в каком году фетисов уехал в америку
Как советский хоккеист Фетисов уезжал в Америку. Ему угрожали, обманывали и предлагали бежать через Германию
Став 14-кратным чемпионом Советского Союза, один из лучших защитников в истории отечественного хоккея Вячеслав Фетисов уперся в потолок и перестал развиваться. Чемпионат СССР из-за отсутствия конкуренции был ему уже не интересен, а турниры в составе сборной были редки и скоротечны. Откровенно заскучав, Вячеслав Фетисов в конце 80-х годов прошлого века всерьез вознамерился пойти против политики партии и легально покинуть страну, чтобы попробовать свои силы в НХЛ. Тогда-то капитан ЦСКА и национальной сборной понял, что грань между героем своей страны и ее врагом чрезвычайно тонка. Sport24 рассказывает, как проходил тяжелейший переход Фетисова из ЦСКА в «Нью-Джерси».
Впервые против североамериканских хоккеистов Фетисов сыграл на чемпионате мира в 1977 года. Именно тогда 18-летний перспективный защитник увидел игру одного из лучших игроков в истории Фила Эспозито. Возможно, именно в тот момент в сознании будущего семикратного чемпиона мира поселилась мысль о том, что лучший хоккей находится где-то за океаном. И спустя десять с небольшим лет Фетисов решил попробовать его на вкус.
photo.khl.ru
Впервые о возможности отъезда в лучшую лигу мира лучший защитник Советского союза узнал в 1988 году, во время возвращения с зимней Олимпиады в Калгари. Прямо в салоне самолета руководство Спорткомитета СССР рассказало о переговорах, которые велись с генеральным менеджером «Нью-Джерси» по ходу олимпийского турнира.
Однако если на словах все было просто (Фетисову разрешили ехать только при условии победы на Олимпиаде, которой сборная уже добилась), то на деле нашего защитника ждала изнуряющая борьба с советской системой.
Двукратный олимпийский чемпион ничего не знал об НХЛ и даже не подозревал, что весь последний год руководство «Дэвилз» в лице генменеджера Лу Ламорелло активно бомбардировало спортивное руководство СССР письмами о статусе сделки и возможности наконец забрать Фетисова.
«Никакой информации из лиги до игроков в Москве не доходило. Когда мы приезжали играть в Америку, нас от всего изолировали, никому с нами общаться не давали, английского языка мы не знали, а за беседу с эмигрантами могли не взять в следующую поездку. И, конечно, в советской прессе ничего, кроме критики в адрес НХЛ, не могло появляться», — рассказывал Фетисов в своей книге «Овертайм».
РИА Новости
Первая сложность, связанная с отъездом советского защитника в НХЛ, напрямую связана с организацией «Совинтерспорт». Строго говоря, эта фирма была агентской компанией, которая занималась контрактами советских звезд с североамериканскими командами и была нацелена только на одно — получение большей части суммы контракта игроков в свои руки и последующее распределение этих денег в государственном бюджете. Представители конторы умело жонглировали законами государства и неизменно забирали до 90% от общей суммы контрактов уезжающих хоккеистов. Фетисова это также коснулось, однако он в итоге сумел договориться, что ему достанется не 10, как это обычно бывало, а 20% от будущего контракта.
В феврале 1988 года Вячеслав написал заявление об увольнении из армии. Легендарный тренер Виктор Тихонов подписал этот рапорт и заявил, что отправит его в вышестоящие инстанции. Впоследствии Фетисов поймет, что Тихонов этого не сделал.
Перед июльским предсезонным сбором защитник пребывал в ожидании изменения своего статуса и параллельно отдыхал с семьей и одноклубниками на курорте в Ялте, когда его с помощью телеграммы вызвали в Кремль на торжественное награждение, где Фетисову вручили орден Ленина. Когда защитник уже было засобирался возвращаться на заслуженный отдых, замминистра обороны, курировавший спорт, отвез хоккеиста в Офицерский клуб, располагавшийся на Ленинградском проспекте. Помимо самого Фетисова и замминистра, там присутствовал Тихонов.
Getty Images
«Я до сих пор не пойму, в курсе ли был Виктор Васильевич, что дальше должно было произойти, или я присутствовал на спектакле. Замминистра протягивает мне бокал: «Ну, давай выпьем». Выпили. Наливает снова: «Ну ладно, Виктор Васильевич, парень поиграл здесь, отдал армейскому спорту достаточно. Теперь, наверное, надо его отпускать?» Тихонов: «Я бы не торопился его отпускать, у нас молодых защитников много, пусть у Фетисова подучатся. Я думаю, он еще годик мог бы поиграть в ЦСКА, а после этого мы с удовольствием его отпустим», — пересказывал Фетисов суть того разговора.
Тогда прославленный защитник понял, что все было решено уже давным-давно и без его малейшего участия. В тот же день он познакомился с Ламорелло, который как раз приехал, чтобы подписать контракт с Фетисовым и даже не подозревал, что сделка в итоге сорвется. Через пять минут после знакомства советского хоккеиста увели от заокеанского функционера, посадили в машину и отправили в Ялту. Вячеслав вернулся на отдых с ярким послевкусием предательства и разочарования.
Наступил сентябрь. Фетисов попытался устроить забастовку и отказался от тренировок, требуя своего увольнения. Однако со временем, осознав, что для игры в НХЛ ему в любом случае нужно тренироваться, он все-таки примкнул к тренировочному процессу команды Тихонова. В то же время Ламорелло не оставлял надежд подписать звезду сборной СССР и ежедневно звонил Фетисову, справляясь у него о состоянии текущих дел, касающихся отъезда за океан. Оборонцу ничего не оставалось, кроме как обещать, что в скором времени этот вопрос решится.
РИА Новости
ЦСКА предстояла поездка на игры в Германию. Фетисов, наотрез отказывавшийся ехать вместе с командой, дал свое согласие только после известия о том, что генеральный менеджер «дьяволов» будет присутствовать на тех матчах и им удастся пообщаться тет-а-тет. В личной беседе Ламорелло предлагал Фетисову сбежать прямо в США прямо из Германии. Однако советский хоккеист ответил отказом. Он не хотел таким образом покидать родную страну и до последнего пытался получить официальное разрешение на отъезд за океан.
По возвращении из Германии ситуация осталась точно такой, какой была до этого. Руководство дало обещание Фетисову о том, что после новогоднего турне по Канаде и США он останется там и будет заканчивать сезон в форме «Нью-Джерси». Слово опять не сдержали.
Поняв, что войны не избежать, Фетисов решил действовать в публичной плоскости, пытаясь обратить внимание общества на его ситуацию. Уже бывший капитан ЦСКА и сборной СССР написал третий по счету рапорт об увольнении и дал резонансное интервью «Московскому комсомольцу», в котором заявил, что не хочет играть за команду Тихонова.
Getty Images
Самому Фетисову и его жене Ладе регулярно поступали угрозы, в том числе о ссылке на север СССР, но супруга, как и ее муж, были настроены идти до конца. Вячеслав вместе с тройкой Крутов — Ларионов — Макаров даже побывал в программе «Взгляд», после которой о проблеме советского защитника узнала вся страна.
Спустя полтора года войны с советской системой, множества случаев унижений и притеснений, Фетисов все-таки добился своего. 13 августа 1989-го рейсом Шереметьево — Нью Йорк главный революционер в истории отечественного хоккея отправился за своей мечтой. Которая позже ему подарит три Кубка Стэнли: два Вячеслав завоюет в качестве игрока, а еще один — в качестве тренера клуба НХЛ.
Sport24
Первые советские звезды в НХЛ: Фетисов воевал с агентом из-за процентов, Макаров учил тренера, а клубы боялись пьянства
Прошло уже 30 лет.
Советских игроков хотели видеть в Северной Америке уже в тот момент, когда хоккею с шайбой в нашей стране было меньше десяти лет. После победы СССР на Олимпиаде-1956 тренер канадцев сказал, что в НХЛ могли бы заиграть три наших игрока — защитник Николай Сологубов, нападающие Алексей Гурышев и Юрий Крылов. Вратарю Николаю Пучкову клуб АХЛ «Кливленд» (а АХЛ тогда имела гораздо более высокий статус — в НХЛ было всего шесть клубов) якобы предложил контракт на 20 тысяч долларов в год — Терри Савчак в НХЛ тогда получал лишь 10.
Время шло, некоторые храбрые клубы даже тратили сверхпоздние драфт-пики на советских игроков (первыми в 1978 году были Вячеслав Фетисов в 12-м раунде и Виктор Шкурдюк в 13-м), а «Монреаль» незадолго до окончания карьеры Третьяка сделал самую решительную попытку привезти советскую легенду в НХЛ — ему предложили 1,5 миллиона на три года, а генеральный менеджер «Канадиенс» летал на переговоры в СССР — это подтверждают западные источники.
В феврале 1987-го глава Спорткомитета СССР Марат Грамов на пресс-конференции сообщил, что советские игроки в ближайшее время в НХЛ точно не уедут. Однако исторический процесс шел гораздо быстрее, чем мог представить себе спортивный главнокомандующий.
В тот период была крайне популярна теория конвергенции и сближения двух когда-то враждовавших режимов. Дух того времени вполне передан в фильме «На Дерибасовской хорошая погода», где американцам сдают списки агентов КГБ, а делегацию США катают по самым безнадежным и спившимся колхозам. До падения просоветских правительств в Европе и фактического конца холодной войны оставалось примерно полгода, Советский Союз выражал яростное желание дружить по всем фронтам — в их число входил и хоккей.
Перед тем, как отправить Гагарина в космос, советские конструкторы провели два репетиционных запуска собак и манекена Ивана Ивановича. Хоккейным Иваном Ивановичем стал Сергей Пряхин, капитан «Крыльев Советов», который до этого был задрафтован «Калгари» в 12-м раунде. «Огонькам» Пряхин на самом деле не был особенно нужен — сильнейшая команда НХЛ ждала Сергея Макарова. Советские люди не хотели сразу же бросаться в неизвестность — и в космос первым полетел Пряхин.
В интервью Денису Романцову Пряхин позже вспоминал: «Первое время у меня в голове не укладывалось — как такое вообще может быть. Чемпионат в разгаре, «Крылья» проводят лучший сезон за десять лет. Родители переживали: «Куда ты один поедешь?». Я тогда еще холостой был. И сам нервничал: уехать одному в Канаду — в конце восьмидесятых это считалось чем-то невероятным».
Для США приезд Пряхина оказался сенсационным — русских там ждали давно, только вот не Пряхина. Более того, даже фамилию игрока все умудрились переврать — на его джерси было написано Priakin, именно так он вошел в американскую историю (в базе Hockey Reference, например). Как потом говорил Пряхин, на его первой пресс-конференции все спрашивали, почему первым стал он, а не кто-то из пятерки Ларионова. Все, что мог ответить игрок — «спросите у руководства».
Контракт у Пряхина был на 125 тысяч, еще 150 тысяч – подписной бонус. В НХЛ тех времен столько получали игроки 3-4 звена, но для советского хоккеиста это были огромные деньги. Правда, весь бонус ушел советской федерации хоккея, а 70% от зарплаты пошло Совинтерспорту. Пряхин позже рассказывал: «Когда я вернулся в Москву (в 1993-м), Дмитриев рассказал, что «Крылья» купили новую заливочную машину и автобус «Мерседес» — его, говорят, только недавно (в 2013-м) распилили, а так он выручал команду больше двадцати лет. Раз так, то мне не жалко этих денег. А на что Совинтерспорт потратил остальное, я даже и не знаю».
Совинтерспорт — еще одна удивительная организация советских времен, которая была создана, чтобы аккумулировать доходы от трансферов и доли зарплат советских игроков. Воспоминания сторон, конечно же, кардинально разные: работники конторы декларируют, что они были почти ангелами, которые оставляли себе только 4% и выбивали лучше условия, игроки же в большинстве своем вспоминают организацию очень плохо (что вполне логично).
Первым, кто пошел на войну, был Вячеслав Фетисов. В январе 1989-го вышло его интервью «МК», которое стало вторым после письма Ларионова в «Огоньке» проявлением фрондерства советских суперзвезд в веселое время гласности. Фетисов говорил, что он знал о тайных переговорах о его продаже. Его обещали отпустить в НХЛ после победы на Олимпиаде-1988, но не сделали этого. Более того, по словам Фетисова, уже перед самим интервью на награждении в Кремле замминистра обороны пообещал отпустить его в НХЛ — но все переиграли сразу после того, как Фетисов получил орден Ленина из рук Горбачева.
В интервью «МК» Фетисов говорил: «Мы для Тихонова — ледовые роботы. Я — крепкий человек, но больше не могу все это видеть. Устал от диктатуры Тихонова, из-за которой в команде нездоровая обстановка. И не хочу больше играть у тренера, которому не доверяю!». После этого, как известно, Фетисов не играл полгода, его не хотели брать на ЧМ, но взбунтовались все лидеры сборной, и он все же отправился в Стокгольм. Отъезд становился очевидным, вопрос был только в методе — легально или нет.
По версии Фетисова, в Совинтерспорте ему предложили только 10% от контракта, после его возмущения и торгов повысили до 20%, аргументируя это тем, что хоккеист не может получать больше, чем советский посол. Через Детский фонд Гарри Каспарова Фетисов сделал загранпаспорт и самостоятельно оформил контракт с помощью американского агента.
Для Совинтерспорта это стало шоком. Как утверждал один из руководителей организации Алексей Никитин: «Первопроходцами стали Фетисов, Макаров, Ларионов и Крутов. Канадцы предложили всей четверке контракты по 1 100 000 долларов. Нас это устраивало. Но Фетисов тогда едва не сорвал сделку. Правда, она все же состоялась, но с большими потерями. За невыполнение предварительной договоренности ставки снизили до 750 тысяч». Фетисов подписал контракт на 250 тысяч, но зато большая часть этой суммы уже шла ему.
Впрочем, терки у Фетисова начались и с агентом — Марком Малковичем. Уникальность ситуации была в том, что Малкович к хоккею до этого дела вообще никакого отношения не имел — он был музыкальным импрессарио. LA Times писали: «Представьте, что директор Большого театра привезет в Москву Майкла Джордана». Даже руководство НХЛ всполошилось — тогдашний президент лиги Джон Зиглер впервые услышал про Малковича и отправил в СССР письмо, чтобы переговоры велись только через лигу.
Малкович заработал репутацию у наших хоккеистов тем, что опекал нескольких советских перебежчиков на Запад из творческой среды. Вместе с Фетисовым предварительный контракт с импрессарио подписал и Ларионов, но он все же уехал по линии Совинтерспорта, как и Крутов с Макаровым. Побег Фетисова помог им получить 50% от контрактов.
При этом импрессарио хорошо заработал на контракте советского защитника — комиссия Малковича составляла 25%, хотя обычно агенты получали 4-6%. Фетисов оговоренный процент не отдавал, и когда контракт с «Девилс» подошел к концу, Малкович подал заявление в суд, аргументируя это тем, что его клиент мог сбежать из страны, не заплатив. Фетисов даже провел несколько часов в тюрьме, а потом состоялся суд, на котором выступили и представители Совинтерспорта. Малкович требовал с игрока миллион — это было даже больше совокупной суммы его контракта.
Представители Совинтерспорта потом рассказывали, что импрессарио пообещал им 40 тысяч долларов, если они дадут показания в его защиту — огромные деньги для начала 90-х в России. Но показания были даны в пользу Фетисова — и как утверждает Алексей Никитин, который тогда представлял российскую сторону на том суде, они были заведомо ложными.
Легально — через Совинтерспорт, как упомянутые выше, или нелегально, как Фетисов и Могильный, до НХЛ в сезоне-1989/90 добрались восемь полевых игроков и один вратарь.
Самое удивительное в их игре было то, что спортивная пресса на Родине о них не вспоминала. Отъезду Пряхина весной была посвящена крохотная заметка в «Футболе-Хоккее» — где-то между товарищескими матчами сборной.
Осенью про энхаэловцев не вспоминали вообще — а ведь это уже 1989-й, когда журнал «Огонек» публиковал на обложке демонстранта с триколором, в каждом номере все сильнее грызли ленинские заветы, а сам «Футбол-Хоккей» становился почти оппозиционным федерации футбола органом. Однако первая серьезная публикация про НХЛ в еженедельнике появилась только во время турне советских клубов.
Что было самым интересным в статье SI, кроме ритуальных слов Фетисова о свободе и Тихонове? Алкогольная проблема. Клубы опасались, что советские игроки приехали в НХЛ по-легкому срубить денег, освободиться от казарменной дисциплины клубных баз и потусить по-полной.
Пэт Куинн, который тогда был генменеджером «Ванкувера», говорил: «Мистер Горбачев выразил озабоченность масштабами пьянства в стране, так что мы будем внимательно за этим следить. Мы обговаривали это с игроками и сказали им, что если они потеряют контроль над ситуацией, то немедленно отправятся домой. Однако я уверен в том, что проблем не будет — никто не захочет публично опозориться.
Увы, первым домой отправился как раз игрок из команды Куинна — Владимир Крутов. Факторов было достаточно, и довольно необычным было то, что жена Крутова поссорилась с женой Пэта Куинна. В «Разговоре по пятницам» она вспоминала: «Сандра взяла над нами такую опеку, что казалось, будто мы для нее подопытные кролики. Лена, жена Ларика, вздыхала: «Как меня она достала!». Но с Сандрой вела себя деликатно. А я не отмалчивалась».
Крутов просто не смог акклиматизироваться к Канаде — об этом говорил и он сам, и позднее уже Пэт Куинн: «Ларионов прекрасно знал английский и легко смог перестроиться под наш ритм жизни. Крутов же постоянно тосковал по родине. Он просто был здесь не в своей тарелке. Периодически в его игре были видны вспышки того Крутова, которого мы видели в сборной, но ему крайне не хватало стабильности. Мы так и не узнали, на что он на самом деле способен».
Сам Крутов говорил потом: «Кстати, у меня также была возможность заключить контракт с другим клубом НХЛ. Но не захотел. Внутри произошел какой-то надлом, я разочаровался в НХЛ, во взаимоотношениях в ней». Уже в более позднем интервью «Известиям» Владимир признался в небольших нарушениях режима: «К тому же я привык в ЦСКА к режиму, что над тобой денно и нощно тренер стоит. А там потренировался — и гуляй на все четыре стороны. И пивка лишнего позволял, и сигаретку мог выкурить».
Среди главных причин назывался и лишний вес — на сайте лиги Крутов так навсегда и останется с 5 футами 9 дюймами роста (176 см) и 195 фунтами веса (88 кг) — супруга утверждала, что придирки к лишнему весу были необоснованными: «Не было у него лишнего веса. Зачем мне врать? Просто у Вовы такая комплекция. Он никогда худым не был. Тут в маму пошел — она женщина коренастая. Главное, Володя с этим весом спокойно играл в ЦСКА, сборной — и никто к нему не придирался». Увы, для более жесткого хоккея в НХЛ эти габариты уже не подходили.
Лишние килограммы подвели и первого советского вратаря в НХЛ Сергея Мыльникова, который отправился в отвратительный в то время «Квебек». После приезда из СССР Мыльникова посадили на строгую диету, но все равно не смогли привести его в идеальную (по мнению тренеров «Нордикс») форму — его габариты составляли 176 см и 76 кг.
Главный тренер Мишель Бержерон публично выражал недовольство. «Наверное, ему очень нравится еда в Квебеке», – заявил он после того, как Мыльников снова не смог скинуть лишний вес. Сергей, помимо этого, вообще не знал английский. «Я даже не уверен, что он знает мое имя, а мне надо сказать парочку важных вещей — и я говорю не о том, чтобы поздравить его с Рождеством на английском», – продолжал возмущенный Бержерон. В тренировочном лагере Мыльников проиграл конкуренцию молодым Рону Тагнатту и Стефану Фисе, а в местных газетах стали публиковать рассказы о том, как этот странный русский сушит носки в микроволновке.
Хороши в этой ситуации, судя по всему, были все. «Квебек» провел чудовищный сезон, в котором выиграл лишь 12 матчей, за год задействовал семь вратарей, а Бержерон после этого сезона больше не тренировал. Мыльникова к декабрю заиграли лишь 5 раз и хотели отправить в фарм-клуб, от чего вратарь отказался — он публично через переводчика критиковал главного тренера и тренера вратарей. Генменеджер команды назвал Мыльникова твердолобым и подчеркнул, что уяснил урок: «Советских игроков надо брать парами и обязательно обращать внимание на их знание языка».
Пожалуй, единственным советским игроком, который в первом сезоне запомнился чисто хоккейными вещами, стал Сергей Макаров — он перешел в чемпионскую команду, которая перед этим поработала с другим русским игроком. Однако Макаров тоже не всегда был доволен тренерскими установками. Однажды Терри Крисп, который тогда тренировал «Флэймс», рисовал Макарову, как он должен играть в позиционной атаке. Внезапно Сергей взял у него мел, перечеркнул все и сказал Криспу: «Тихонов — плохой человек, хороший тренер. Вы — хороший человек, плохой тренер». Крисп обиделся, а впоследствии говорил: «Я играл в командах Скотти Боумэна и Фреда Шеро, так что в тренеры не с луны свалился».
Макаров, как известно, перевернул НХЛ тем, что заставил ввести возрастное ограничение для претендентов на приз новичка года. Но было и кое-что еще, за что газета Globe and Mail назвала его «первооткрывателем хоккея, основанного на владении». Постоянный партнер Макарова Гэри Робертс рассказывал: «Тогда все играли очень примитивно. И вот я вбрасываю шайбу в угол, а Сергей на меня смотрит и качает головой. На скамейке он мне говорит: «Робс, зачем ты вбрасываешь? Пасуй мне и иди на пятак». Он постоянно просил делать пасы в клюшку, а я ему отвечал: «Братан, ты понимай, с кем играешь. Рядом нет ни Фетисова, ни Ларионова — есть только Гэри Робертс, так что готовься к тому, что некоторые мои передачи отправятся в коньки».
В итоге Робертс и многие другие игроки все же переделали себя. В феврале 2016-го, когда Макарова уже включили в Зал славы, Гэри сказал, что это надо было сделать раньше, и оценил роль Макарова в истории: «Обычно, когда говорят об игроке, у которого труднее всего отобрать шайбу, называют Ягра. Но Макаров стоял на одном уровне с ним — он не был высоким, зато сложен был как пожарный гидрант. Никто не укрывал шайбу так, как Сергей. Он сделал всех нас гораздо лучшими игроками».
Читая рассказы о том, как советские хоккеисты адаптировались к жизни в НХЛ, понимаешь, что культурологического содержания в этих сообщениях даже больше, чем чисто хоккейного. Советская империя развалилась не как Римская, из-за оргий и разврата, а из-за ультрааскетизма на всех уровнях. Интроверты, которые привыкли к относительно скромной жизни, совершенно обалдели от жизни в капстране.
Кто-то был не в восторге с самого начала — например, уехавший относительно легально Фетисов: «В Нью-Йорке рядом с жильем для миллионеров на улицах спят бездомные. Здесь контрасты обострены и темп жизни намного быстрее, это поражает».
Зато беглецу Александру Могильному терять было нечего, поэтому он рубил прямо: «Тихонова любят только его жена и собака. Я не хотел ждать десять лет и гробить здоровье в ожидании, пока мне разрешат выехать. В СССР мы фактически играли ни за что — все равно ничего нельзя было купить на то, что мы получали. В магазинах кончился даже стиральный порошок, а сахар исчез из продажи, потому что из него гонят самогон. Нам говорят о переменах, но я их не видел».
«Когда мои родители вернулись в свою квартиру в Хабаровске, там был погром, пропало несколько вещей. Моя мать работала продавщицей — сомневаюсь, что она сохранила эту работу», — продолжал Могильный, который вообще не должен был играть на чемпионате мира, с которого сбежал. Тихонов тогда сделал большой аванс игроку, у которого были дисциплинарные проблемы в чемпионате.
До открытия границ оставалось еще два с половиной года, и хоккеисты фактически стали первыми из простых смертных, кто побывал почти что в параллельном мире. Который, к тому же не встречал их с транспарантами «Добро пожаловать в Канаду, советские товарищи». Консервативные эксперты бесились: Как? Эти русские будут играть в наш хоккей за наши деньги? Логично, что кто-то, как Крутов и Мыльников, адаптироваться не смог.
Кто-то называл первых советских энхаэловцев предателями. Но это очевидная глупость. Они стали хоккейными космонавтами – и советская родина была заинтересована в их запуске ничуть не меньше их самих.