» стала модной среди самых аристократических слоев общества, слава ее гремела на весь Петербург. Бесплатным вход туда остался только для «действительных членов», остальные («буржуа» и «фармацевты», как их называли) были вынуждены покупать весьма и весьма дорогие билеты – своеобразный выкуп за право приобщиться к знаменитостям, посидеть с ними рядом, послушать и посмотреть их выступления. Вскоре подвал преобразился: стены С.Судейкин расписал фантастическими цветами, птицами, Коломбинами, Арлекинами. У «Бродячей собаки» появились свой герб – эмблема с гравированным худым собачьим силуэтом – портрет пуделя Пронина, Мушки (работа Добужинского), орден – собачья медаль на цепи и «собачий» гимн От рождения подвала… (стихи и музыка Кузмина). У входа лежала огромная книга, переплетенная в кожу синего цвета (т.н. «Свиная книга»), в которой известные посетители оставляли свои имена, автографы и отзывы.
Через год после открытия «Бродячей собаки», в ночь под Рождество 1913 здесь прошел легендарный спектакль по пьесе М.Кузмина Рождество Христово, вертеп кукольный, в котором, однако, роли исполнялись «вживую» – актерами (постановка К.М.Милашевского). Представление задумывалось как стилизация под храмовое действо, но, по свидетельству современников, спектакль получился скорее простодушно-наивным, трогательно напоминавшим атмосферу детского рождественского праздника. В нем смешалось святость и богохульство, важное и незначительное, серьезное и легкомысленное: комиковал К.Гибшман, исполнявший роль Соломониды; поэт П.Потемкин в роли Осла, опираясь на два костыля и согнувшись под прямым углом, нес на спине красавицу Судейкину-Глебову – Богородицу, в роскошном золотом платье, взятом напрокат; ангельскими голосами пели в проходах облаченные в белые одежды дети – взятые также «напрокат» из сиротского приюта.
«Бродячая собака» была (и, собственно, осталась до сих пор) истинным символом Серебряного века с его пьянящей и завораживающей атмосферой, лихорадочным и немного истерическим весельем. Единственным из поэтов-современников, кто отчетливо недолюбливал знаменитое кабаре, был Блок. Однако для большинства артистов, художников и представителей других творческих профессий «Бродячая собака» была поистине вторым (а то и первым) домом. Ей, «Собаке», посвящено множество стихотворений самых разных авторов. Так, например, мотивы «Бродячей собаки» постоянно возникали в творчестве Ахматовой – от стихотворения Все мы бражники здесь, блудницы…(написанного 1 января 1913, ко второй годовщине кабачка) до первой части Поэмы без героя (Девятьсот тринадцатый год).
В 1914 началась Первая мировая война; праздник, длившийся в «Бродячей собаке» все больше противоречил суровым будням. Многие из постоянных посетителей кабачка ушли на фронт. Посетителей с каждым днем становилось все меньше.
Весной 1915 кабачок «Бродячая собака» по распоряжению петроградского градоначальника, генерал-майора князя Оболенского, был закрыт по прозаической причине – за незаконную торговлю спиртными напитками во время «сухого закона», введенного с началом войны.
В 2001 помещение легендарного артистического кафе было восстановлено; сейчас в Санкт-Петербурге на площади Искусств, 5 находится клуб Подвал «Бродячей собаки».
Начало «Собаки»
Подвалъ «Бродячая собака» Художественного общества интимного театра был торжественно открыт в новогоднюю ночь с 31 декабря 1911 года на 1 января 1912 года.
К открытию подвала поэт Всеволод Князев сочинил «собачий гимн», положенный на музыку пианистом и композитором В.А. Шписом фон Эшенбруком:
Во втором дворе подвал,
В нем — приют собачий.
Каждый, кто сюда попал —
Просто пес бродячий.
Но в том гордость, но в том честь,
Чтобы в тот подвал залезть!
Гав!
Алексей Толстой принимал самое активное участие в организации «Бродячей собаки». Неслучайно открытие «Бродячей собаки» почти совпало по времени с днем рождения Алексея Толстого — за два дня до открытия подвала графу исполнилось 29 лет. Толстой помог Пронину созвать на новогодний вечер, открывающий жизнь подвала, многих из петербургских знаменитостей. Несмотря на то, что ремонт подвала был полностью не завершен, туда явился цвет петербургских любителей искусства в роскошных туалетах, фраках и т. д. Билеты на вход для посторонних были очень дорогие. Таким образом, была подведена материальная база под клуб.
Граф Алексей Николаевич Толстой
Шарж Д. Мельникова
Первая половина 1910 годов
Посетитель попадал в подвал, спустившись по узкой крутой лестнице под навесом, которую освещал красный фонарь. Сначала он попадал в крошечную гардеробную, дверь из нее вела в основной зал кабаре. Здесь висел большой деревянный обод, увитый виноградной лозой, с электрическими лампочками, которым был придан внешний вид огарков догорающих свечей. Напротив входа — большой камин, справа от входа — небольшая сценическая площадка, рядом с ней — рояль.»При входе в зал (главную комнату со сценой) стояла конторка, и на ней — большая «Свиная книга”, в ней посетители писали свои автографы, поэты — экспромты, художники — зарисовки.
Н.В.Петров
Фото середины 1910 годов
Посетители «Собаки» в этот новогодний вечер представляли собой квинтэссенцию артистического Петербурга: Т.П. Карсавина, М.М. Фокин, Ю.М.Юрьев, Анна Ахматова, Н.С. Гумилев, К.Д. Бальмонт, Игорь Северянин, М.А. Кузмин, П.П. Потемкин, Саша Черный, О.Э. Мандельштам и Георгий Иванов, Илья Сац, Сергей Маковский.
Открытие «Бродячей собаки» стало заметным событием в театральной и художественной жизни Санкт-Петербурга.
При открытии подвала было решено проводить заседания в «Бродячей собаке» по средам и по субботам. Кроме «сред» и «суббот», устраивались также (в другие дни недели) исполнительские вечера с разработанной программой, о которых приглашенным сообщалось особыми повестками. Один из первых таких вечеров правление решило посвятить 25-летию поэтической деятельности К.Д. Бальмонта. Не меньший интерес вызвал и следующий внеплановый вечер — «вечер-бенефис», состоявшийся в подвале в ночь с 16 на 17 января и посвященный двадцатилетнему творческому юбилею актера Александринского театра Ю.М. Юрьева. Некоторые вечера в «Собаке» были целиком музыкальными, другие — драматическими или поэтическими. Так, 2 февраля 1912 года, в четверг, состоялся концерт, на котором исполнялись произведения Э. Грига, Аренского, Ильи Саца.
Князь С.М. Волконский
Фото конца 1900 годов
Завсегдатаи первых собраний «Собаки», когда бывали: Надежда Александровна Тэффи82, поэт Вячеслав Иванов с падчерицей своей Верой Ивановой-Шварсалон, Гумилев, и Рюрик Ивнев, и Кузьмина-Караваева, и Мария Моравская и другие.
Постепенно складывались традиции «собачьего» быта, «Собака» создавала свою символику и эмблематику. Над входом в подвал висел герб «Собаки»: сидящий бродячий пес, положивший лапу на античную маску. Этот геральдический щит, собственноручно расписал М.В. Добужинский.
Жизнь «Собаки»
Т.П. Красавина в «Бродячей собаке»
Рисунок С.Ю. Судейкина
«Собака» открыла свой второй сезон в ночь на 1 сентября 1912 года. Новый сезон «Собаки» сильно отличался от первого. Прежде всего тем, что «Собака» уже стала для многих ее посетителей любимым пристанищем. Без нее уже не мыслилась жизнь. «Мы, — писал позже Пяст, — благодаря «Собаке», совсем стали ночными Нам (мне и Мандельштаму, и многим другим тоже) начинало мерещиться, что весь мир, собственно, сосредоточен в «Собаке», — что и нет иной жизни, иных интересов, — чем «Собачьи»!»87. «Собака» была открыта теперь не только по средам и субботам, но 4 — 5 раз в неделю, а то и каждую ночь.
C.Ю. Судейкин
Силуэт Е.С. Кругликовой
Маскарады, арлекинады, вечера художественной пластики, чествования поэтов, драматургов, писателей, актеров — К. Бальмонта, Ф. Маринетти, Э. Верхарна, П. Фора, М. Линдера; «собачьи карусели», капустники, гала-концерты, вечера «великопостной магии», вечера песни и танца; поэтические вечера; разнообразные драматические постановки и пантомимы, лекции и диспуты на самые неожиданные, но, как правило, оказывавшиеся очень злободневными темы; художественные выставки картин русских и зарубежных художников, гравюр, офортов, миниатюр; недели и вечера кавказского искусства, вечера футуристов, Метерлинка и французского символизма, «Цеха поэтов», современной русской прозы, наконец, праздничные банкеты и застолья — все это шло непрерывной чередой, прерываясь лишь, с мая по август.
М.А. Кузьмин
Рисунок Н.И. Кульбина 1913
Эта бурная, кипящая художественная жизнь была только одной стороной жизни подвала. Другой, не менее, а, может быть, и более важной, было то раскрепощение личности, та духовная свобода, которая не могла не остаться в памяти у всех, кто когда-либо посещал «Бродячую собаку». Это колдовское чувство свободы. Здесь впервые зазвучал во всю силу голос Мандельштама. И голос Ахматовой. Здесь были впервые прочитаны — и написаны! — многие замечательнейшие строки М.А. Кузмина и Н.С. Гумилева, В. Хлебникова и И. Северянина. И кто знает, стала ли бы Ахматова — той Ахматовой, а Мандельштам — тем Мандельштамом, которых мы знаем, если бы не было «Бродячей собаки» в их жизни.
Здесь цепи многие развязаны, —
Все сохранит подземный зал.
И те слова, что ночью сказаны,
Другой бы утром не сказал.
Круг посетителей подвала был обширен и разнообразен. Основу его составляли действительные члены «Бродячей собаки» — устроители и организаторы подвала, члены правления, артисты, художники, музыканты «Общества интимного театра». К ним примыкали «друзья «Собаки» — постоянно посещавшие подвал поэты, писатели, драматурги, искусствоведы, критики, актеры и художники других театральных коллективов, композиторы, исполнители, — одним словом, люди искусства, а также меценаты, помогавшие «Собаке» как в финансовом отношении, так и в ее взаимоотношениях с государственными и общественными организациями. Но среди посетителей подвала, особенно во второй период его существования, было и довольно большое количество любопытствующих, желающих понаблюдать, как отдыхают и развлекаются артисты и литераторы, посетителей, лишь отдаленно причастных к миру художественной интеллигенции. Этих посетителей Николай Сапунов еще в период организации подвала назвал «фармацевтами», и это название за ними закрепилось. Иногда оно заменялось еще более уничижительной кличкой «фармацепт».
Волшебная новогодняя ночь 1913 года. Она запомнилась всем присутствующим. Гимн, чтение пародийных телеграмм, вручение орденов «Собаки», шансонетки, пантомимы в масках, нескончаемые хохот и веселье.
Михаил Кузмин сочинил новогодний гимн:
От рождения подвала
Пролетел лишь быстрый год,
Но «Собака» нас связала
В тесно-дружный хоровод.
Чья душа печаль узнала,
Опускайтесь в глубь подвала,
Отдыхайте (3 раза) от невзгод.
Ахматова в эту праздничную ночь, 1 января 1913 года, пишет:
Ф.К. Солгуб
С рисунка Н.И. Кульбина 1913
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.
Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.
О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.
105 лет назад, – в ночь с 31 декабря 1911 на 1 января 1912 года, – открылась «Бродячая собака»
За два дня до открытия подвала графу Алексею Толстому исполнилось 29 лет.
Толстой помог антрепренеру Б. Пронину, первому хунд-директору «Бродячей собаки», созвать на новогодний вечер, предваряющий творческую жизнь арт-клуба, квинтэссенцию артистического Петербурга: Т. П. Карсавина, М. М. Фокин (балет); Ю. М. Юрьев – Первый кавалер Ордена Собаки, В. П. Зубов, Н. Петров (театр); К. Д. Бальмонт, Игорь Северянин, П. П. Потёмкин, Саша Чёрный, О. Э. Мандельштам, М. Лозинский, Владимир Нарбут, М. Зенкевич (цех поэтов); символист Тиняков (в будущем профессиональный нищий: «Подайте бывшему поэту!»); «сатириконовка» Тэффи; композиторы Илья Сац, Эренбенг; издатель и критик Сергей Маковский (журнал «Аполлон»); художник Илья Зданевич (Ильязд).
Подвал «Бродячая собака» Художественного общества интимного театра был торжественно открыт в новогоднюю ночь с 31 декабря 1911-го на 1 января 1912 года.
Во втором дворе подвал,
В нём – приют собачий.
Каждый, кто сюда попал –
Просто пёс бродячий.
Но в том гордость, но в том честь,
Чтобы в тот подвал залезть! Гав!
Когда уже был поднят не один тост, и температура в зале в связи с этим также поднялась, – вспоминал Николай Петров, – неожиданно возле аналоя появилась фигура Толстого.
В шубе нараспашку, в цилиндре, с трубкой во рту он весело оглядывал зрителей, оживлённо его приветствовавших:
– Не надо, Коля, эту ерунду показывать столь блестящему обществу, – объявил в последнюю минуту Толстой (имелась в виду одноактная пьеса Алексея Толстого, где на сцене по ходу действия аббат должен был рожать ежа).
Так начался первый сезон кабаре «Бродячая собака».
Ольга Высоцкая, актриса «Дома интермедий», придя одной из первых, сняла с руки длинную белую перчатку и набросила её на деревянный круг. Подошедший Евреинов повесил на одну из свечей чёрную бархатную полумаску. Эти реликвии, – с санкции Н. Сапунова, великолепного художника, театрального сценографа, – и висели на люстре всё время, пока существовала «Собака».
К великому несчастью, через шесть месяцев Николай Сапунов трагически погиб, утонув. Перевернувшись вместе с лодкой во время прогулки по заливу в Териоках под Петербургом.
Владимир Александрович Склярский, бессменный руководитель возрождённого в 21 веке арт-подвала, вспоминал, как художник Сапунов в 1912 году пенял Пронину:
На что тот резонно отвечал:
– Хамы, а кто платить будет?!
– Так, ясно, без «фармацевтов» не обойтись, – продолжал Склярский: – Памятуя печальный опыт Пронина, который вынужден был искать «фармацевтов» ещё в 1915 году и оставил подвал также и по причине его маленьких размеров, я, второй хунд-директор, принимаю решение присоединить к исторической части подвала и другую, так сказать, нью-собаку, тем самым узаконив институт «фармацевтов», создав зону их накопления – «фармацевтник».
На дворе метель, мороз,
Нам какое дело!
Обогрел в подвале нос
И в тепле всё тело.
Нас тут палкою не бьют,
Блохи не грызут! Гав!
Гимн Всеволода Князева
Материалов о необъявленных, экспромтных вечерах почти не сохранилось, да и как можно сохранить сиюминутную реплику, жест, шутку, одним словом, импровизацию, которая в «Собаке» по существу становилась самой жизнью.
То тот, то другой из артистов споёт, спляшет, продекламирует. Публика не стеснялась вслух острить над исполнителями. Последние же, прерывая себя, острили над публикой.
Безумная натура директора кабаре проявлялась неистово – Пронин всем говорил «ты».
Во время вечера он также продолжал здороваться, раскланиваться, пристраиваться к столу:
– А, и ты тут, – появлялся он у чьего-нибудь столика и, расцеловавшись, усаживался у собравшейся компании.
Пили шампанское, он выпивал бокал, и, вдруг замечая рядом ещё не приветствованных друзей, бросался к ним, потом переходил дальше.
За «поэтическим» столом идёт упражнение в писании шуточных стихов. (В «Собаке» постоянно проходили различные литературные игры, являвшиеся лучшим доказательством истинного таланта поэта и требовавшие, даже от избранных, полного внимания и собранности.)
Все ломают голову, что бы такое изобрести. Предлагается, наконец, нечто совсем новое: каждый должен сочинить стихотворение, в каждой строке которого должно быть сочетание слогов «жора». Скрипят карандаши, хмурятся лбы. Наконец, время иссякло, все по очереди читают свои шедевры… Однажды к игре не был допущен Г. Иванов, так как не смог предоставить разрешение от родителей.
Пётр Потёмкин, Хованская, Борис Романов, кто-то ещё – прогнав с эстрады давно уже исчерпавшего кредит Мандельштама, пытавшегося пропеть (Боже, каким голосом!) «Хризантемы» – начинают изображать кинематограф. Цыбульский душераздирающе аккомпанирует.
Случались и вообще невообразимые вещи. Так, – однажды, – перебрав, Пронин поскандалил с одним адвокатом, и дело чуть не дошло до дуэли. Но наутро хороший коньяк сумел примирить обиженного адвоката и несостоявшегося дуэлянта.
. И вдруг, – под утро, – оглушительная, шалая музыка! Дремавшие осоловело вздрагивают. Рюмки подпрыгивают на столах. Пьяный музыкант Цыбульский ударил изо всех сил по клавишам. Ударил, оборвал, играет что-то другое, тихое и грустное. Лицо играющего красно и потно. Слёзы падают из его блаженно-бессмысленных глаз на клавиши, залитые ликёром…
От лёгкой жизни мы сошли с ума:
С утра вино, а вечером похмелье.
Как удержать напрасное веселье,
Румянец твой, о нежная чума?
Мандельштам
Но увы, первое же дыхание войны 1914 г. сдуло румяна со щёк завсегдатаев «Бродячей собаки».
Январский день. На берегу Невы
Несётся ветер, разрушеньем вея.
Где Олечка Судейкина, увы,
Ахматова, Паллада, Саломея?
Все, кто блистал в тринадцатом году –
Лишь призраки на петербургском льду…
Г. Иванов
Сколько людей оставили частичку своей памяти, часть себя, свою тень в этом небольшом «собачьем» приюте во втором дворе на Михайловской площади. Да и, к слову сказать, продолжают оставлять.
Хочу склонить голову, вместе с вами, дорогие читатели, в память о ярком творческом человеке Владимире Александровиче Склярском (1947 – 2011). Воссоздавшем «Собаку» потомкам. Посвятившем всего себя, своё время и свой труд во благо светлого слова – Поэзия! – вбирающего в себя необъятность и вселенской глубины непостижимость, философию художественного смысла.
Склонить голову и вспомнить всех, оставивших тень…
Как сказала Татьяна Толстая о старом поколении «собачников» (а ведь есть уже новое!): «Должно быть, они вволю выпили вина в дни своей молодости, на последнем пиру свободы, под сводами «Бродячей собаки». Надеюсь, они пируют и сейчас, в вечности, там, где выплачены все долги, прощены все обиды, а молодость никогда не кончается. Надеюсь, они слышат мою благодарность за то, что они были».