в каком году началась реформация в англии
Реформация в Англии: король против папы
Английская Реформация, начатая Генрихом VIII, имела целый ряд причин. Одна из них — личные амбиции его величества.
Генрих VIII: любовь, изменившая ход истории
На английский трон Генрих VIII вступил в совершеннолетнем возрасте, в 1509 году. При дворе молодого монарха собирались все «сливки» науки и искусства того времени. Первым советником Его Величества, а затем и лордом-канцлером был знаменитый автор «Утопии» Томас Мор. Тем не менее перед английским королём довольно скоро встали как минимум две острые проблемы. Первым затруднением была церковь. Вторым, возможно более значимым для самого Генриха, явилось отсутствие наследника престола.
Ещё в год своего вступления на трон Генрих VIII женился на принцессе Екатерине Арагонской. Однако за почти 20 лет брака той так и не удалось родить наследника трона. Единственным ребёнком августейшей четы была принцесса Мария, просватанная за короля Испании. В сложившейся ситуации признать Марию наследницей трона значило попросту лишить Англию государственной самостоятельности. Единственным выходом в данных обстоятельствах Генрих VIII считал развод. К тому же угодливые придворные юристы очень быстро нашли повод для расторжения брака. Спустя 18 лет совместной жизни король вдруг неожиданно вспомнил, что, перед тем как выйти замуж за него самого, Екатерина была женой его старшего брата, трагически погибшего ещё в юном возрасте. Таким образом, союз Генриха и Екатерины считался кровосмесительным, поэтому их брак можно было признать недействительным.
Однако сделать это мог только римский папа. А Климент VII категорически отказался удовлетворить просьбу английского монарха. Позволить себе поссориться с богатой и могущественной Испанией ради далёкой и на тот момент ещё очень слабой Англии он просто не мог.
Портрет Генриха VIII. Ганс Гольбейн-Мл. Источник: Галерея искусств Уокера
Был у Генриха и ещё один, очень личный, повод требовать развода. В 1525 году он воспылал страстью к одной из самых блестящих дам английского двора, изящной, рафинированной и очень образованной по меркам того времени Анне Болейн. Однако красавица оказалась на удивление расчётливой. Не уставая повторять, что тоже безумно любит короля, но никак не может поступиться своей девичьей честью, она обещала разделить с ним ложе только после заключения законного брака. Так в Англии сложилась уникальная ситуация — личные интересы монарха полностью совпадали с интересами государства. Началась Реформация.
Королевская Реформация в Англии — революция «сверху»
В 1529 году заработал так называемый Реформационной парламент, который принял целый ряд актов, направленных на создание английской национальной (говоря иначе — Англиканской) церкви.
К началу 1533 года развод для Генриха VIII стал уже не прихотью, а необходимостью. Дело в том, что его возлюбленная Анна Болейн всё же не выдержала натиска страсти короля и в результате оказалась в положении. Долгожданный наследник трона мог родиться бастардом, поэтому Генрих спешил связать себя узами брака с Анной Болейн, не дожидаясь официального развода. Для ускорения этого процесса он своей волей назначил главой английской церкви новоиспечённого архиепископа Кентерберийского, пламенного сторонника Реформации Томаса Кранмера. Тот санкционировал развод короля и его новый брак с Анной Болейн.
Летом 1533 года Генрих VIII пышно отпраздновал коронацию своей второй по счёту супруги, а в сентябре этого же года Анна Болейн родила ребёнка: к величайшему разочарованию Генриха — девочку. Король опять остался без наследника.
Тем временем Реформация в Англии набирала обороты. В 1534 году был принят знаменитый «Акт о верховенстве», который провозглашал английского короля главой англиканской церкви. Все канонические отношения с Римом прекращались, и даже церковная казна приравнивалось к государственному имуществу. В последующие несколько лет Генрих VIII распустил все английские монастыри, их земли частично раздал преданным ему дворянам, а другие продал и весьма обогатил государственную, то есть королевскую, казну.
Возвращаясь к роману Генриха VIII и Анны Болейн, стоит сказать, что их брак, основанный на страстной любви, оказался на удивление быстротечным. Спустя 2,5 года после свадьбы Анна родила королю второго ребёнка. Это был недоношенный мальчик, который скончался через несколько часов после появления на свет. Потеря наследника ещё больше охладила отношения между супругами. Генрих отдалился от Анны и буквально через несколько месяцев обвинил её в государственной измене. По его приказу в мае 1536 года ей отрубили голову.
Анна Болейн в лондонском Тауэре, 1835 г. Эдуар Сибо. Источник: Музей Ролена
После смерти Генриха VIII Англия на некоторое время вернулась к католичеству. Однако правление его дочери Марии I по прозвищу Кровавая было недолгим. Вскоре протестанты опять взяли верх. Новая королева Елизавета I, единственный ребёнок Анны Болейн, вновь отказалась признавать власть римского папы и утвердила англиканский символ веры — «39 статей». Так протестанты победили в Англии. И на этот раз окончательно.
Глава IV. Начало реформации. Генрих VIII. Уничтожение папской власти в Англии и утверждение в ней королевского главенства над церковию
Проследив отношения Англии к римской церкви и католической религии за пять веков, предшествовавших реформации, мы пришли к тому общему выводу, что оппозиция в этой сфере началась уже давно и развивалась с настойчивым постоянством. Вникая в подробности этой оппозиции, нельзя было не заметить, что в ней ясно различаются две струи неодинакового протяжения и неодинаковой силы. Одна струя имела характер оппозиции политико-экономической, а другая – религиозной. Обе эти струи тянулись до самой реформации, но первая из них имеет своё начало ещё в XI веке, а едва лишь заметные проблески второй обнаруживаются только с XIII и даже с XIV века. При разности протяжения струи они обладали и весьма неодинаковою степенью силы. Первая из них обнимала собою, можно сказать, почти всю Англию. Ею были увлечены и королевская власть, и парламент, и каждое сословие в отдельности. Как–бы на было велико число лиц ей посочувствовавших, во всяком случае её можно считать выражением настроения, господствовавшего в стране. Другая струя имела, как мы видим далеко не такую судьбу. Она обнимала собою сперва только некоторых отдельных лиц, а потом – секту, кружок лиц, хотя иногда и весьма значительный по своей численности, но никогда не приобретавший господства. Мало того, эта струя не только не господствовала, как первая, но большею частью шла в разрез с господствовавшим настроением и сама постоянно терпела стеснения и преследования. Большинство нации было против неё и как–бы упорно ни отстаивала она своё существовавание, до господства ей было ещё далеко. Если так, то, характеризуя в немногих словах настроение английского народа относительно Рима и католицизма пред временем реформации, мы можем с некоторым правом сказать, что ко второй четверти XVI века он созрел для протестантизма политико–экономического, но не дорос ещё до протестантизма религиозного, т. е. он освоился уже с мыслью о возможности и даже необходимости уничтожить гнёт папства и иерархии; но он не был ещё достаточно подготовлен к тому, чтобы отказаться от многих из тех вероучений и обрядов, в которых он был воспитан. Потребность реформы религиозной не достигла ещё в то время в Англии такого развития, чтобы реформация во всей своей широте могла стать делом народным. Рано или поздно ход событий неизбежно привёл–бы Англию к такому исходу; но пока она ещё для него не созрела. Λ между тем именно в это–то время Англия отделяется от союза с римскою церковью и в ней полагается начало реформации. Событие совершается, следовательно, тогда, когда почва не была ещё вполне подготовлена. Вот пункт, где, по нашему мнению, обнаруживается влияние личности короля Генриха VIII. Переворот, который подготовлялся в течении нескольких веков до Генриха и который со временем совершился–бы и сам по себе, благодаря влиянию его личности был только ускорен и вызвав к жизни преждевременно. Такое ускорение имело весьма существенные последствия и наложило особый отпечаток на самый характер английской реформации. Вызванная к жизни преждевременно, реформация не могла с самого начала стать в Англии делом народным, так как народ не был достаточно подготовлен в тому, чтобы легко воспринять её идеи и на себя взять их дальнейшее развитие и осуществление. Его нужно было руководить, разъяснять ему каждый шаг, вести его, что называется, на помочах, и роль такого руководителя принимает на себя правительство. Вот почему английская реформация является делом правительственным, идёт сверху вниз вводится порядком законодательным. В силу той–же преждевременности своего обнаружения реформация при Генрихе не могла иметь и особенно решительного характера. Чтобы встретить хороший приём в народе, реформация должна была соответствовать более или менее его потребностям и его развитию, а так как это развитие не достигло ещё надлежащей степени, то и самая реформации при Генрихе не проявилась в тех размерах, какие требовались её идеей. Обращаясь теперь к фактам, мы надеемся со временем указать в них оправдание вашему взгляду.
Генрих был вторым сыном своего отца. Старший брат его, Артур, принц Уэлльский наследник английского престола, был женат на Катарине Аррагонской, дочери Фердинанда–католика и Изабеллы Кастильской, но этот брак был очень недолговременным. Не прошло и пяти месяцев после его совершения, как болезненный Артур оставил Катарину вдовою. По соображениям политическим и особенно финансовым королю Генриху VII не хотелось отпускать Катарину из Англии, а потому, по соглашению с правительством Испании, он выхлопотал у папы Юлия II диспенсацинную буллу, в силу которой овдовевшей Катарине разрешалось вступить в брак с младшим братом Артура Генрихом, тогда ещё несовершеннолетним. На основании полученной диспенсации заключён был брачный контракт, а самое совершение брака состоялось через пять лет, когда в 1509 году Генрих вступил уже на престол Англии. Семнадцать лет король жил в полном мире и согласии с своею женою, имел от неё несколько человек детей, которые все, впрочем, кроме одной дочери Марии, умирали вскоре после рождения, и только на восемнадцатом году своей семейной жилен он начал вдруг чувствовать угрызения совести за то, что он живёт в кровосмесном браке со вдовою своего брата. Он стал считать себя преступником против Божественного закона, так как в книге Левит прямо говорится: «срамоты жены брата твоего да не открыеши, срамота брата твоего есть», (ХVIII, 16) и в другом месте: «и человек иже аще поймет жену брата своего, нечистота есть: срамоту брата своего открыл есть, безчадни измрут» (XX, 21). В преждевременной смерти своих детей Генрих стал видел не иное что, как исполнение угрозы Божественного Законодателя. Папская диспенсация не успокаивала короля, так как даже и ревностные католики не признавали за папою права отменять то, что утверждено законом Божественным. Но кроме угрызений совести настроение Генриха обусловливалось в данном случае и некоторыми другими соображениями и обстоятельствами. Он страшился за судьбу Англии после его смерти, так как, при сомнительности его брака, законность его наследницы – Марии может быть подвергнута возражениям и в Англии могут повториться те ужасы и бедствия междоусобий, от которых она только–что успела оправиться после несчастного времени Роз. Ему хотелось бы иметь по себе такого преемника, права которого на престол были–бы несомненны, и притом преемника – сына, а не дочь, которую он имел пока от Катарины. Надеяться на приращение семейства от Катарины не было уже по–видимому никакой возможности при тех постоянных недугах, которыми она страдала. Вообще эта особа давно уже перестала удовлетворять Генриха. По образу жизни, по вкусам и наклонностям, она никогда ему не соответствовала, а теперь в ней не оставалось уже ничего, что могло–бы ещё сколько-нибудь привлекать его в ней. Она были лет на семь старше своего мужа и теперь, особенно при её болезненности, эта разность лет стала весьма заметною. Генрих был ещё в полной силе, когда его жена стала уже совершенной старухой. Он уважал её, отдавал должную справедливость всем её достоинствам и добродетелям, но не находил уже в ней того, что желал–бы в ней видеть, как в женщине. А между тем, в придворном штаге королевы нашлась одна девушка. Анна Болэйн, которая своею изящною наружностью и обращением так увлекла Генриха, что он влюбился в неё со страстью юноши. Эта страсть становилась тем сильнее, чем более она встречала себе препятствий. На все ухаживания и предложения короля Анна отвечала, что его любовницей она никогда не будет, и что если он хочет обладать ею, то не иначе как в качестве королевы. Под влиянием всех этих соображений и обстоятельств Генрих приходит наконец к мысли о разводе с Катариною; сомнения в законности его брака с нею приобретают в его глазах все большую и большую силу и он передаёт их на обсуждение своих ближайших советников и учёных людей. Это было в 1527 году, и здесь можно полагать начало делу о разводе.
Хота Генрих и прикрывался терзаниями своей совести, хотя он и заявлял, что вполне доволен Катариною и ищет только душевного себе успокоения, его действительная цель ни для кого не была тайною. Все очень хорошо понимали, что он желал во что–бы то настало добиться развода. Как покорный сын католической церкви, Генрих повергает свои сомнения на суд папы. Несколько надёжных агентов неутомимо хлопочут в Риме, чтобы получить от папы удовлетворение королевским желаниям; но обстоятельства сложились в это время так неблагоприятно для Генриха, что все их старания должны были остаться тщетными. Папа Климент VII находился тогда в самом затруднительном положении; он вёл войну с императором Карлом V и эта война была для него весьма несчастливою. В то самое время, когда король Англии стал обращаться к нему с своими сомнениями, папские области были заняты императорскими войсками, Рим был взят штурмом, а Климент сидел сперва осаждённый в замке св. Ангела, а потом искал спасения в бегстве и, переодетый, укрылся в Орвието. Дело о разводе только ещё более усложнило те затруднения, в которых и без того находился папа. Удовлетворение Генриховой просьбы для Климента во многих отношениях было неудобным и нежелательным. Самое основание, на которое опиралось желание Генриха, неприятно было для папы. Признать незаконность брака, основанного на диспенсации, значило согласиться с тем, что папская власть не имеет права давать такие диспенсации, значило призвать несправедливым и уничтожить то, что сделано было его–же предшественником: а это было все то–же для папства, что поднять руку на самого себя. Тем более мог призадуматься над этим Климент, потому что он жил в такое время, когда папская власть и без того отовсюду подвергалась возражениям и нападкам, и когда потому всякая мера, сколько–либо подрывающая её авторитет, была весьма опасною. Политические условия, в которых находился Климент, не давали ему также возможности легко склониться на просьбу английского короля. Катарина Аррагонская была родною тёткой по матери императору Карлу V и последний заявил папе, что он твёрдо намерен защищать интересы своей родственницы. Идти против желаний этого могущественного государя, имевшего тогда громадное влияние в Европе и особенно в Италии, захватившего в свои руки большую часть владений римского престола, для Климента было дочти невозможно, так как самое политическое существование его в значительной мере зависело от снисходительности к нему его победителя. Не хотелось, с другой стороны, папе своим решительным отказом вооружать против себя и короля Англии. Этот король, как мы знаем, был доселе весьма расположен к апостольскому престолу, не один раз и даже во время последней войны оказывал ему своё содействие и, при критическом положения папы, в будущем мог принести ему большую пользу. В деле о разводе Климент оказывался таким образом между двумя совершенно противоположными влияниями. Чтобы из этого затруднительного положения выйти по возможности без ущерба, он пустился на хитрости. Дать делу какое–либо решение значило, конечно, вооружить против себя ту или другую из враждующих сторон, а потому папа старался действовать таким образом, чтобы затянуть дело как можно более, но в то–же время казаться королю Англии, желавшему скорейшего решения, самым его искренним доброжелателем, готовым сделать все возможное для его удовлетворения. Поставив себе такую задачу, Климент в продолжение нескольких лет выполняет её с большим искусством. Во все продолжение процесса он обнаруживает по–видимому весьма энергическую деятельность; но она рассчитана таким образом, чтобы не могло из неё выйти никаких окончательных результатов. Разного рода предложения со стороны Генриха папа обсуждает и рассматривает, но никогда не принимает их в таком виде, как было–бы желательно для предлагающего. Он придумывает и представляет агентам английского короля свои собственные комбинации, но такие, которые никак не могли быть принятыми. А пока эти проекты и предложения переходят из Рима в Лондон и обратно, время идёт и дело ни к какому концу не подвигается. Иногда королю как будто удаётся добиться от папы значительных уступок. По его желанию, Климент назначил напр. своего легата Кампеджи, вместе с кардиналом Уользи произвести полное исследование дела в Англии и дал этому легату буллу, снабжавшую его самыми широкими полномочиями. Стоило только легатам произнести свой приговор и дело было–бы окончено. Но и из этого в конце концов вышла только лишь одна проволочка времени. Кампеджи употребил прежде всего несколько месяцев на своё путешествие, собираясь и подвигаясь с чрезвычайно медленностью. Затем папа приказал ему показать данную ему буллу только королю и кардиналу, после чего немедленно предать её сожжению, чтобы таким образом из неё не могло быть сделано никакого дальнейшего употребления. Начатие легатами исследование велось со всеми возможными затяжками; а когда медлить долее уже не было никакой возможности, легатские заседания прекращены были под предлогом вакаций, после чего папа отозвал Кампеджи и перенёс дело в Рим, опираясь на апелляцию Катарины. Начались опять новые расследования и новые бесконечные проволочки. Генрих должен был наконец понять, что добровольно в своём деле он ничего добиться от папы не может. Если–же так, то нужно было чем–либо повлиять на папу, произвести на него какое–либо давление, которое–бы заставило его действовать в пользу короля. Такое давление Генрих думает произвести посредством своего обращения к университетам. Доверенные агенты короля отправляются по разным университетам, как в Англии, так и во Франция и в Италии, и предлагают учёным богословам и канонистам рассмотреть вопрос о браке короля с Катариною и о том, законна–ли была диспенсация папы Юлия. Всеми законными и незаконными средствами эти агенты стараются добиться того, чтобы решения университетов даны были соответственно желаниям короля и составлены в форме официальных документов за университетскою печатью. Таких документов им удаётся собрать двенадцать, от университетов: Оксфордского, Кембриджского, Парижского, Орлеанского, Тулузского, Болонского, Падуанского и др. План состоял в том, чтобы решения университетов представить папе, как выражение согласного мнения всего учёного христианского мира в расчёте, что против этого мнения папа идти будет не в состоянии. Но расчёт не оправдался. Климент хорошо знал действительную цену этих документов, а потому на него они не могли произвести никакого впечатления. Таким образом обращение к университетам нисколько не приблизило Генриха к желаемому концу его процесса и бесконечные проволочки в Риме продолжались по–прежнему. Но король Англии был не из таких, которые легко отказываются от идеи, раз засевшей им в голову. Напротив, при своём деспотическом и своенравном характере, он только оскорблялся и раздражался препятствиями, и чем более представлялось ему этих препятствий, тем озлобление и упорнее он настаивал на своём желании. Если никакие просьбы и влияния не действовали на папу, то Генрих решил теперь настоять на своём посредством угрозы и насилия. Личной власти у него, как государя конституционного, для этой цели было недостаточно. Он мог быть силен и грозен для папы в особенности лишь в том случае, если–бы он действовал при поддержке и сочувствии сословий. Такою поддержкой Генрих и постарался заручиться. В июле 1530 года к папе отправляется адрес от имени всей английской нации, подписанный семьюдесятью духовными и светскими лордами и одиннадцатью членами палаты общин. В этом адресе просители ссылаются на решения университетов и признают их настолько компетентными, что папа, по их мнению, должен был–бы сообразоваться с ними в своём приговоре. Но так как папа не обращает внимания ни на эти решения, ни на те услуги, которые оказал ему многократно Генрих, и отказывает доселе в удовлетворении его справедливого желания, то они страшатся бедственных последствий и междоусобий, могущих произойти для королевства после смерти Генриха, если ему не дано будет возможности развестись с Катариною и дать Англии несомненного наследника престола посредством второго брака. Если папа будет по–прежнему упорствовать в своём отказе, то они сочтут себя покинутыми им и станут искать каких–либо других средств для устранения затруднения. Они просят папу не вынуждать их к крайностям и предупредить их своим справедливым приговором. В апреле того–же 1530 года и конвокация принимает сторону короля; она постановляет, что брак короля с Катариною противоречит Божественному закону, а потому недействителен, и диспенсация папы не имеет никакого значения. В начале 1531 г. канцлер и двенадцать духовных и светских лордов являются в палату общин и предъявляет ей мнения заграничных университетов и более ста трактатов, написанных иностранными учёными в пользу развода, при чем члены парламента приглашаются рассказать повсюду о том, что они видели, и убедить народ, что король действует не по капризу, а ради своей совести и обеспечения престолонаследия. Вся нация привлекается таким образом к участию в деле короля, и он стоит теперь против папы уже не один с своими советниками, а опираясь на все сословия. Но нельзя сказать, чтобы его личное дело пользовалось полным сочувствием в массах народа. Напротив, в хрониках мы не раз встречаем известия о том, что народ не одобрял развода, осуждал Генриха за его порочные желания и даже роптал на него, так что король иногда должен был принимать некоторые меры для успокоения толпы. Народное не сочувствие разводу объяснялось с одной стороны невольным состраданием к Катарине, как ни в чем неповинной жертве капризов короля, и сомнительным достоинством тех побуждений, во имя которых он действовал; а с другой стороны и некоторыми экономическими соображениями и национальными симпатиями. Развод короля с Катариною грозил разрывом Англии с императором, а неизбежное в этом случае прекращение торговых сношении Англии с нидерландскими провинциями Карла нанесло–бы подданным Генриха громадный ущерб. С осуществлением развода, кроме того, по господствовавшему в народе мнению, последовал бы брак Генриха с принцессою французского королевского дома, а союз с Францией, исконным врагом Англии, никогда не мог быть здесь популярным. При таком отношении народа к разводу, нисколько не удивительно со стороны Генриха старание убедить всех и каждого в чистоте своих намерений и в великой важности его дела для интересов национальных. К счастью для Генриха, особенных усилий в этом отношении ему вовсе и не требовалось. Его личное дело совпало со старинным, но все ещё не решённым, вопросом между Англией и Римом. Английская нация с особенною чуткостью относилась ко всему тому, в чем можно было видеть оскорбление её интересов со стороны римского престола, а потому стоило только Генриху и его сторонникам указать, что в дели о разводе папа своим образом действий задевает не столько личные интересы короля, сколько интересы его королевства, чтобы нация в большинстве своём стала на его сторону. Из–за чего–бы ни начиналось настоящее дело, во всяком случае оно было столкновением короля Англии с папским престолом; нация видела в нем новую попытку папы на независимость и права Англии, новое посягательство на её интересы, а этого было вполне достаточно, чтобы все прежде наболевшее в английском народе, все, издавна скоплявшееся в нем против папства, поспешило теперь выступить наружу. Король и нация вступают между собою в союз и соединёнными силами начинают борьбу против папы. Хотя и по различим побуждениям, но они действуют в одинаковом направлении. Дело о разводе с этого времени, конечно, уже существенно изменяет свой характер. Оно перестаёт теперь быть исключительно личным делом короля, каким оно представлялось сначала, но получает характер национальный, так как с ним соединяется национальная оппозиция папству.
Обращаясь к изучению событий английской реформации, нельзя, при первом–же взгляде, не заметить, что история этого религиозного переворота в Англии представляет в себе некоторые характеристические черты, отличающие её от истории таких–же переворотов в других странах Европы. Вызванная к жизни преждевременно, религиозная реформация застала Англию, что называется, врасплох. В ней не было даже таких людей, которые могли-бы сделаться вождями начавшегося движения и стояли-бы в этом случае в уровень с своею задачей. Нам хорошо известны имена Лютера, Цвингли, Нокса, Кальвина и мы привыкли соединять с этими именами представление о людях, бывших в той или другой стране вождями религиозной реформации, руководивших этим движением и в весьма, значительной степени наложивших на самый его характер отпечаток своего личного влияния. Английская реформация не даст нам такого имени. Правда, мы встречаем здесь Генриха, Крамэра, Кромвелла, Ридли, Латимэра; но ни один из них не имел для реформации такого значения, какое имели напр. Кальвин, Цвингли и т. под. Английская реформация ни с одним из них не были связана так органически, как германская напр., была связана с Лютером, или шотландская с Ноксом. Ни одних из её деятелей не был настолько силен, чтобы наложить на неё заметный отпечаток своего личного влияния. Каждый из них, хотя на время, выдвигался более или менее самим ходом событий и привносил от себя что–либо на пользу общего дела, но его небольшой вклад был часто едва заметен в массе других самых разнообразных элементов и влияний, иногда не имевших даже ничего общего с интересами религии. Мало того, все эти деятели английской реформации, несильные в отдельности, и в совокупности своей не составляли из себя одного кружка, который был бы одушевлён одною идеей, стремился бы к одной цели. Нет. Каждый из них имел свои взгляды на дело, руководился своими побуждениями, часто не бескорыстными, и преследовал свои, иногда личные цели. При таких условиях, разрозненные стремления и действия всех этих деятелей не могли, конечно, иметь единства и руководиться каким–либо заранее выработанным и определённым планом. Английская реформация потому представляет в своём развитии нечто пёстрое, колеблющееся, иногда полное внутренних противоречий. Она не была зданием, систематически воздвигавшимся по принятому плану; не направлялась ничьею рукою, не подчинялась руководству какого–либо одного мощного духа; но создавалась сама собою, силою самих событий, и смотря по тому, какое влияние брало верх в известную минуту, и она принимала то или другое направление, уклонялась в ту или другую сторону. Такой характер английской реформации выступит пред взором читателя с особенною ясностью, если при изложении её событий держаться того порядка, какому следуют все известные нам её историки, т. е. рассматривать отдельные её явления так, как они хронологически следовали друг за другом. Постоянные уклонения движения в ту или другую сторону, вследствие частных и случайных влияний, отсутствие в нем системы и плана, – все это при таком порядке изложения будет выше всякого сомнения; но нам думается, что убеждение в этом не есть та главная цель, к которой должен стремиться исследователь, взявший на себя задачу изучения английской реформации. Для него важны не частные влияния, не колебания и уклонения в движении, а его прогресс, его конечные результаты. Ясное и отчётливое изображение этих результатов и их надлежащая оценка – вот что в данном случае составляет, по нашему мнению, главную задачу исследования. Если–же так, то хронологический порядок изложения представляется нам всего менее удобным для этой цели. Он воспроизводит явления реформации именно в том колебательном и беспорядочном виде, в каком они действительно следовали друг за другом, а потому рассевает внимание читателя, поставляя рядом явления совершенно разнородные, заставляет его по нескольку раз возвращаться к одному и тому–же предмету; одним словом, и на его представления переносить то–же отсутствие системы, каким отличается самый предмет исследования. Не желая ставить читателя в такие положение, мы намерены в своём изложении следовать иному плану, а именно, рассортировать представляющийся нам материал по его содержанию, сгруппировать явления на основании их внутреннего сродства и затем изложить их в порядке систематическом.
Основным фактом в истории первоначального развития английской реформации был разрыв Англии с Римом, т. е. уничтожение в ней всякой власти апостольского престола. Желания большинства нации сошлись на этом пункте с редким единодушием. Мы знаем, что гнёт папских притязаний всякого рода давно уже казался крайне обременительным для страны, а потому, конечно, нисколько не удивительно с её стороны искреннее желание и готовность избавиться от него при первом удобном случае. Такой случай теперь представился. Король, по личным своим побуждениям, вызывал и поощрял сословия на оппозицию папству. Плодом их соединённых усилий и был целый ряд мероприятий, направленных против римского престола. Само собою разумеется, что уничтожение папской власти в Англии не могло совершиться вдруг, при помощи одного удара. Как ни сильно вооружена была Англия против Рима, его вековой авторитет был все–таки ещё настолько страшен и имел ещё стольких сторонников, что бороться с ним нужно было с большею осторожностью. Что же касается короля, то он, вступая в борьбу с папством, вовсе и не думал сперва об его уничтожении; к этой мысли он уже приведён был впоследствии самым ходом событий, в силу этого, столкновение с Римом начинается сперва довольно незначительными враждебными ему мерами, а только потом уже, развиваясь и усиливаясь, доходит до окончательного разрыва. Так как папские притязания обременяли страну и в юридическом и в финансовом отношении, то и нападения на папство предприняты были с этих двух сторон, т. е. направлены были к тому, чтобы уничтожить значение папы, как высшего судьи для Англии, и лишить его тех доходов, которые он получает со страны в ущерб её собственным интересам.
Не менее чувствительными были всегда для Англии и финансовые притязания римского престола, тем более что к XVI веку выродившееся папство и юридические свои привилегии большею частью старалось, как мы знаем, перевести на деньги. В силу этого, параллельно с мерами, клонившимися к уничтожению юридических привилегий папства в Англии, мы видим и статуты, поставлявшие своей задачей прекратить вывоз в Рим из Англии её материального богатства.
В конце 1533 года, вопрос о папском главенстве над церковью подвергнут был обсуждению в заседании королевского совета. Члены совета, как и следовало ожидать, разделились на партии, причём одни защищали папство, а другие восставали против него. Герберт приводит и те речи, которые были произнесены за и против папского главенства. В этих речах мы не находим специального разбора догматических и канонических оснований, на которые опиралось папство; ораторы обсуждают вопрос с точки зрения здравого смысла и практических соображений, но во всяком случае вопрос ставится ясно и решительно, что для того времени, и само по себе представляло уже не малую важность.
Обозревая все доселе рассмотренные нами реформаторские меры, не трудно заметить, что они имеют характер исключительно отрицательный. Все они только ограничивают, запрещают, уничтожают и разрушают. Это потому, что они представляют собою только, как говорится, одну сторону медали, и полного понятия о предмете ещё не дают. Чтобы получить такое понятие, нужно, конечно, посмотреть у медали и её другую сторону. При разрыве Англии с Римом дело не ограничивалось одним отрицанием и разрушением. Одновременно с этим отрицательным процессом развивался и другой положительный, – процесс созидания новых отношений на развалинах того старого, которое было уничтожаемо.
Итак, король Англии провозглашён и утверждён был теперь единственным на земле верховным главою англиканской церкви и таковым обязывались признавать его все его католические подданные. Но что означало это новое, данное королю, достоинство? В какие отношения ставило оно его к церкви? Какие права и обязанности оно налагало на него? На все эти вопроси мы ответа пока не имеем. Совершенно основательные недоумения, высказанные духовенством в конвокациях, нисколько ещё не были устранены, хотя королевское главенство и было уже теперь возведено в закон. Всего естественнее, конечно, в настоящем случае обратиться к статуту, утверждавшему королевское главенство, чтобы из него узнать смысл того, что утверждается; но статут не даёт нам почти ничего, что бы служило к разъяснению нашего недоумения. Он говорит, что король должен пользоваться всеми титулами, почестями, достоинствами, привилегиями, юрисдикцией и доходами, свойственными и принадлежащими достоинству верховного главы церкви. Но какие почести, привилегии, права и доходы свойственны главе церкви и какие нет, – это оставалось неопределённым, а между тем на этот предмет можно было иметь самые разнообразные воззрения. Правда, в конце статута делается некоторая попытка определять права короля относительно церкви с большею ясностью; но нельзя сказать, чтобы попытка эта была вполне успешною. Королю даётся право визитировать, реформировать, исправлять заблуждения и беспорядки и т. д.; но каковы должны быть основания его деятельности в этом случае, где граница его власти, какими средствами он должен действовать и т. д., – все это остаётся ни мало не разъяснённым, не говоря уже о том, что такими правами короля, даже по свидетельству самого–же статута, вовсе не исчерпывается все содержание его главенства. Чтобы по возможности разъяснить себе идею этого главенства, нам представляется полезным пересмотреть все те законодательные меры, которые постепенно привели Англию к разрыву с Римом. Мы заметили, что процесс этого разрыва характеризовался не одними лишь отрицательными мерами, но вместе и положительными; что одновременно с разрушением шло и созидание. Вот в этих–то положительных мерах мы и думаем найти теперь некоторое разъяснение занимающего нас вопроса.
Обзор статутов убеждает нас таким образом в том, что всегда и во всех отношениях на место уничтожаемого папства парламентом поставляется власть короля. Если же так, то не трудно понять и идею королевского главенства над церковью. Эта идея состояла очевидно в том, чтобы короля поставить на место папы. Её осуществление в значительной степени, как мы видели, сопровождалось полнейшим успехом, но этому успеху была своя неизбежная граница. Папская власть была не политическая только, но и религиозная. Римский владыка не государь был только, но и первосвященник. В отношении политическом заменить его было не трудно, и король Англии заменил его с полнейшим удобством. Судить по апелляциям, раздавать епископские кафедры или брать деньги с духовенства король, конечно, мог столько–же, сколько и папа; но простирать своп притязания далее ему не следовало. Между тем, папство было уничтожено совсем, и король провозглашён был единственным на земле верховным главою англиканской церкви. В присвоении такого титула сказывалось со стороны королевской власти притязание заменить собою папство во всех отношениях, а также притязание необходимо вызывало разного рода недоумения, начало которым было положено ещё в конвокациях 1530 года. Каким образом власть светская может, как глава церкви, распоряжаться учреждениями и функциями свойства чисто–духовного? В каких отношениях эта власть, чуждая благодати священства, должна стоять к подчинённым ей совершителям таинств, облагодатствованным членам иерархии? Эти и подобные им вопросы необходимо выступали теперь на очередь и должны была наделать много хлопот сторонникам королевского главенства, лишь только дошло дело до точного определения отношений к церкви её нового главы.
Этот взгляд высказывают и развивают напр. Sanderus. De origine ас progressu schismatis Anglicani. Ingolstadii 1587; Le Grand. Histoire du divorce de Henry VIII. Paris 1688; Audin. Histoire de Henri VIII, Paris 1847; Cobbet. Geschichte der protestantischen Reform iu England und Irland. Mainz 1662; Михайловский «Англиканская церковь и ее отношение к православию» Спб. 1864.