что такое санчасть в тюрьме
Особенности лечения в тюремной санчасти
Lunna
visibility
Болеть чаще неприятно, а болеть на зоне – втройне. Лечить в местах изоляции не стремятся, отправляя в могилу тех, кто еще долго мог жить. Санчасть в колонии не должна выпадать из общей антигуманной философии ФСИН. Так мыслят чиновники тюремного ведомства. Но иногда лечь полечиться в санчасть – диагноз не вызывает сомнения, – означает уйти на время из лагерного мира в сферу покоя. В иное измерение, без надоевшей рутины, самоедства зэков, из вонючего барака, от несъедобной баланды. Как в отпуск.
Речь пойдет о мире внутри мира, где привычный, уже на уровне рефлексий, осточертевший распорядок дня колонии почти не заметен. Болеть на зоне, через стационарную путевку в санчасть, как ни странно, бывает порой даже приятно. Само собой, если в тебе нет «очага заразы», что не лечится скуднейшими, разворованными местными средствами. Например: опухоли, сложные переломы, сахарный диабет, инфаркт.
Если все так плохо – впереди маячит прямая дорога к инвалидности или досрочному освобождению твоего тела через справку о смерти. Ведь всерьез медицинскую помощь в лагерях и тюрьмах так-то и не оказывают; аксиома, известная тем, кто соприкасается с миром, окутанным колючей проволокой. Опухоль мозга не заметят, а с сердечным приступом не разрешат отвезти в вольную больницу оперативные работники, пока не подпишут бессмысленные бумажки.
Так чем же вопреки всему так влекла зэка санчасть, близкое и одновременно далекое административное здание где-то в центре колонии? Ответ – там нет нелепых режимных мероприятий, таких как зарядка в робе и ботинках, дежурств «на тряпке», принудительных и бессмысленных работ, построений для переклички или встречи очередного начальственного тела. Конечно, это не относится к нечеловеческим «лечебно-исправительным» учреждениям Мордовии, Челябинска, Омска и другим красно-режимным регионам. Если галочные принуждения есть, то они зачастую сведены к минимуму. В санчасти, какая благодать! – если администрация не до конца повернута на режимности, ты коротаешь время в небольших палатах, звенящих тишиной и радующих относительной чистотой. Поэтому санчасть для лишенных свободы сродни гостинице, дающей отдых и отрыв от надоевшего барака, с его частенько ополоумевшими обитателями, теснотой и рейдами «конторы».
Санчасть – обитель покоя; там воздух свободен от шума и гогота зэков и ароматов раз в неделю мытых тел. Есть даже душ, парадокс – осужденные уже как-то и не стремятся в него каждый день, кухня и комната с телевизором. Не надо истязать ноги весь день в грубых ботинках и бояться присесть на шконку, что табу в остальной зоне. Можно спать в светлое время суток и с комфортом заварить чаю, не оглядываясь на вьющихся попрошаек, «чаек». Раскладывать все продукты в личной тумбочке – «крысам» здесь не развернуться. И особенно приятно читать книги. Правда с мобильными телефонами проблема: свой брать чревато, а «местные», что у хозобслуги и актива, как-то неадекватно выпрашивать, не имея налаженных связей.
Мечты о путевке в санчасть обуревали сидящих еще со времен красного ГУЛАГа. Тогда попасть в нее было невероятным везением, а зачастую спасением от смерти из-за физического истощения от голода и непосильного труда. Для современников звучит как-то отдаленно, но, открывая Варлама Шаламова, понимаешь по-настоящему, что санчасть равнялась значению уцелеть в последний момент. Как, падая в водопад, пролететь мимо скалы в нескольких сантиметрах.
В наши дни лечь в заветную санчасть трудно. Количество коек для больных ограниченно. Да и хозяин, он же начальник колонии, как повелось – полковник внутренних войск, зная свое дело, запрещает «ложить» сверх устоявшихся людоедских лимитов. Допустим, зона на тысячу человек, а в палатах помещается двадцатка «шконок», но и они стандартно наполовину пустые. Извольте – порядок такой. Нет разрешения на лечение в стационаре всех нуждающихся, вот и бродит народ с температурой под сорок по лагерю, выстаивает на проверках, и… глотает таблетки от кашля. При этом диагноз зачастую медики хранят в тайне. Пишущий эти строки всё помнит.
Автор пробился в санчасть во вторую неделю острого воспаления легких, до этого его вполне по-зоновски ограниченно пичкали порыжевшими таблетками, да-да, от кашля, и аспирином. Не излечив, подумали отправить на рентген. Результат был готов спустя пару дней, но и сообщать его не торопились.
Первый и единственный раз пребывания «там» оказался безоговорочно нежнейшим временем за весь назначенный срок, щедрый на «недопустимые», но распространенные в России методы следствия. И ни пять уколов в день, ни визиты органов с намеками – инициировать новое дело или встретить по освобождению, – не убили неведомое чувство абсолютного отрешения от мира колонии. Отдых, сон и покой. Почти одиночество – ведь рядом так мало людей, и щемит душу предстоящее вскоре возвращение к человеческой жизни по освобождению. Адаптация перед вторым получением паспорта.
На санчасти как-то стихли банальные зоновские разговоры зэков. Мы говорили о том, о чем в бараках почему-то не рассуждают, предпочитая все примитивизировать и опошлять.
Теперь снова обо всем плохом и подлом: пробил час. Санчасть собственно как-то и не лечит, и априори не излечивает; диагнозы врачами ставятся спустя рукава, так же назначается и лечение; профессионализм многих пенитенциарных медиков ниже плинтуса. Автор спустя годы видит главврача санчасти: неадекватный в доску туркмен, или доходчивей, – не по-нашему диковатый. Он был вывезен по связям изъясняющегося с горным акцентом БИОРа (зам. хозяина по безопасности и опер работе). Мусульманская солидарность двух продуктов советской системы. Медицина и туркмен явно не дружили, а любая отечественная санитарка со стажем была грамотней «гастарбайтера», как его прозвали осужденные.
Быстрее всего туркмен понял, что главное – не соблюдение правил врачевания, а угождение начальству, оттого и выгнал в барак паренька с несросшимися до конца переломанными ногами. Тот еще ездил в инвалидной коляске, и заходил в санузел на руках дневального. В бараке ему предстояло, взирая на дырку в полу – «парашу», думать, как над ней оказаться и не упасть на дно. Что бы означило путь в касту «опущенных». Автор не знает его судьбу.
Как умирал Сергей Магнитский, знает вся «креативная» публика. Бить в колокола про аналогичное обращение с политическими «допротестными» активистами и радикалами, особенно пресса, за редким исключением, уже считает не делом первой важности. Первые – уже политзэки второго сорта, а вторые – типа «экстремистские людоеды». Первого сорта – Надя Толоконникова, разные чеченцы и «экономические», автор не про Ходорковского, если что, о других, чьи болячки всегда безмерны, и вызов «прогрессивному человечеству».
Нескончаемая мука на санчасти – получать лекарства, причем от родственников, так как зона лечить не желает. Отчего так трудно? Лагерные медики представлены терапевтом и, не везде, стоматологом и рентгенологом. На конкретно злокачественные заболевания положен большой и толстый кукиш. Кардиолог или окулист заглядывают в колонию пару раз в год, если повезет. Эндокринолог? Еще кого назовете? Все болячки подтверждаются по имеющимся до ареста диагнозам. Обострение на зоне или утрата вольной медкарты (во время следствия «неожиданно» пропала)?
Кажется невероятным, но почти десять лет в Российской федерации действовал официальный запрет для заключенных на получение лекарств с воли. На массовую смертность упитанные чиновники с глумливым оскалом отвечали, что обеспечивают спецконтингент всем необходимым. Под слащавые и казенные речи из тюрем шел поток скоропостижно скончавшихся….
На персонале санчасти лежат несмываемые грехи – фальсифицировать документы о здоровье заключенных, не видеть следов пыток и фабриковать отмазки, когда вертухаи совершают очередное убийство. На языке Уголовного кодекса – сокрытие следов преступления, препятствие следствию и правосудию и соучастие в преступлении. Срока за что полагаются внушительные, но «ПЖиВ» всегда начеку и помогает разоблачать заговоры агентов Госдепа, клевещущих на кристально чистых тюремщиков.
Реальность такова – полстраны сидело, полстраны на коррупционном кормлении. Иногда радуемся, что, попав с запущенной пневмонией на санчасть, невольно вышло отгородиться от лагеря хоть несколько. Затем выйти, написать едкие и злые мемуары, которые ничего не поменяют.
Особенности лечения в тюремной санчасти
Болеть чаще неприятно, а болеть на зоне – втройне. Лечить в местах изоляции не стремятся, отправляя в могилу тех, кто еще долго мог жить. Санчасть в колонии не должна выпадать из общей антигуманной философии ФСИН. Так мыслят чиновники тюремного ведомства. Но иногда лечь полечиться в санчасть – диагноз не вызывает сомнения, – означает уйти на время из лагерного мира в сферу покоя. В иное измерение, без надоевшей рутины, самоедства зэков, из вонючего барака, от несъедобной баланды. Как в отпуск.
Речь пойдет о мире внутри мира, где привычный, уже на уровне рефлексий, осточертевший распорядок дня колонии почти не заметен. Болеть на зоне, через стационарную путевку в санчасть, как ни странно, бывает порой даже приятно. Само собой, если в тебе нет «очага заразы», что не лечится скуднейшими, разворованными местными средствами. Например: опухоли, сложные переломы, сахарный диабет, инфаркт.
Если все так плохо – впереди маячит прямая дорога к инвалидности или досрочному освобождению твоего тела через справку о смерти. Ведь всерьез медицинскую помощь в лагерях и тюрьмах так-то и не оказывают; аксиома, известная тем, кто соприкасается с миром, окутанным колючей проволокой. Опухоль мозга не заметят, а с сердечным приступом не разрешат отвезти в вольную больницу оперативные работники, пока не подпишут бессмысленные бумажки.
Так чем же вопреки всему так влекла зэка санчасть, близкое и одновременно далекое административное здание где-то в центре колонии? Ответ – там нет нелепых режимных мероприятий, таких как зарядка в робе и ботинках, дежурств «на тряпке», принудительных и бессмысленных работ, построений для переклички или встречи очередного начальственного тела. Конечно, это не относится к нечеловеческим «лечебно-исправительным» учреждениям Мордовии, Челябинска, Омска и другим красно-режимным регионам. Если галочные принуждения есть, то они зачастую сведены к минимуму. В санчасти, какая благодать! – если администрация не до конца повернута на режимности, ты коротаешь время в небольших палатах, звенящих тишиной и радующих относительной чистотой. Поэтому санчасть для лишенных свободы сродни гостинице, дающей отдых и отрыв от надоевшего барака, с его частенько ополоумевшими обитателями, теснотой и рейдами «конторы».
Санчасть – обитель покоя; там воздух свободен от шума и гогота зэков и ароматов раз в неделю мытых тел. Есть даже душ, парадокс – осужденные уже как-то и не стремятся в него каждый день, кухня и комната с телевизором. Не надо истязать ноги весь день в грубых ботинках и бояться присесть на шконку, что табу в остальной зоне. Можно спать в светлое время суток и с комфортом заварить чаю, не оглядываясь на вьющихся попрошаек, «чаек». Раскладывать все продукты в личной тумбочке – «крысам» здесь не развернуться. И особенно приятно читать книги. Правда с мобильными телефонами проблема: свой брать чревато, а «местные», что у хозобслуги и актива, как-то неадекватно выпрашивать, не имея налаженных связей.
Мечты о путевке в санчасть обуревали сидящих еще со времен красного ГУЛАГа. Тогда попасть в нее было невероятным везением, а зачастую спасением от смерти из-за физического истощения от голода и непосильного труда. Для современников звучит как-то отдаленно, но, открывая Варлама Шаламова, понимаешь по-настоящему, что санчасть равнялась значению уцелеть в последний момент. Как, падая в водопад, пролететь мимо скалы в нескольких сантиметрах.
В наши дни лечь в заветную санчасть трудно. Количество коек для больных ограниченно. Да и хозяин, он же начальник колонии, как повелось – полковник внутренних войск, зная свое дело, запрещает «ложить» сверх устоявшихся людоедских лимитов. Допустим, зона на тысячу человек, а в палатах помещается двадцатка «шконок», но и они стандартно наполовину пустые. Извольте – порядок такой. Нет разрешения на лечение в стационаре всех нуждающихся, вот и бродит народ с температурой под сорок по лагерю, выстаивает на проверках, и… глотает таблетки от кашля. При этом диагноз зачастую медики хранят в тайне. Пишущий эти строки всё помнит.
Автор пробился в санчасть во вторую неделю острого воспаления легких, до этого его вполне по-зоновски ограниченно пичкали порыжевшими таблетками, да-да, от кашля, и аспирином. Не излечив, подумали отправить на рентген. Результат был готов спустя пару дней, но и сообщать его не торопились.
Первый и единственный раз пребывания «там» оказался безоговорочно нежнейшим временем за весь назначенный срок, щедрый на «недопустимые», но распространенные в России методы следствия. И ни пять уколов в день, ни визиты органов с намеками – инициировать новое дело или встретить по освобождению, – не убили неведомое чувство абсолютного отрешения от мира колонии. Отдых, сон и покой. Почти одиночество – ведь рядом так мало людей, и щемит душу предстоящее вскоре возвращение к человеческой жизни по освобождению. Адаптация перед вторым получением паспорта.
На санчасти как-то стихли банальные зоновские разговоры зэков. Мы говорили о том, о чем в бараках почему-то не рассуждают, предпочитая все примитивизировать и опошлять.
Теперь снова обо всем плохом и подлом: пробил час. Санчасть собственно как-то и не лечит, и априори не излечивает; диагнозы врачами ставятся спустя рукава, так же назначается и лечение; профессионализм многих пенитенциарных медиков ниже плинтуса. Автор спустя годы видит главврача санчасти: неадекватный в доску туркмен, или доходчивей, – не по-нашему диковатый. Он был вывезен по связям изъясняющегося с горным акцентом БИОРа (зам. хозяина по безопасности и опер работе). Мусульманская солидарность двух продуктов советской системы. Медицина и туркмен явно не дружили, а любая отечественная санитарка со стажем была грамотней «гастарбайтера», как его прозвали осужденные.
Быстрее всего туркмен понял, что главное – не соблюдение правил врачевания, а угождение начальству, оттого и выгнал в барак паренька с несросшимися до конца переломанными ногами. Тот еще ездил в инвалидной коляске, и заходил в санузел на руках дневального. В бараке ему предстояло, взирая на дырку в полу – «парашу», думать, как над ней оказаться и не упасть на дно. Что бы означило путь в касту «опущенных». Автор не знает его судьбу.
Как умирал Сергей Магнитский, знает вся «креативная» публика. Бить в колокола про аналогичное обращение с политическими «допротестными» активистами и радикалами, особенно пресса, за редким исключением, уже считает не делом первой важности. Первые – уже политзэки второго сорта, а вторые – типа «экстремистские людоеды». Первого сорта – Надя Толоконникова, разные чеченцы и «экономические», автор не про Ходорковского, если что, о других, чьи болячки всегда безмерны, и вызов «прогрессивному человечеству».
Нескончаемая мука на санчасти – получать лекарства, причем от родственников, так как зона лечить не желает. Отчего так трудно? Лагерные медики представлены терапевтом и, не везде, стоматологом и рентгенологом. На конкретно злокачественные заболевания положен большой и толстый кукиш. Кардиолог или окулист заглядывают в колонию пару раз в год, если повезет. Эндокринолог? Еще кого назовете? Все болячки подтверждаются по имеющимся до ареста диагнозам. Обострение на зоне или утрата вольной медкарты (во время следствия «неожиданно» пропала)?
Кажется невероятным, но почти десять лет в Российской федерации действовал официальный запрет для заключенных на получение лекарств с воли. На массовую смертность упитанные чиновники с глумливым оскалом отвечали, что обеспечивают спецконтингент всем необходимым. Под слащавые и казенные речи из тюрем шел поток скоропостижно скончавшихся….
На персонале санчасти лежат несмываемые грехи – фальсифицировать документы о здоровье заключенных, не видеть следов пыток и фабриковать отмазки, когда вертухаи совершают очередное убийство. На языке Уголовного кодекса – сокрытие следов преступления, препятствие следствию и правосудию и соучастие в преступлении. Срока за что полагаются внушительные, но «ПЖиВ» всегда начеку и помогает разоблачать заговоры агентов Госдепа, клевещущих на кристально чистых тюремщиков.
Реальность такова – полстраны сидело, полстраны на коррупционном кормлении. Иногда радуемся, что, попав с запущенной пневмонией на санчасть, невольно вышло отгородиться от лагеря хоть несколько. Затем выйти, написать едкие и злые мемуары, которые ничего не поменяют.
Медицинская помощь в МЛС
Часть 1
Основные жалобы, связанные с медицинской помощью в местах лишения свободы, всегда однотипны и с ними регулярно сталкиваются заключенные и их родственники. Проблемой оказывается самая элементарная услуга – попасть на прием к врачу. Ей сопутствуют: отсутствие узких специалистов (кардиологов, дерматологов, неврологов, гинекологов) и невозможность получить у них консультацию; недостаточное количество медицинских специалистов в штате медицинской части учреждения; отсутствие необходимого оборудования и формальный характер медицинского осмотра при водворении в ШИЗО, ПКТ, ЕПКТ; отсутствие или дефицит нужных препаратов и замена их худшими аналогами; ограничения на передачу медикаментов с воли; запрет хранения медпрепаратов в личных вещах заключенного.
Прием врача
Медицинская помощь в тюрьме, как и на воле, начинается с визита к врачу, который должен произвести осмотр больного, предположить диагноз или направить на обследование, назначить лечение – как минимум, выписать рецепт на лекарства, а при необходимости выдать освобождение от работы.
Это и есть одна из самых больших проблем. Основные причины, по которым данный вид помощи оказывается недоступным для лиц, лишенных свободы, – нехватка врачей и процедура «попадания осужденных на прием к врачу».
Есть совместный Приказ: №640 Минздравсоцразвития, и № 190 Минюста РФ от 17.10.2005 «О Порядке организации медицинской помощи лицам, отбывающим наказание в местах лишения свободы и заключенным под стражу»
В части 2 Приказа сказано:
«Медицинская часть может иметь в своем составе амбулаторию, стационар, медицинский изолятор, аптеку и стерилизационную (автоклавную).
Амбулатория может включать в себя кабинеты:
В амбулатории выделяются и оборудуются помещения для:
Стационар медицинской части предназначен для:
Реальность
Наличие в составе медицинской части тех или иных функциональных подразделений, количество коек в стационаре и штатная численность медицинского персонала определяются ФСИН России исходя из особенностей территориального расположения Учреждения по отношению к лечебно-профилактическим учреждениям и лимита наполнения Учреждения, установленного Минюстом России.
В реальности же наблюдается хроническая и фатальная нехватка врачей и медперсонала в медчастях исправительных учреждений. На практике мы видим, что независимо от того, где находится колония или изолятор, и сколько в них содержится заключенных, дефицит медицинских специалистов в медико-санитарных частях ИУ – повсеместная проблема. И она так и останется нерешенной и всеобщей, пока ФСИН отделена от Минздрава.
Врачей в погонах не хватает. Пополнить их ряды за счет гражданских специалистов затруднительно. Врачи с воли не спешат идти работать в места лишения свободы из-за низких зарплат («гражданские» получают меньше, чем их коллеги в погонах), да и плохая репутация этих мест – серьезный барьер для кандидатов.
И в этом заключается первопричина всех проблем.
Согласно всё того же Приказа № 285, п.п. 33-34 медицинская помощь в амбулаторных условиях осужденным оказывается в соответствии с режимом работы медицинской части (здравпункта) по предварительной записи. Запись ведет начальник отряда.
Для тех, кто с температурой или чувствует себя плохо настолько, что не в состоянии отстоять очередь, возможности попасть на прием нет совсем. Врач при этом не может выйти в барак для осмотра осужденного, всё по той же причине – он один на всех, и к нему очередь. Кроме того, существенно ограничивает возможности график рабочего времени.
Это очень серьезные проблемы и решать их нужно на законодательном уровне.
Невозможность получения консультации узких специалистов
Их отсутствие в медчастях объясняется не только тем, что в принципе не хватает врачей, но и зачастую нет лицензии у медчасти СИЗО или ИК на работу этого специалиста. Бывает, что работающий врач в учреждении по специальности, например, психиатр, но работает как терапевт и никаких назначений по своему основному профилю сделать не может, из- за отсутствия лицензии у учреждения на данный вид деятельности.
Согласно Пункта 13 совместного Приказа Минздравсоцразвития России №640, Минюста России №190 от 17.10.2005 года «О порядке организации медицинской помощи лицам, отбывающим наказание в местах лишения свободы и заключенным под стражу»:
Учреждение, в котором медицинская часть является его структурным подразделением, исполняет функции лечебно-профилактического учреждения в отношении содержащихся в нем лиц по видам медпомощи согласно полученной лицензии на медицинскую деятельность.
Если в лицензии следственного изолятора не указано необходимых заключенному видов медпомощи, то СИЗО, для оказания помощи, обязано привлечь врачей другого лечебно-профилактического учреждения или разрешить допуск к нему медицинских специалистов из гражданских больниц, в т.ч. за счет средств с его лицевого счета.
Чтобы узнать, на какие именно виды медицинской помощи у СИЗО есть лицензии, необходимо направить в Росздравнадзор обращение (см. копия) и оплатить госпошлину в размере 10 рублей.
Официальный ответ Росздравнадзора (срок ответа не позднее 30 дней) можно использовать для обоснования жалобы в суд и ФСИН.
Оказание медицинской помощи заключенным за счет собственных средств.
Осужденные могут получать дополнительную лечебно-профилактическую помощь, оплачиваемую за счет собственных средств. Такие медицинские услуги предоставляются специалистами медицинских организаций государственной или муниципальной систем здравоохранения в условиях лечебно-профилактических учреждений или лечебных исправительных учреждений УИС. В случаях, когда необходимую медицинскую услугу в указанных условиях предоставить невозможно, она по заключению лечащего врача ИУ может быть выполнена в соответствующем учреждении здравоохранения.
Для этого осужденный обращается с соответствующим заявлением к начальнику ИУ, где указывает вид дополнительной лечебно-профилактической помощи, которую он хотел бы получить.
Заявление рассматривается в трехдневный срок и назначается время визита медицинского специалиста. По прибытии специалиста устанавливается наличие у него права на занятие медицинской деятельностью.
Вид дополнительной лечебно-профилактической помощи и ее объем фиксируются в медицинской карте осужденного.
Оплата дополнительной лечебно-профилактической помощи осуществляется путем перевода денег с лицевого счета осужденного в адрес медицинского учреждения либо оказавшего ее медицинского специалиста.
Отсутствие или дефицит нужных препаратов, замена их худшими аналогами. Ограничения на передачу медикаментов с воли.
Отсутствие или дефицит препаратов проблема повсеместная. Аптечные пункты пенитенциарных учреждений обеспечены по принципу «плохо, но мало». Часто даже самых недорогих и повседневных препаратов нет. И это очевидное нарушение, но когда нужны лекарства, самое быстрое – обратиться к близким за помощью в покупке и передаче нужных препаратов.
По просьбе больного при согласовании с лечащим врачом и начальником медицинской части больному может быть разрешено в установленном порядке приобретение (получение) необходимых для его лечения медикаментов.
Таким образом, главным условием передачи лекарств (в том числе витаминов) и препаратов медицинского назначения является наличие медицинских показаний, то есть назначение врача. Стоит отметить, что требуется назначение именно тюремного медика. Его заключенный может получить у врача местной санчасти, записавшись к нему на прием в установленном порядке. Назначения и рецепты, выписанные больному на воле, не действуют.
Отдельная проблема – как передать родным рецепт, выписанный тюремным врачом, особенно если ты находишься в СИЗО, где на каждый телефонный звонок домой требуется разрешение следователя или судьи, на получение которого может уйти и месяц, и более. О каком оперативном лечении можно говорить в этих случаях? Этот механизм никак не прописан в ПВР, отсюда совершенно по-разному выходят из ситуации в разных учреждениях.
Если больной нуждается препаратах, которых нет в санчасти, он передает информацию своим родственникам с тем, чтобы они смогли купить необходимые лекарства. И опять проблема: как их передать?
Передать препараты и изделия медицинского назначения в учреждение можно двумя способами: лично, через передачу или по почте – посылкой. Обращаем внимание, что оба способа передачи абсолютно равноправны, о чем свидетельствует статья 90 УИК.
Согласно указной статье, части 3., на посылки и передачи с лекарственными средствами и предметами медицинского назначения, получаемыми осужденными в соответствии с медицинским заключением, не распространяются лимиты, указанные в статьях 121, 123, 125 и 131 УИК. То есть их больной может получать без ограничений.
Лекарственные препараты и медицинские изделия, поступающие в передачах или посылках, в соответствии с назначением врача (фельдшера) указываются в медицинской карте пациента, получающего медицинскую помощь в амбулаторных условиях, или медицинской карте стационарного больного (далее — медицинская документация пациента) и в журнале учета лекарственных препаратов и медицинских изделий, поступающих в передачах или посылках (приложение №2). По окончании курса лечения в журнале учета лекарственных препаратов и медицинских изделий, поступающих в передачах или посылках, делается запись о получении препарата, заверенная подписями медицинского работника и лица, заключенного под стражу, или осужденного.